Глава 2. Военкомат

- Тебе повестка из военкомата пришла. На приписную комиссию вызывают, - сказала мать сыну по возвращению со школы.
- Хорошо, где она?
- На тумбочке лежит. Тебя в понедельник туда вызывают.
- Хорошо. В понедельник - так в понедельник.
- Ты бы постригся, а? А то ходишь волосатый, как черт этот с телевидения, из «Машины времени». Как его там? Макаревич?
- Ага, мам. Макаревич. Только я на него не похож. Даже не надейся...
* * *
Выходные пронеслись незаметно: в субботу в полшестого у Олега была тренировка на льду, в Юбилейном. Он зашел за Сашей в полпятого, и когда они вместе спустились в лифте, он водрузил ее сумку себе на плечо, а свободной рукой попытался обнять ее, пока они шли к троллейбусной остановке. Саша взяла его руку, отвела ее в сторону и произнесла:
- Не сейчас. Не надо. Не делай так.
- Почему?
- Потому, что не надо. Мне неприятно. На нас люди смотрят.
- И что?
- Ну, мало ли что подумают.
- Какая разница, что они подумают? Ты знаешь, я хотел тебе давно сказать, но мы все мчимся с зала на лед, со льда в зал, то из дома, то домой, а поговорить толком — так и не получается, может, вот сейчас — выслушаешь меня, сможем поговорить, пока троллейбус еще не пришел?
- Я, кажется, догадываюсь, о чем ты хочешь поговорить... Стоит ли?
- Стоит!
- Знаешь, мы с тобой — друзья. Ты очень хороший друг...
- И только друг?
- Ну...
В этот момент подошел троллейбус 31, они сели в него, и поехали на каток.
На тренировке хотелось спать. Превозмогая зевоту и сон (а было ощущение, что тело поднять-то подняли, а разбудить — забыли), слушая тренера, катаясь на льду вместе с ней, держа ее за руку, касаясь ее бедер, плеч, просто смотря на нее, Олег чувствовал, что из его груди пытается вырваться крик: «Сашка, да люблю я тебя, дуру!», но он сдерживал его, и лишь томным эхом глотка в горле, искренний всполох сердца его опускался, снова оставаясь где-то внутри, не то в груди, не то в животе.
Тем временем они успели размяться и принялись отрабатывать танцы. Сорок минут подряд долбали начало пасодобля. Беговой-беговой-шассе-шассе, беговой-беговой-шассе-шассе... Ноги выворачивать, чтобы лезвия коньков свободных ног обоих партнеров были параллельны льду, чтобы колени были выпрямлены и чтобы локоть левой руки партнера в позиции не стремился опуститься вниз. Работа головой, в такт музыке — задает характер танца. Словно укротитель выглядел Олег в момент, когда он танцевал пасодобль: а Сашка, вживаясь в роль ли, или просто так, сама по себе, пыталась проявить свой необузданный нрав и делать все по-своему, не подчиняясь ни жестам Олега, ни его командам, ни его словам. В конце концов он не выдержал и крикнул:
- Ноги тяни! Носки тяни! Выворачивай стопу! Но при этом — не вались на меня, я тебе не вешалка!
- Да ты сам-то еле на ногах стоишь! Неженка!
- Да иди ты, дура!
- Сам такой!
Тут в их диалог вмешалась их тренер, Наталья Леонидовна:
- А ну-ка перестали ругаться. Рты закрыли и слушаем только меня!
После тренировки по фигурному катанию Сашка поехала в русский музей на курсы искусствоведения, а Олег — на улицу Ушинского, на тренировку по кунг-фу.
* * *
В душном зале его радостно встретил Игорь:
- Сразу видно, что с утра на ногах. Бодрый какой! Здоров!
- Привет, сенсей. Что у нас сегодня?
- Я тебя в три спарринга поставил.
- И?
- Не дрейфь, я в тебя верю. Они, правда, все по 80 с лишним кг весят... Слабо со своими 60?
- Да мне пофиг. В защите?
- Нет, без. Только ты это, поосторожней. Особо не усердствуй. Ребята-то хорошие...

С легкостью одолев соперников, Олег гордо, довольный собой посмотрел на Игоря. Сенсей, а слабо? Слабо со мной? Давай, а?
Игорь посмотрел на ученика, ехидно улыбнулся и сказал:
- Давай! Только пощады не жди. Бой будет жесткий!
- По рукам!

На бой сенсея с его лучшим учеником собралось посмотреть довольно приличное число народа. Клич прошел по дворам гражданки, и все, кто хоть немного знал про клуб — с обеих сторон Муринского ручья, вплоть до академки и Суздальского — сбежались во двор школы на улице Ушинского, чтобы посмотреть, кто кого: нашлась даже парочка дельцов, которые устроили тотализатор.

Оба стояли в черных, абсолютно одинаковых китайских кимоно, на хлопчато-бумажных пуговицах. Начался бой. Взглядом упершись сопернику в грудь, сфокусировав зрачки на пространстве за ним, Олег принял левостороннюю стойку: Игорь был левшой, а Олег одинаково хорошо владел как право, так и левосторонней техникой. Противники начали свой танец вокруг воображаемой точки по центру, что был ровно между теми позициями, которые они занимали. Кружась в своеобразном танце, каждый из них ждал атаки другого. Однако ни Игорь, ни Олег не стремились наносить первый удар. Тогда терпение Олега иссякло и он попытался пробить Игоря двойкой справа. Игорь с легкостью блокировал оба удара и контратаковал ногой в колено ученика: Олег чуть было не упал, но устояв, немедленно подпрыгнул, в прыжке согнутой левой ногой достал икроножную мышцу Игоря и, нанеся удар сзади, чуть ниже колена, попал в болевую точку. Игорь принял стойку журавля и стал тянуть время, чтобы восстановить подвижность «раненой» ноги. Олег прекрасно понимал, что сейчас у него имеется возможность, которую будет глупо не реализовать, и принялся наносить многочисленные удары, комбинации из которых всегда заканчивались на опорной ноге соперника. Однако даже «одноногий» Игорь был настолько устойчив, что сбить его с ног было практически невозможно. Олегу стало понятно, что нужно менять тактику, он вспомнил слова сенсея: «выключи голову, не пытайся все держать под контролем, выброси мысли из головы и просто расслабься, стань самим собой». Так он и сделал. Зрачки его глаз расширились и почернели. В таком состоянии он становился исключительно быстрым — как молния, и кажется, мог предугадывать движения соперников. Тотчас же он провел серию боковых ударов, сделал захват, сдернул Игоря из стойки, напрыгнул тому на опорную ногу, и оказавшись лицом к лицу, сперва ударил Игоря головой в лоб, затем долбанул в солнечное сплетение, крайний удар Игорю удалось блокировать — но он допустил ошибку: во время блока вынужден был раскрыться и тут же получил в челюсть локтем, а затем началось самое интересное: оба соперника принялись вести ближний бой, пользуясь техникой «липкие ручки». Это был своего рода «винь-чунь», но по-русски жесткий и хлесткий: словно пощечины, звучали удары друг за другом, и, глядя со стороны, никто не мог бы сказать, что выясняют отношения закадычные друзья «не разлей вода», а не заядлые враги.
* * *
Вернувшись домой ближе к вечеру, Олег заперся у себя в комнате, включил свой «Спектрум», и начал копировать диски. Завтра, в воскресенье, его очередь работать на их с Юркой точке на Казакова, на Юноне.
Дисководы щелкали, светодиоды моргали, диски копировались, а Олег смотрел в окно: там видны были птицы, их полет, взмахи их крыльев; и карканье ворон едва слышно доносилось сквозь стекло. Он взял тетрадку, открыл ее, потянулся за ручкой, схватил ее резко и принялся писать стих:

БЕСПРЕДЕЛ

Выключился свет и порвалась струна…
Тогда-то ко мне и пришла она,
И лишь после я понял, что это – мечта.
Прижавшийся к ней, отвернувшись от всех,
Скромно, ничуть не робея и смело,
И принялся тогда я за дело.


Вглядись в меня в тени густой:
Мой мозг напичкан ерундой,
Мой запах – словно золотой,
Мой вид отпугивает мух…
Я сам почти протух.
Но, дух мой,
Весел беспредел,
Который всех нас съел.

Ни стона, ни крика; ни звука во тьме…
Все, что я слышу – лишь шепот извне,
Не гнушающийся ругательным словом.
Стоящий в аду тот устойчивый жар,
Слабо, но верно, поднимавшийся вверх,
Извиваясь, сказал, что я – грех.

Длинным телом чуть обвивая меня,
Щелкнув железом, змея уползла.
Но, видя во сне лишь отъявленный белый,
Прячу во тьме лист шиповника целый:
Ведь только тот несет свою долю
Кто очень хочет выйти на волю.

* * *

В воскресенье подъем в полвосьмого, собрать сумку с дисками, каталог, взять с собой еду, потеплее одеться, со всем этим барахлом — на метро.
Вышел на улицу: холодно. Паром раздается каждый выдох, болью в горле — каждый вдох. Олег сел в метро, обмотал ручку сумки вокруг кисти, и так — заснул. Его природный механизм давно уже работал как будильник, и едва проехав станцию «Кировский завод» он проснулся, оглянулся вокруг: сумка на месте, все цело, беспокоиться не о чем. Вышел в «Автово», поднялся наверх по лестнице, пробрался сквозь двери станции, вышел на улицу и вдруг захотел есть...
Мало кто помнит сейчас, что первая «шаверма» в городе появилась именно там. И в наши дни трудно вообразить, чтобы туда стояли очереди. Но так и было. Отстояв в очереди минут пятнадцать, Олег съел непривычный для себя бутерброд, насытившись на время, перешел через дорогу, прошел мимо ресторана, под арку направо, мимо ларьков — к трамвайной остановке. На трамвае номер 60 доехал до проспекта Маршала Казакова, вышел у Юноны. Свежий ветер дул с залива, чайки парили в небе, шел моросящий дождь. Олег раскрыл свой черный зонт, и пошел в гору, в свои родные пенаты.
Неожиданно за спиной раздался крик:
- Олег, погоди!
Это был Юрка.
- Юрик, ты что? Сегодня же моя очередь!
- Да я так, Олеже, не спалось, вот и решил, делать-то нечего, помогу тебе.
- Спасибо, дружище, тогда мы сразу на четырех точках сегодня и в ангаре.
- Ага. Только ребята твои ко скольки подъедут? Не раньше десяти, скорее всего?
- Думаю, да. Могут и опоздать.
- Тогда давай сперва в ангаре, вдвоем, а потом, когда они подъедут — тогда по точкам разбредемся.
- Давай.
Юрка был коренастый, из бывших боксеров: КМС по кик-боксингу, вспыльчивый, заводился с полоборота: круглое лицо, маленький много раз поломаный нос; но при всем при этом — добродушный.
Друзья пошли в гору вместе, Юрик взял в правую руку зонт и стал держать его над Олегом.
- Я что, красна девица, что ли, Юрец?
- Да нет, не похож вроде, - ухмыльнулся тот, и убрал зонт к себе, стал держать его только над собой.
 Компаньоны проходили под высоковольткой, как вдруг спицы зонта заискрились: маленькими корончатыми разрядами сине-белого цвета расползались по ним искры и упирались в пластиковую ручку зонта: зонт загудел звуком трансформатора, Юрик испугался, но не знал что делать — посмотрел вопрошающе на Олега.
- А ты его заземли, - ухмыльнулся Олег, но произнес весьма серьезным тоном, с небольшой долей сарказма.
Юрику сарказм был чужд, он опустил зонт на землю и его долбануло током. Он заорал и побежал как в одно место ужаленный. А Олег кричал ему вслед: «Да я же пошутил, черт побери!»
Олег догнал напарника уже на самом верху, у входа на рынок. Юрик, уже успевший отойти от проделки друга, отдал ему зонт и сказал:
- На следующей неделе Ромку в Польшу отправляем. Он привезет новинки, готовься — надо будет взломать их защиту и поставить свою, под TR-DOS
-  Хорошо, давно ничего нового не было, сделаем. А что там Зонов? Берет мою демку?
- Да, за триста баксов покупает. Но просит эксклюзив.
- Ну ты же понимаешь, пообещать то можно что угодно, а вот если даже не мы — то найдутся те, кто...
* * *

В понедельник утром поехал Олег на Ватутина, в военкомат. Утро было хмурым, все время хотелось спать. Найдя не с первого раза нужную дверь, Олег поднялся на второй этаж и вошел в кабинет. Там он увидел двух человек: один подполковник, второй — в штатском. Оба — явно с похмелья. Достаточно было одного взгляда на этих двух, чтобы вспомнилась в голове фраза: «понедельник - день тяжелый». Они смотрели на Олега исподлобья и чего-то ждали. Олег мысленно окрестил их «дети понедельника»...
Эти двое молчали, продолжая на него смотреть, словно ожидая, когда же он проявит инициативу. Но Олег занял выжидательную позицию, подошел к подполковнику: табличка за его столом гласила «военный комиссар Кукулиди В.М.», и отдал тому повестку, что на днях получил. «Дети понедельника» переглянулись, улыбнулись и одновременно привстали.
Олег удивился такому их поведению, однако ничего не стал говорить. Военком выдал Олегу медицинскую карту и направление, и сказал:
- Идешь сперва в восемнадцатый кабинет, дальше тебе там скажут, куда потом.
А второй, в штатском, добавил:
- Когда всех пройдешь и тебе выдадут заключение медкомиссии — подойдешь к нам.
Длинный узкий коридор, извилистый как змея, мостики между этажами, бледно-розового цвета линолеум на полу, свежевыстланный, но уже с протертостями. Белая дверь кабинета номер восемнадцать. Выдали обходную бумажку, с отметками врачей и с местом для их заключения. Все остальное было словно в полусне: сквозь пелену сознания. Абсолютно скучный окулист проверил зрение, что-то написал неразборчиво, назвал номер следующего кабинета. Туда пошел, там очередной доктор, очередной этап медосмотра: зубной врач осмотрел полость рта, какой-то там еще — проверял на вшей волосы, андролог тоже проверила, все ли в порядке: «странно, что большинство андрологов — женщины», - подумал Олег. Какой-то врач проводил осмотр в большом зале за ширмой, и собрал у своего пункта осмотра очередь. Сидя на скамейке, Олег запомнил один момент: маленький щуплый паренек, в очках с линзами толщиной в сантиметр, с кучей справок о профнепригодности, утверждает врачу, что не годен к воинской службе — и зрение, и сколиоз, и плоскостопие... «Стоп», - говорит врач. - «Какое плоскостопие?»,  - осматривает паренька и продолжает: «Ну, у тебя плоскостопие в такой малой степени, ты мне справки свои в лицо не тычь, я сам все прекрасно вижу и без очков! Вот начнешь в кирзачах марш-броски бегать — вот тогда поймешь, что такое плоскостопие! Как же вы задолбали от армии косить!» и выписывает заключение: «Годен к строевой службе».
Впрочем, в тот день, как успел заметить Олег, каждому, кто проходил комиссию, было написано именно такое заключение: «годен к строевой службе». Даже тем, про кого невооруженным взглядом было понятно, что он в армии просто не выживет.
Вернувшись в кабинет «детям понедельника» со своими бумажками, отдал их им.  Те переглянулись, снова улыбнулись, открыли личное дело Олега, сделали вид, что почитали и наконец, человек в штатском сказал:
- Ну что, Олег, ты где служить хочешь?
- Да мне все равно как-то. Я после школы в институт поступать буду.
- Ну в институт еще попасть нужно. Нынче это не просто. А в армии служить все равно мужику — слышишь — нормальному, настоящему мужику — придется.
- Вот потому и все равно. Какая разница?
- Давай мы тебя в ВДВ припишем? Или хочешь в стройбат?
- Да мне правда все равно.
Те переглянулись снова. Кукулиди вдруг предложил приятелю в штатском:
- А вот смотри, Иваныч, он ростом не высок, в подводники годится. Может, на подводную лодку, на «Комсомолец» его, а?
- Точно! Идеальный моряк! - ответил человек в пиджаке.
Олег насторожился. Что-то в их словах ему не понравилось. Он напряг свою память: его зацепило название подлодки — и точно, он вспомнил и произнес:
- Так она же затонула!
«Дети понедельника» сделали сперва удивленные лица, затем разродились диким хохотом, и Кукулиди, похлопывая по плечу Иваныча, сказал, продолжая хохотать:
- С тебя пузырь, ты проиграл!
- Да уж... Хоть один пацан умный нашелся...
И он посмотрел на Олега, улыбнулся и сказал: «Ладно, Олег, в погранцы пойдешь?»
Олег согласился и получил приписной: «годен к строевой, приписан к погранвойскам».