Последний день октября
В комнате достаточно большого и представительного вида дома среди лесов было душно, в камине весело потрескивали дрова. Стоял запах еды и воска догоравших свечей. За большим столом сидело семеро человек, о чем-то оживленно беседовавших, параллельно кушая шоколадные лакомства и запивая их горячим чаем. Большие окна были завешены тяжелыми портьерами, так что находившиеся в столовой не видели ни сумерек, ни медленно поднимающийся на свой обычный пьедестал бледный серп молодой луны. Высокие стены были увешаны картинами, гербариями, охотничьими ружьями и миниатюрами. Чуть ли не всю стену до потолка занимал шкаф, полный книгами в красивых бархатных переплетах. На комодах стояли вазы с уже почти гниющими цветами и маленькие портреты семейства в красивых позолоченных рамках. Играющий свет свечей бросал на предметы причудливые тени, те словно танцевали. Пестрые толстые ковры заглушали шаги слуг, приносящих кушанья.
Веселый говор сидящих за столом людей сливался в один общий восторженный гул. Еще позавчера, 29-ого октября, к ним в гости приехал младший сын брата отца семейства, красивый и высокий юноша, решивший, что, вместо того чтобы заниматься тем, чем занимались его старшие братья, то есть, политикой, он будет путешествовать по всему миру и изучать культуру стран. Все были очень рады его приезду и уже два дня в столовой, гостиной, галерее, в саду, - да где только можно было! - слышались восторженные и радостные голоса. Максимку, как его здесь называли, любили все, даже слуги и гувернеры, что можно было заметить даже по тому, как его встречали в даче его дядюшки: скрип колес кареты, на которой приехал молодой человек, радостные возгласы его племянников и кузин, тяжелый бас дядюшки и сдержанное, но тем не менее счастливое приветствие тётушки. Он очень нравился домочадцам и, наверное, был обязан этим своему уму, не лишенному добродетели, порядочности и жизнерадостности. Его улыбчивая физиономия делала счастливыми всех, кого только можно было. Сам Максимка тоже очень любил своих дядюшку и тётушку с их замечательными детьми. Он очень любил беседовать с Машей, старшей дочерью дяди, об искусстве и книгах, и она казалась ему чуть ли не самой умной и начитанной женщиной, несмотря на свои двадцать «с хвостиком» которая к тому же была еще и невероятно мила - что радовало сильнее, ибо беседовать с красивым человеком - счастье еще большее. Ему нравилось играть в прятки и куклы с Костей и Ксюшей, очаровательными и донельзя сладкими близнецами, которые всегда его веселили, и с ними всегда было радостно. Но больше всех, наверное, он любил проводить время с Наташей, с коей можно было поговорить о дальних странствиях, о морях и других, совершенно неведомых им стран, с коей можно было без умолку беседовать о прелестях морской жизни, об открытиях. С ней ему так хорошо, что он порой забывал о времени и всегда с грустью прощался с ней, но и прощался только на ночь, с тем, чтобы утром продолжить вечерний разговор. Ему нравилось видеть ее блестящий взгляд, такой восторженно-детский, ее улыбку, такую чистую и искреннюю. Она всецело разделяла его мнение о путешествиях по дальним местам и даже пару раз говорила, что поедет вместе с ним. Он любил ее братской и теплой любовью, той любовью, которою любят тех, у кого были те же взгляды на жизнь.
Завтра он уедет. И по этому поводу сегодня собралось все семейство. Казалось, всем им нужно было рассказать обо всем, о чем они забыли рассказать за два дня. И вместе с тем, каждый ощущал некую грусть в душе. Не хотелось чтобы человек, с которым приятно беседовать или играть в прятки, или до самого утра разговаривать об общей страсти, уезжал.
- Ну, Максимка, - добродушно-строго начал Иван Игоревич, отец семьи, своим неподражаемым басом, с добротой глядя на племянника, - завтра уезжаешь. Будь осторожен в пути и пиши. Если нужно будет чего, сразу обращайся ко мне. Помогу, чем смогу, а могу я много, сам знаешь, - он покрутил двумя пальцами усы, вспоминая, что, действительно, власть у него была. - Ты мне как сын. Недаром же каждые лето и зиму приезжал к нам. Но из тебя вышел бы отличный, прямо-таки мощный политик... - начал он, но встретив взгляд жены, кашлянул и продолжил. - Впрочем, каким бы ни был твой выбор, сынок, мы все поддерживаем твой выбор. Иди сюда, обниму, - сказал он после некоторой паузы, очевидно, вспоминая, всё ли он сделал правильно и ничего ли не забыл. Он крепко обнял Максимку, отечески похлопывая последнего по спине. - Ну всё, всё.
В этот же момент гувернеры и гувернантки молча зашли в комнату и, держа за руку двух близнецов, увели их. Несмотря на то, что Наташе уже шестнадцать, ее отец настоял на том, чтобы гувернантка Анна осталась у них еще два месяца. Наташа что-то быстро шепнула на ухо своей гувернантки, и та вышла за дверь. Максимка и Маша тоже вышли, сказав, что очень устали и что пора готовиться к завтрашнему отъезду. В комнате остались лишь Наташа и ее папа с мама. Наташа молча постояла, немного нервничая. Ее неуверенность и, возможно, испуг отчетливо ощущались в воздухе.
- Что случилось, милая? - улыбаясь, спросила Валентина Григорьевна, желая подбодрить свою дочь. Она указала на стул рядом с ней, приглашая сесть.
- Мама, папа... - начала Наташа, когда села и чуть слышно сделала глубокий вздох. - Я очень люблю путешествия, дальние страны, люблю открытия, и мне нравится постоянно находится на свежем воздухе, гулять по лесам, и я совсем-совсем не боюсь взбираться на гору. Я... я катаюсь на лошадях, я даже выхожу с вами на охоту, папа! - с мольбой, которая была непонятна обоим супругам, она взглянула на отца. - И мне очень хочется повидать свет, города, я очень хочу изучать культуру стран. Я... я знаю языки! Papa, maman se il vous pla;t*... Это не все, сейчас мы с Аннушкой изучаем английский, и я преуспела в этом. Пожалуйста...
- Но что ты хочешь, милая моя? - с недоумением, раскачиваясь, спросил папа и с немым вопросом взглянул на супругу, но и та пожала плечами. - В Москву мы поедем лишь весною, а в Петербург... Может, стоит нанять учителя?.. - он снова взглянул на жену. - Дочь, мы совершенно не понимаем тебя, - наконец сдался он, глядя на Наташу. Он неловко усмехнулся, повторяя под нос слова забытой песни.
- Я... я хочу путешествовать с Максимкой, - она начала неуверенно, не глядя на родителей, но, когда она подняла голову, те увидели ее полные решимости и уверенности глаза и блестящий взор. Ее щеки были красные от волнения, и почти незаметные русые пряди, случайно выбившиеся из прически, слиплись из-за испарины, покрывшей ее открытый лоб. Ее правильно очерченный рот был немного сжат, а на тонкую переносицу залегла еле заметная морщинка.
- Это... это невозможно, - ответил Иван Игоревич. Он нахмурил свои седые густые брови. Весь его вид кричал о стойкости его решений. - Мы еще даже не отпустили твою гувернантку. Ты для этого слишком мала, твой первый бал был всего неделю назад! И это чрезвычайно опасно и совершенно не подходит для юных особ, вроде тебя. Бери пример со своей старшей сестры. Как она умна! И как при этом женственна, и ей, по крайней мере, никогда не взбредет в голову чушь, вроде путешествий по свету! Ты должна сидеть дома, участвовать в балах, принимать гостей и приглашения в гости, заниматься музицированием, рисованием, чтением... чем угодно, что было бы к лицу девушки, но путешествия!.. Абсурд! Я тебе запрещаю!
В глазах Наташи стояли слезы, готовые сорваться с ресниц и покатиться по ее красным щекам. Ее маленькие губы сжались в полоску, аккуратный подбородок задрожал. Она с мольбой посмотрела на свою мать, но та лишь с сочувствием глядела на дочь и качала головой, мол, я ничего не смогу сделать. Гневная Наташа, ничего не отвечая, выбежала из столовой, чуть не сбила с ног Аннушку и побежала наверх, к себе. Закрывшись, она разрыдалась, сползая медленно по двери. Это было несправедливо, ведь она так любит путешествия, так ей хочется повидать страны и большие города, о которых читала миллионы книг! Так ей хотелось приключений, которые были бы не хуже приключений из романов Жюля Верна. Ей хотелось исследовать моря и океаны, сделать кучу открытий, а вовсе не присутствовать на скучных мероприятиях и танцевать на бессмысленных, как она считала, балах. Ей хотелось ощутить ту свободу в сердце, которая возникает в нем лишь тогда, когда по-настоящему ощущаешь сильный порыв ветра, бьющий в лицо и запах трав, моря, услышать крик чаек... Ощутить под ногами хрустящий песок, свежесть цветов. Все это было ее страстью, с которой она не могла расстаться, да и не хотела вовсе. Все это было частичкой ее самой, что она не могла бы представить свою жизнь без всего этого. Пусть даже это было воображением. А путешествие с Максимкой, другом ее детства, товарищем по общей мечте, братом по крови, - было единственным способом навсегда соединиться с той жизнью, о которой уже давно грезила. И теперь... Ей казалось, что лучик света ее такой призрачной, но казавшейся такой близкой надежды исчез, потух, сгорел, как свечка, будто бы и не было этой надежды.
В дверь постучали. Наташа, поспешно и неаккуратно вытерев слезы, открыла дверь. За ней стояла гувернантка, очень обеспокоенная. В руке она держала маленький тазик с водой и белой марлей. Она неловко, словно утешая, улыбнулась Наташе.
- Ну всё, всё... - говорила она уже через несколько минут, ласково обтирая лицо Наташи влажной марлей. Аннушка знала о страсти Наташи и искренне ей сочувствовала, чувствуя или же понимая умом, как сейчас тяжело должно быть ее пассии. - Всё образуется, и вы поймете...
Сжав губы в тонкую полоску, Наташа покачала головой. Она посмотрела на Аннушку и спросила:
- Где Максимка?
- Он, должно быть, в своей комнате, собираетс...
Ничего не говоря, Наташа выбежала из комнаты и отправилась в другой коридор, в котором находилась спальня Максимки. Он сидел на удобной софе и читал какую-то книгу, несомненно, очень занимательную, судя по легкой улыбке на его губах.
- Максимка! - окликнула его Наташа еще с ходу. Вернее сказать, с бегу. - Максимка... - отдышалась она и начала: - Я спрашивала разрешение у мама с папа поехать с тобой, но они не разрешили, - она не смогла удержать слез и те быстро покатились по ее румяным щекам. - Я хочу, чтобы ты попросил у них за меня еще раз. Ты ведь знаешь, как я хочу, как я желаю увидеть мир... Максимка, прошу тебя, попроси у них, они были со мной совершенно непреклонны! Папа так жесток, но он тебя любит, ты ему как сын, Максимка, попроси у них за меня... - она почти молила, руки были сцеплены в замок у груди, ее глаза горели блеском надежды, последней надежды. Максимка не смог отказать ей, в душе всё же понимая, что родители Наташи правы: авантюры - не для девушек. Но он был благороден, и, когда просит представительница прекрасного пола, то мужчина просто обязан сделать все возможное. Следуя этим чувствам и немой надежде Наташи, он пошел по коридору к лестнице.
На лестнице он встретил Машу, которую, как та сказала, мучила бессонница, и теперь Маша собиралась в библиотеку, чтобы немного отвлечься и заодно почитать что-нибудь на ночь. Увидев Максимку, она улыбнулась ему и любезно предложила:
- Максимилиан, неужели не меня одну мучают бессонные ночи? В таком случае, не против ли вы провести свой досуг в библиотеке?
- Я бы с радостью, но Наташа попросила меня спросить разрешения у дя... - начал было он.
- Наташа? - насторожилась Маша, прекрасно знавя об увлечениях Наташи, хотя та не говорила ей об этом и даже упорно скрывала. И Маша понимала, что все эти приключения, суровая жизнь моряков и открытия - не для девушек. Это, скорее, для молодых парней, в чьих сердцах живет любовь к авантюрам, и в которых кипит жизнь, желание узнать и страсть к дальним странствиям. - Вы же не хотите сказать, что она... что она желает путешествовать вместе с вами? О, Максимилиан! Не дайте этому случиться! Я была бы рада, если бы моя абсурдная младшая сестра поехала с вами куда-нибудь в оперу, на бал, пьесу, но только не это! Поверьте, домашняя спокойная жизнь...
- Маша, я сам против ее задумки, и я бы с радостью объяснил ей, заставил бы остаться, но... ах, видели бы вы ее слезы! - заломил он руки. - Я просто не мог отказаться...
Маша призадумалась, между ее бровей залегла тонкая вертикальная морщинка, почти незаметная. Ее красивые глаза немного прищурились, словно она обдумывала какую-то мысль. Наконец она воскликнула:
- О! - улыбнулась она Максимке и начала: - Вы сейчас пойдете к ней и скажете, что сделали все возможное, но папа отказал и вам. Тогда она уж точно успокоится и, пройдет время, забудет эту нелепую мысль.
Немного поколебавшись, Максимка согласился и пошел обратно к себе. В коридоре на скамейке сидела Наташа и явно нервничала: ее руки тряслись, носок атласных голубых туфель описывал круги на ковре. Услышав шаги, она быстро поднялась и спросила тихо:
- Ну?..
Максимка с сочувствием посмотрел на нее и тихим голосом сказал, что и с ним были непреклонны. Наташа поникла головой и, устремив взгляд в пол, ушла к себе, все же поблагодарив Максимку. В своей комнате она долго думала, глядя на бледный осенний месяц, чей холодный свет проникал сквозь черные тучи. Ее лицо было безмятежно, но решительно, видно было, что она приняла уже какое-то решение и ни за что не отступится. Ее красивые глаза глядели вдаль, и в них горела искра, та самая, которая появлялась в те минуты, когда она говорила о любимых ею странствиях.
Утром, когда солнце уже стояло высоко в небе и дарило всем свои пусть и бледные лучи. Предутренний туман уже давно рассеялся и оставил за собой лишь маленькие влажные капельки. Иней почти исчез, слышался далекий лай собак и ржание коней в конюшне. В окна врывался солнечный свет. Гувернантка постучала в дверь Наташи и, когда ей не ответили, открыла дверь своим ключом и зашла в комнату. В высоком камине горел огонь. Зеркало над ним блестело чистотой.
Комната была пуста, постель даже не тронута.
____________
Примечания:
*Papa, maman se il vous pla;t - мама, папа пожалуйста
Свидетельство о публикации №214112401130