Sepulcrum

Завтрак съешь сам, обед прожуй впопыхах, а ужин принеси в жертву сну. Посыпь все это табаком и приправь горячим кофе класса «жидкий асфальт» – получишь первоклассное расстройство желудка. За усердие даже хронический гастрит полагается.
К счастью, эта награда довольно долго ищет своего героя, и Евгений продолжал жить в привычном для него ритме. Даже перечисленные неудобства едва ли смогли бы заставить его отказаться от такого бешеного танца – студент видел в движении жизнь. А если и не жизнь, то процесс,  который может эту самую жизнь подарить. Более или менее достойную.
   Мазурка в утреннем метро сменялась вальсом в университете, вальс в университете – полуленивым полонезом в домашних тапочках.
   Была лишь одна вещь, которая могла остановить бал без конца и края. Хлопья. Не пшеничные, конечно, а те, что имеют обыкновение падать из облаков прямо за шиворот. Такая дальняя дорога – и все ради превращения в каплю воды на чьем-то загривке.
   Евгения с раннего детства завораживал снег. Ни хлюпающий дождь, ни белесый туман, ни по-дешевому блестящая городская роса – ничто не могло заставить его несколько минут стоять, нелепо уставившись во мглу. Почему – он и сам не знал. Как-то это по-детски происходило само собой.
   С наступлением зимы понятие времени размывалось совсем. Так же всегда горели окна, так же нескончаемый поток машин выливался из-за угла, так же были подняты воротники и надвинуты на глаза головные уборы всех фасонов. А снег…
   У снега, казалось, не было никакого плана действий. Он просто вываливался на голову, никому не подчиняясь. Зимнее небо вечно было покрыто пеплом из труб и трубок – не чета помпезным грозовым летним облакам – и из этой антропогенной каши вдруг начинал идти он. Извечный и непостоянный.
   Прохожие сбивали его дымом, паром, собственными телами, а он все сыпался, пока ему самому не надоедало.
   Наверное, Евгений завидовал снегу. Снежинки подгонял только вольный ветер, да и то – как-то сочувственно, с пониманием, что ли. Евгением же двигал совсем другой ветер –ветер грошовых перемен, безжалостный и лицемерный. Правда, снег тоже обманывался предательским теплом чужих тел, сгорал, соприкоснувшись с ними, и это немного роднило его с вереницами граждан.
   Sta, viator!
   И останавливался Евгений. Не повинуясь крику разума, но нутром чувствуя свое бессилие. Вечное бегство в бездну, прикрытую душистой соломой сиюминутных дел.
   Но люди слишком часто предпочитают солому.
   Автобус отходит через четыре минуты – ну как тут не поспешишь?