Захари. Семья

Меня окружала тьма и я не видел ничего, но нечто неуловимое, подобное желанию вдохнуть свежий глоток воздуха, начало снимать тяжесть моих век. Тьма сменилась туманом, я по прежнему не мог разглядеть никакие очертания, туман стал рассеиваться под действием ослепительного света, вспышка - все мои зрительные нервы напряглись и я прозрел. Всё было новое, но вместе с тем до боли знакомым, будто бы я уже видел это где-то, оно затерялось в моей памяти и силилось вырваться, но я мог лишь смотреть и чувствовать, что видел.

 

В воздухе царил целый букет ароматных специй, из которых особенно отчетливо ощущалась корица. На мгновение мне показалось, что этот запах запеленяет мой взор, как если бы мы смотрели телевизор и помехи изображались бы в виде мельчайших янтарных частиц. Я попытался преодолеть эти чувства, привыкнуть к ним и присмотреться получше. На кровати сидел мальчишка и читал детскую книжку, он с любопытством разглядывал нарисованные там картинки и болтал ногами. Он был довольно маленький для этой кровати, но достаточно взрослый, чтобы читать, на нём был одет джинсовый комбинезон, у него были светлые, короткие взъерошенные волосы, которые напоминали растрепанный пучок сена и голубые глаза. Аромат вновь привлёк меня, но то уже был совершенно другой оттенок, я чувствовал табак, крепкий табак, такой, который исходит только из трубки. В нём было нечто отдаленно напоминающее корицу, но гораздо более жгучий, терпкий и я последовал вслед за этим шлейфом. Я увидел взрослого мужчину, сидевшего в соломенном кресле, потягивающим трубку и читающего какую-то газету. Он был крупного телосложения, массивный, но не толстый, - такими бывают знатно подобревшие люди. На нём были круглые очки, которые слегка сползали с его переносицы, они фокусировали его бледно-зелёный взгляд, который когда-то давно, в пору его юности, сочетался с пепельными волосами, ныне редеющими и сантиметр за сантиметр проигрывающие свою маленькую борьбу с лысиной и возрастом.

В доме находился  кто-то ещё и я был готов последовать за новым ароматом, ароматом духов, который мне так и не удалось ощутить, как меня постигли иные чувства. Сперва они казались далёкими и находящиеся где-то вдалеке, но постепенно стали вытеснять окружавшие меня запахи и переросли в шум, затем отчетливые звуки и вот я уже мог услышать мелодию. Звонкий стук металлических тарелок, который производил барабанщик, превращались в бешеный стук стального сердца - можно было живо представить как группа представляла бы из себя эдакого голема, у которого было цельнометаллической сердце, а вместо крови текла бы ртуть, барабанщик выполнял работу этого сердца. Басист плотно выжимал из струн давящую стену вибраций из обволакивающих низов, рубящей середины и звенящих верхов  новеньких стальных струн. Проникновенный  голос солиста, периодически перерастающий то в рык, то в наоборот томные мотивы. Эту душераздирающую музыку парни играли вместе и в отличии от большинства других групп, каждый из них вкладывал в музыку что-то своё, их не интересовала просто музыка, они не стремились просто поиграть на инструменте какую-то понравившуюся мелодию, но отразить свои ощущения, свою душу и их души пели в унисон, рождая нечто, представляющееся льющимся дождем из серебренного сплава, который омывает цветочную поляну.