С рухлядью да в каменны палаты - 1

Загорецкая Муся
   
   С рухлядью да в каменны палаты
   
   Аннотация: Переломный в мировой истории 1676 год. Не просто смена правителей – начало изменения мирового расклада.
   Ну, а параллельно – легкий историко-любовный роман :)
   
   Глава 1
   Реки молочные, берега кисельные
   
   В возке душно и холодно, но теперь хотя бы не так тряско. Выехали на разъезженную дорогу, близко жилье. По карте – это большое казачье село, коих все больше по пути из Сибирской земли, и это хорошо в суровый февраль 1676 года. Посланные вперед обоза холопьи Юшка и Тимоня должны нанять избу для ночлега.
   - Ох и зябко! – сказала Анна Львовна просто, чтобы нарушить промозглую тишину.
   Арсений Ильич не прервал своего блаженного храпа. Закутанный в меха и полости, спал сладко, словно зимний медведь. Алешенька и Машутка не ответили, наверное, тоже спали.
   А вот их матушка то и дело ежилась и ерзала, то потирая щеки и ладони, то пытаясь притопывать ногами. Не так здорова была, как ее муж и старшие дети, бывшая панна Прушинская из-под Смоленска, который сейчас казался ей раем за десятью морями и ста лесами, мечтой недостижимой.
   Арсений Ильич Спешнев, пятнадцать лет назад посланный Сибирским приказом в восточные дикие места, тогда охотно променял теплое место при двоюродном брате царицы Марии на место стряпчего в далеком Тобольске.
   Хитрый да ловкий человечек ни за что не решился бы на такое, а напротив, приблизился бы к царской персоне, к Алексею Михайловичу! Жил бы ладно, ел и пил бы сладко, еще бы и руку потихоньку в казну запускал. Только зачем было бы душу губить преступным деянием? Любое слово царю или его родственникам или ближним боярам о чьем-то деле и без преступления сразу наполняло бы сундуки Спешнева деньгами и делало человеком не слишком заметным, а все-таки важным.
   Но он был простодушен, козням не обучен, придворных интриг боялся, как огня. Ему казалось проще хорошо делать какое-то дело, полезное и другим и себ, да жить удобно и спокойно в любом, пусть самом дальнем краю.
   Не знала об этом панна Прушинская, не знала ее маменька, не знали сестры Анночки, которые зеленели от зависти. Им казалось, что у молодого стольника, который сопровождал двоюродного брата царицы Ивана Богдановича Милославского, того, который сопровождал царя Алексей Михайловича в походе на Смоленск, у такого важного и, в то же время, приятного человека, впереди блестящее будущее. Он станет знаменитым полководцем или, еще лучше, его пошлют послом к заморскому двору и не к одному. И Анночка – конечно, несомненно, обязательно! – разделит с ним все почести и удовольствия сиятельной жизни…
   И вот пятнадцать лет в Сибири.
   О нет, Анночка не хандрила, не скандалила. Ни словом, ни взглядом, ни поступком она никогда не показала, как возненавидела и этот край, и своего простоватого мужа.
   В первые годы она даже уверяла себя, что в Москве не имела бы той свободы, к которой привыкла в родных краях, и которая была чем-то диким и бесстыдным в столице. Да, там она сидела бы под замком в дальних комнатах, никого, кроме женской родни мужа не видела бы и только изредка ее звали бы к гостям… совсем ненадолго, только поклониться да показать, какая она скромная и пугливая, робеет находиться в мужском обществе. А уж танцы и пиры, веселые разговоры и качания на качелях и каруселях – забыть, забыть!
   Да, в отличие от Москвы, во всех сибирских крепостях и городах, куда заносила их судьба, хозяйкой и главой дома была она, Анночка. Арсений занимался государевыми делами, а она и хозяйством руководила, и в развлечениях себя не обижала. Были и веселые разговоры, и качания на качелях и каруселях, и танцы, и пирушки, и рискованные разговоры с кавалерами… но все не то, не то.
   Что толку обманывать себя, танцуя с кавалером павану или куранту? Зачем она с ужасными трудностями узнала и освоила все шаги и движения модного менуэта? Зачем требовала, чтобы злорадствующие сестры присылали ей все модные песни, ноты и поэмы? Какой смысл был спасать свою нежную кожу от лютого ветра зимой и зловредной мошкары летом, не терять гибкости стана и пышности бюста среди тягот многократного материнства?
   Да, на час, на два она забывалась. Но потом с большей досадой вспоминала, что на тысячи верст вокруг никому эта ее милая жизнь и удовольствия не интересны, может быть, даже смешны и подозрительны! А красота ее лица, тела и души интересует разве что десяток человек на полтысячи верст в округе.
   День и ночь стучало ее сердце: "Вернуться!"
   День и ночь ломала она голову, как же это устроить.
   Ради этой мечты она хитрила и неизменно наводила мужа на надобные ей мысли. Его, крепыша и здоровяка постепенно уверила, что с приближением более чем зрелых лет и старости он в здешнем суровом климате зачахнет и иссохнет, как рыжая елка на болоте.
   И вот в прошлом году появился благоприятный повод для перемен. За пару лет до этого один из дядюшек Арсения оставил небольшое наследство. Сразу же, словно воронье, налетели родственники, Понятно, что из сибирского далека Арсений не имел никаких возможностей заявить какие-то права, даже если бы они у него были и он этого хотел. Но у вдовы-тетушки оказался тяжелый характер, через два года она переругалась со всеми мужниными родными и свойственниками. Незнаемый и невиданный Арсений в своем Тобольске представился  ей единственным порядочным человеком, она переписала на него две деревеньки под Тулой и с чувствои исполненного долга ушла в монастырь.
   И тогда Анночка сказала:
   - Деревни растащат по бревнышку и по крестьянину!
   - Ах, жёнка, не деревни дядины тебя привлекают, - вздохнул Спешнев. - Все-то тебе кажется, что там, где нас нет, и реки молочные, и берега кисельные, и на лимонных деревьях марципаны с шоколадом  зреют.
   Но покорился судьбе, подал челобитную о своем пошатнувшемся якобы здоровье и необходимости принять наследство. А когда получил полную отставку от должности, снарядил обоз с вещами, припасами и меховой драгоценной рухлядью (как то, соболями, горностаями, куницами, лисами и белками хорошими, а также с тремя медвежьими шкурами) и по зимней хорошей дороге отправился в унаследованные деревни.
   Все это бывшая Анночка, Анна Львовна, словно прожила сейчас заново и сказала теперь уже мысленно:
   "Ох и зябко, но я потерплю. Еще две недели и…"
   В то же мгновение возок резко дернулся в сторону и стал, истошно заржали лошади, раскричались людские голоса, слышался еще какой-то неприятный звук, словно играли на басовом роге – не понять, что раньше приключилось, что из-за чего расшумелось.
   Анна Львовна выглянула наружу.
   И обмерла.
   В каких-то полусотне шагов от нее стоял громадный медведь.
   Будто нарочно выглянуло солнце и ярко, до боли в глазах, осветило дорогу, заиграло сверкающими искрами на ветвях, покрытых инеем, и на снежном полотне меж лесом и дорогой, где замер зверь. Освещенный солнцем, мощный, лоснящийся он грозно осмотрелся кругом и опять зарычал: вот что это было, не звук охотничьего рога, а рычание!
   Смотрел и яростно рычал.
   Не худой и облезлый шатун, вставший с голодухи из берлоги, но явно поднятый охотниками, потому что красивый, сильный и сытый. Из-за этого еще более опасный.
   Анна Львовна поняла, что зверь направляется к возку.
   Видела своих людей, которые похватали топоры, но не слишком уверенно приближались к медведю. "Вот дуралеи, ведь есть два мушкета, стрелять нужно! Да что ж так их долго заряжают? Порох отсырел?" Снова перевела взгляд на медведя. "Ах, не смотреть ему в глаза, звери от этого свирепеют. И где же пистолет, который припас в возке Арсений? Здесь? Там?"
   Она вроде бы нащупала рукоятку, так ведь еще зарядить нужно…
   Люди опять вскрикнули, но теперь уже радостно. Перед медведем на пути к возку стоял человек! Стоял перед ним невозмутимо и будто бы раззадоривал его рогатиной, будто бы требовал кинуться в драку!
   Что за неведомый смельчак?
   Ах! Он коротко оглянулся! Боже милостивый, совсем даже знакомый. Господин Ростковский, капитан из крепости. Что за рыцарь! Что за отвага!
   Медведь двинулся прямо на него, зарычал, не доходя нескольких шагов, и встал на задние лапы. Ростковский, взмахнув рогатиной, сделал шаг вперёд и со всего размаха вонзил её в живот медведя. Нет, не вонзил, просто ткнул, потому что не рогатина у него в руках, а палка. Но зверь рассвирепел, глаза налились кровью, отвернувшись от возка, он кинулся на смельчака. Ростковский уклонился, зашел с другой стороны и ткнул палкой теперь в лоснящийся бок, отвлекая зверя в сторону леса.
   Выстрел! Еще один!
   "Эти олухи убьют ЕГО!"
   В следующее мгновение Анна поняла: стреляли из леса и стреляли вполне удачно. Медведь повалился на снег, залив его кровью. Обозные люди и солдаты, подоспевшие с капитаном и стрелявшие в медведя, радостно закричали.
   А капитан Ростковский, увязая в снегу, подбежал к возку и галантно поцеловал руку прекрасной пани. Рука дрожала. Но не от страха.
   - Благодарю вас, - произнесла Анна.
   Глаза ее говорили еще многое.
   Глаза отважного пана – тоже.
   - Что случилось? – из вороха мехов сонно выглянул Спешнев. – Господин Ростковский, вы тоже едете этой дорогой?
   - Да, - еле удерживаясь от нервного смеха, сказала Анна. – Александр Матвеевич был так добр, что подарил нам еще меховой рухляди.