Взаперти

Снова сижу в четырёх стенах. Выхода нет. Четыре угла. Пол – четыре шага в ширину, семь в длину. Потолок - белый, безвоздушный, подвесной небосвод. Окно, забранное решёткой.

За окном – тюрьма.

Заключённые ходят по расписанию: работа, обед, койка. Солнце выключают по графику. Включают луну. Транслируют кучевые облака, дождь и снег. Иногда манну небесную в виде далёких звёзд.

Обычно звёзд не видно. Обычно их стирают городские испарения. 

Каждый мечтает освободиться. Выйти по амнистии, совершить дерзкий побег. Чем больше срок, тем затасканнее мечта. Идти-то некуда.

Я тоже вынашиваю свой план побега. Но он пока не готов. Словно плоду в чреве матери, ему нужно время, чтобы созреть и оформиться. Поэтому сижу и смотрю в окно. По расписанию – весна.

В моей комнате почти ничего нет. Стол, стул, кровать, клетка с грустной канарейкой. Баллончики с красками. Я рисую на полу и на стенах. Всё, что приходит в голову. Наскальная живопись. Поглядываю на потолок. Высоковато. Даже со стола. Но однажды я обязательно доберусь до этой терра инкогнито. Просто поставлю стул на стол.

Кто-то однажды сказал: всё, что нам действительно нужно для реализации задуманного, всегда находится у нас под рукой. Это так. Просто я ещё не придумала, что изображу на потолке. Другое окно?

В отличие от меня, канарейка не заперта. Дверца клетки всегда открыта. Лететь-то некуда. Дальше потолка не улетишь. Она покидает свою тюрьму, когда ей вздумается, носится из угла в угол, иногда поёт на подоконнике. Пару раз таранила оконное стекло. Глупая птица. Там ведь для неё ничего нет. Думаю, она это понимает, потому что всегда возвращается в клетку. Пьёт воду, чистит перья, и трагически замирает, растрёпанная и грустная.

Помню, как она в первый раз вырвалась из клетки и принялась мотаться по комнате с победоносным верещанием. Звенящей радости хватило на пару-тройку кругов. Потом оказалось, что радоваться особо нечему. Свою маленькую тесную клетку она сменила на клетку побольше, попросторней. Вот и вся разница. Можно было бы, конечно, выпустить её на свободу. Туда, за окно, в большую тюрьму. Но там за кусочек неба она заплатит неминуемой гибелью. Падёт, замёрзшая, камнем на землю или её, доверчивую, растерзают хищники.

Порой я подолгу смотрю на мятущуюся в клетке пичугу и гадаю: какую участь та бы предпочла, получи она возможность выбора? Тихое, спокойное существование в клетке, безопасность и комфорт, или краткое, стремительное пике настоящей жизни, свободное, восторженное падение…

По понедельникам я считаю проходящих мимо окна людей, вернее, их ноги. В том числе, лапы, семенящих следом животных. По вторникам я пишу письма, которые никогда не отсылаю. Потому что некому и незачем. По средам… Что я делаю по средам? Заплетаю и расплетаю волосы. Это помогает думать о том, что я буду делать в четверг. В четверг я просто дышу и ничего не делаю. Потому что слишком устала от мыслей в среду. В пятницу рисую на стенах бесконечные планы побега. В субботу закрашиваю старые планы и рисую новые. В воскресенье с бессильным смирением понимаю, что в понедельник всё начнётся сначала. Что со мной? Что с нами не так?

Разумеется, я вижу сны. Много разных забавных снов. Они будят во мне звериную тоску, которой я даже не знаю названия. Они говорят поразительные вещи. Будто существует другая жизнь. Вне этой комнаты. Вне привычного течения жизни. Вне созданного мной персонального мирка – кокона. Нужно только изменить настройки. Убрать рамки, раздвинуть границы.

Я верю им. Но потом вспоминаю о канарейке, которая вырвалась из одной клетки, чтобы оказаться узницей другой. Пока она сидела в своём маленьком убежище и видела, что за ним скрывается нечто неизмеримо большее, у неё оставалась надежда. Теперь её нет. Свобода оказалась иллюзией. А я так боюсь обрести и потерять последнюю надежду. Что тогда мне делать? Я даже рисовать не смогу. Не смогу строить нескончаемые планы побега.

Но более всего мне мешает моя закостенелость. Она не даёт сделать веру, которая пробуждается во снах, движущей силой. Я просыпаюсь и просто не могу сдвинуться с места. Лишь размышляю, глядя в окно, и дёргаю за уши солнечных зайчиков.

Там за окном – тюрьма.

Она совершенна. Из неё не сбежишь. Поэтому нет нужды в замках и запорах. Нет нужды в надзирателях. Каждый сам себе страж и охранник. Каждый сам возводит стены своей темницы – привязками и привычками, расписаниями и ограничениями, программами и стереотипами. Устанавливает бастионы и начинает им служить. Вскармливает слабости и начинает им поклоняться, приносить каждодневные жертвы. Низводит свободу в ранг излишества, атрибута не первой необходимости. Укрепляет стены своей тюрьмы, замуровывает входы и выходы и тихо воет по ночам, когда первобытная неукротимая сущность всё же берёт своё. 

Я сижу в четырёх стенах. Я тоже вою. Вою на дверь. Потому что она не заперта, а выхода нет…