Вторая жертва сержанта Желомея

В 1938 году сержант  Желомей пошел на повышение. Он стал исполнять обязанности начальника Лепельского окружного отдела НКВД БССР.

Сержант набил руку и умел быстро завершать дела, связанные с "кулацкими элементами". Так, в августе 1937 года он вскрыл "антисоветскую группу" в деревне Веребки Лепельского района. В нее входили, по данным Желомея, колхозники колхоза "Красный Бор", имевшие до революции по десять и более десятин земли. С созданием колхозов их имущественное положение сильно пошатнулось, они были недовольны коллективными отношениями и в открытую высказывались: "Позагоняли крестьян насильно в колхозы...", "Работаем зря...",  "Улучшение... - обман". Не боясь, комментировали процессы над троцкистами:"Их решили убрать".

Желомей, будучи простым оперуполномоченным госбезопасности, оформил высказывания "бывших кулаков" как антисоветскую пропаганду и арестовал четверых: Азаренка Н.С., Мисника И.И., и Дивиных М.А. и П.М., отца с сыном. Все они получили по 10 лет исправительно-трудовых работ.

Двое, 63-летний Мисник Г.Е. и 40-летний Шушкевич Т.Я., были расстреляны. 

Желомей "вскрыл" их причастность к разведывательной иностранной агентуре. Якобы крестьяне встречались с родственником из буржуазной Польши, поили его самогоном и давали колхозную лошадь, чтобы добраться до границы. И, несмотря на то, что Шушкевич не признал обвинения, судьбу колхозников  решила особая тройка НКВД, приговорив обоих к высшей мере наказания.

Пойдя на повышение, сержант Желомей продолжил поимку "польских агентов". В июне 38-го в поле его зрения попал еще один Шушкевич - Павел Иванович.Он также был выходцем из деревни Веребки, родился там в 1883 году.

Надо сказать, что Шушкевичи - древний белорусский род. Их корни обнаружены в архивных документах XVIII столетия.

Трое братьев, один из которых был дедом Павла Ивановича, сколотили из имущества, данного двором магнатского рода Жабов - Плятеров в пособие, крепкое хозяйство. Они пахали землю, держали дойных коров, а также овец и свиней, разводили пчел, вязали сети и ловили рыбу, собирали грибы и пивной хмель. Дань ежегодно выплачивали в виде меда, яиц, гусей и кур. Платили чинш  серебром. После отмены крепостного права выкупили панскую землю.

Род Шушкевичей рос, а земельных угодий не прибавлялось. Приходилось в поисках лучшей доли покидать родные места и обустраивать жизнь на стороне. Так произошло с ветвью Павла Ивановича. Женившись в 1910 году на крестьянке из деревни Подбрусье, он переехал жить в соседний сельсовет, в деревню Лиски. Трудолюбивый крестьянин к своим 55 годам прошел взлеты и падения. Пик благосостояния пришелся на дореволюционный период, тогда он сумел поднять 20 десятин земли и удерживал в хозяйстве три лошади и четыре коровы.

Ленинский Декрет о земле воспринял с радостью, казалось, впереди большие перспективы. А когда пошли колхозы, - призадумался. В общий котел отдал три четверти пахотных угодий, две лошади и две коровы, а отдачи никакой. Семью же кормить надо. С женой Елизаветой растили дочь Александру, сыновей Семена, Виктора и Василия.

Доходили слухи, что в Польше крестьянам жилось лучше. Граница была недалеко, перейдя по болотам, можно было в первое время приобрести или обменять у поляков нужные вещи. Сходил ли туда Павел Иванович - доподлинно неизвестно, скорее всего, - да. Ну какие они чужие! Свои, белорусы, из-за провала Тухачевского оказались разделенными.

Однако распространяться об этом было опасно. Особенно тревожно стало, когда стали выискивать польских шпионов и в обиход вошел термин "враг народа".

Вскоре тучи над семейством сгустились. "Изъятый по линии НКВД" - так дипломатично высказывались в документах должностные лица, обходя слово "арест". "Изъятыми" оказались зять и швагра Павла Ивановича. А  11 июня постучались к нему самому. Оперуполномоченный держал в руках постановление об аресте, утвержденное сержантом госбезопасности Желомеем и санкционированное прокурором Лепельского района Дыкманом. В постановлении были изложены мотивы обвинения, ставшие нормой для сержанта: из крестьян-кулаков, "бывший контрабандист", имеет родственника за границей. И тот же, отработанный Желомеем, комплекс "профилактических мер": заключить под стражу... с последующим переводом в Оршанскую тюрьму.

На следующий день, на первом допросе, следователь зафиксировал круг родных и близких Шушкевича и спросил, как часто он с ними встречался.

"Помилуй, господи, - думал Павел Иванович. - Что тут криминального?" И он спокойно отвечал:

- Со своими родственниками очень часто встречался на работе - в колхозе, и также они иногда заходили к нам в дом.

- А какие разговоры у вас были при встречах?

- Семейного характера... - не подозревая подвоха, искренне отвечал Павел Иванович.

Спустя десять дней второй допрос, второй и последний. Ни очных ставок, ни опросов свидетелей, как было год назад, Желомей больше не организовывал. Теперь он долго не тянул, решал непосредственно с обвиняемым. Можно только догадываться, как обрабатывали Павла Ивановича в этот промежуток времени.

Допрос следователь начал без тени сомнения.

- Вы арестованы за связь с иностранной разведкой, - в лоб заявил он.

И Павел Иванович тут же согласился:

- Признаю себя виновным, я действительно имел связь с польскими разведывательными органами...

Ничего себе дед! Бес в ребро, седина в бороду! Кто ж конкретно взял его в оборот?

"Разведорганы" представлял родственник Павла Ивановича, брат жены (точно по такому же сценарию был арестован и расстрелян другой Шушкевич - Терентий из Веребок), проживавший, по данныи НКВД, за границей.

Вопрос следователя:

- Расскажите подробно, когда и при каких обстоятельствах вы им завербованы.

- Демко Виктор Иванович, уроженец деревни Подбрусье Свядского сельсовета, в 1920 году, работая председателем Волосовичского волисполкома, ограбил сельскую кассу и ушел в Польшу.

Уголовник и разведчик? Разве могли разведорганы доверить серьезное задание человеку с темным прошлым? Если знал Павел Иванович, что тот ограбил кассу, значит знали и другие местные жители. И при первом появлении в окрестностях могли сдать в милицию. Что-то не вяжется...

Но допустим. Чем дед-колхозник, безграмотный, заинтересовал иностранную разведку? Как Павел Иванович стал "шпионом"?

Оказывается, весной 1928-го года Демко поздним вечером пришел к Шушкевичу. Добрый Павел Иванович расположил свояка на сеновале в сарае. Поговорили. Демко рассказал о себе: живет в Вилейке (до 1939 года - Западная Беларусь, - авт.), устроился хорошо - свой дом, работает в полиции. О чем еще говорили? О жизни. Как живется крестьянам там и тут, сравнивали. Отмечали, что поляки имеют возможность развивать свои частные хозяйства. Вот тогда он и сказал, что пришел из-за кордона, чтобы добывать сведения.

Как же реагировал Павел Иванович? "На предложение работать в пользу Польши я дал согласие", - безаппеляционно заявил Шушкевич.

Какой-то несерьезный шпион, этот Виктор. Впервые нелегально проник на советскую территорию и тут же сообщил, что он работает в полиции и представляет польские разведорганы. Да не долго думая начал раздавать задания, причем по всей округе. Переночевав, отправился в соседнюю деревню, к своему брату Сильвестру, потом ко второму шурину Семену Пытько, а затем к более дальнему родственнику - Семену Демко. Уходя, заявил, что года через три - четыре вернется. То есть, раскрыл все карты. А если ловить его станут да засаду устроят? Может быть, Виктор придумал историю с заграницей? Может, он просто скрывался от правосудия, боялся, что его все еще ищут в связи с ограблением (если эта история не придуманная). И для отвода глаз называл, что он из Польши?

Что же выпытал этот странный шпион, какие секретные сведения собрал?

Павел Иванович выдал ему, что в 1925-26г.г. из Орши в Лепель протянули железную дорогу, а на Песчанке в райцентре строится новый военный городок. Догадливый читатель просто рассмеется! Да об этих событиях в районе, важнейших с точки зрения местных жителей, не мог не знать только ленивый. Да мужики в житейских беседах не раз высказывались по поводу крупнейших в районе новостроек!

Снова "шпион Виктор" пришел только через пять лет. Встретила "разведчика" семья Павла Ивановича: жена и дети. Накормили свояка, напоили. Но на этот раз он спешил, задержался только на три часа. О чем успели поговорить? Спрашивал, вступил ли Шушкевич в колхоз и как живется при колхозе. По его мнению, сказал, долго колхозы не продержатся, к тому же скоро война... "После чего я передал ему сведения о политико-экономическом положении колхоза "Прожектор", - как бы каясь, признался подследственный.

Еще более смешно. Положение колхоза составляло государственную тайну? С точки зрения сержанта Желомея, да. И ставилось в вину. Однако и следователь, и тем более прокурор, видимо, осознавали, что шита белыми нитками их шпионская версия. А потому искали, что же еще, сражающее наповал, вменить Шушкевичу. И нашли.

- Какие задания польский агент дал вам?

- ...Говорил мне поджечь колхозные амбары, когда туда будут ссыпаны семена, а также говорил поджечь колхозную конюшню, - откровенно рассказывал Павел Иванович.

Если бы его судьба  интересовала следствие, то логично было бы услышать такой вопрос: "Вы  выполнили его задание?" или хотя бы: "Как Вы отнеслись к его словам?"

Конечно, Павел Иванович ничего этого не сделал. И не думал делать. Но его судьба уже была предрешена. Оставалось нажать на спуск: зацепить самый серьезный его грех - заговор в группе. Следователю очень не терпелось услышать фамилии "соучастников преступления", и он каждый раз, расспрашивая о визитах Виктора Демко, спрашивал, куда "польский агент" пошел дальше. Фамилии, его интересовали фамилии.

В третий раз Виктор объявился в 1936 году, снова его открыто встретила семья Павла Ивановича. Пробыв около суток, он днем (заметьте, "шпион-диверсант" ни от кого не прятался) отправился к другим родственникам. Снова, со слов Шушкевича, интересовался жизнью колхозников, а потом... потребовал вербовки людей в шпионскую группу.

- Но я никого не завербовал, - наивно признавался Павел Иванович.

Этот прямодушный ответ простого сельского мужика, как и ранее, остался совершенно без комментариев, как бы незамеченным.

А последовал последний, завершающий, вопрос:

- А кто занимался вербовкой недовольных людей?

И Павел Иванович, у которого сложилось навязанное мнение о родном брате жены как о коварном и опасном враге, шпионе-диверсанте, не задумываясь, ответил:

- Сам поль(ский)агент,... он завербовал... (и Павел Иванович упомянул четырех человек - все они были родственниками Виктора Демко), о коих он сам мне говорил...

И всё. Павел Иванович подписал себе смертный приговор. Видимо, следователь ждал этого момента. Потому что еще год назад двое из этих людей были арестованы и уже находились как "польские шпионы" в местах весьма отдаленных. Видимо, тогда, в их делах, и всплыло впервые имя Шушкевича. Работал конвейер.

Как безграмотный, Павел Иванович вместо подписи поставил отпечаток пальца (естественно, прочитать протокол допроса он не мог; а кто усомнится, если при допросе присутствовал прокурор!), и на этом следствие закончилось. Особая тройка НКВД  БССР приговорила Шушкевича к высшей мере наказания, и уже 7 октября приговор был приведен в исполнение.

Что стало с семьей Павла Ивановича, можно только догадываться. Рассматривая в 1989 году дело о реабилитации Шушкевича П.И., КГБ и Прокуратура БССР, утвердив решение, отметили, что его родственники "проживающими на территории Витебской области не значатся".

P.S. Если кому-либо известна судьба вышеназванной семьи, прошу сообщить.


08.08/10