Я приеду к тебе этой осенью... Глава 1

Среди отличников и двоечников. – Контрольная по алгебре. – «Я приеду к тебе этой осенью…»


Конец четверти, как обычно, выдался не из лёгких – контрольная за контрольной. Как говорится, для закрепления пройденного материала. Да и возможность отстающим как-то выправить своё положение. Или… его усугубить.
Не сказать, чтобы Дима так уж отличался по успеваемости от большинства своих одноклассников, но хорошистом был твёрдым. Хотя, как любила повторять мама, можно было бы и лучше. Если постараться.
Димка, конечно, старался. Но это было похоже на то, как будто бы ты держишься на поверхности воды с учётом того, чтобы просто не пойти ко дну, лениво перебирая руками и ногами. А не то, чтобы рваться куда-то вперёд – либо кролем, либо брасом – лишь бы быть первым.

Те из мальчиков, кто обычно выделяются, или как говорят злые языки двоечников – «выпендриваются» – получают обидное прозвище «ботаник».

Перспектива подобная Диму не устраивала. Конечно, чего уж там скрывать, им завидуют те, кто менее удачлив на поприще всевозможных школьных дисциплин. Иначе бы откуда такое пренебрежение?
Хотя нет, в «ботаниках» появляется острая заинтересованность, даже необходимость, но лишь в тех случаях, когда надо либо что-то подсказать с места, либо дать списать. А так, в не экстренных ситуациях – обычные насмешки или подколочки, что в принципе, задевает одинаково.

В классе был такой – Петька Штоколов – длинный, худой, как и положено, в очочках, вечно какой-то задумчиво-серьёзный, как бы отстранённый. Со стороны было не понятно: или в человеке столько высокомерия и самовлюблённости, или же просто чувствует себя, как будто бы не в своей тарелке. На насмешки ребят не обращал никакого внимания. Или же искусно делал вид, что не обижается.

В кругу парней этот «фрукт» особо не прижился, а вот вниманием девочек в классе обижен не был. Да и преображался в общении с ними – делался сразу и деликатным, и внимательным, и галантным.
Вот этот момент особенно злил тех, кого девчонки, можно сказать, не замечали. А не замечали они хулиганов и отпетых двоечников. Таких в классе было двое – Ванька Дерябкин и Вадик Нарушайло.
Фамилия второго, ну, как нельзя лучше подходила под его имидж – возмутителя общественного спокойствия. Они ещё с третьего класса сплотились вместе, когда Вадика, этого здоровячка среднего роста, перевели из другой школы. Все догадывались за что, но предпочитали на эту тему молчать. И только завуч как-то погрозила ему пальцем: «Ну, смотри, Нарушайло, будешь так же нарушать, как там, отправим в спецшколу. Там из тебя человека сделают!». Тот лишь тогда потупил взор и обидчивого надул щёки.

В принципе, ничего такого серьёзного он и не совершил за всё это время. Если, конечно, не считать частично разбитой застеклённой двери при входе на четвёртый этаж. Но там, как он сумел доказать, а точнее, выкрутиться – его толкнули – он, якобы, не виноват. Какая-то случайная потасовка с хулиганом из параллельного класса – то ли кто-то кому-то не понравился, то ли просто разминуться не смогли. Вот тогда-то завуч ему и пригрозила: ещё, мол, одна подобная выходка, и она ставит вопрос на педсовете.
А так, дёрганье за косички или шлёпанье портфелем по голове – дела вполне безобидные. Ну, в какой из советских школ такого не случается?


                * * *

Контрольная по алгебре выдалась на редкость тяжеловатой. Даже для тех, кто в этой самой алгебре более-менее «рубил».
Математичка Евдокия Наумовна, дама вполне уже преклонных лет, постаралась «на славу» – подобрала наисложнейшие задания из программы пройденного материала. Таким способом она радела за то, чтобы к её и без того серьёзному предмету относились с должным вниманием.
Тут ведь как? Подобно звеньям одной цепи – что-то упустил, «прохлопал ушами», и целостность цепочки нарушена. И навёрстывать сложно, потому что наслаивается ещё и новый материал. А новое без усвоения прежнего становится непосильной ношей.

«Особенно для некоторых!» – строго добавляла она и, чуть опустив голову, смотрела на «избранных» поверх своих квадратных очков.

Но больше всего Евдокия Наумовна не любила прогульщиков. И если неуспевающим по предмету ещё можно было хоть как-то помочь, лишний раз разъяснить, то с теми, кто пропускал занятия, разговор обычно был коротким.

«Предмет важный, один из основных, – как говаривала она, настраивая всех в классе на особую сосредоточенность, – и подходить к нему, спустив рукава – недопустимо!»

А вообще прогуливай - не прогуливай, момент расплаты обязательно настаёт. И даже не рано или поздно, как говорят в подобных случаях, а строго по временны’м рамкам.
И как раз момент этот неотвратимо наступил – конец четверти, первые итоги учебного года и так нелюбимая всеми контрольная по алгебре.
Два вполне равноценных варианта разделили класс на вынужденных союзников по этим самым вариантам, где перешёптывающийся слоган «дай списать» становился ключевым.

Все надежды возлагались на «звезду» класса – Петю Штоколова. Да ещё на одну преуспевающую по предмету – отличницу Машу Беленькую. Но их это заботило меньше всего: пока себе не решат, ни на чьи перешёптывания даже не реагируют.
Кто-то терпеливо их ждал, без всякого умственного прогресса глядя в контрольные листы и изображая усиленную работу мозга, кто-то пытался сам решить то, что было по силам – хоть что-то.

Евдокия Наумовна заполняла журнал и, время от времени, поглядывала из-под очков, обводя присутствующих в классе коротким, но пытливым взором.

– Шток, – шёпотом позвал Дерябкин, – Слышь, Шток! Ты всё там?

Петя с невозмутимым видом продолжал что-то обдумывать, а после записывать.

– Ну, Шток, гляди у меня, – прошипел Ванька угрожающе. – Получишь на перемене…

– Так, – оторвалась от журнала математичка. – Кому-то не работается индивидуально?

Дерябкин тут же опустил нос в свою контрольную и недовольно поиграл скулами.

Дима, в отличие от многих в классе, не надеялся на кого-то, а старался решать всё сам. Ну, или хотя бы то, что у него получалось. А там, глядишь, под конец урока, шпаргалка дойдёт и до него – уже изрядно измусоленная и помятая.
Всё-таки, как там ни крути, а взаимовыручка среди ребят присутствовала. Да и как по-другому – вместе же дальше учиться. Сегодня ты помог – завтра тебе помогут. Ну, это если по гласным законам. А по негласным – паразиты, играющие только в одни ворота, и здесь присутствовали. И что-либо изменить в их сознании было занятием бессмысленным.

Прозвенел звонок.
И математичка строгим голосом призвала сдавать свои работы, а кого-то – по всей видимости, и сдаваться…


                * * *

Погожими деньками уходящий октябрь если и радовал, то большинство из них отпылало ещё с бабьим летом. Затем начались дожди, всё больше моросящие и надоедливые. Листва уже почти вся облетела. А по утрам особенно резко чувствовался запах сжигаемых листьев.
По всем законам природы осень входила в свою завершающую стадию – ноябрь, межсезонье, а там и снег не за горами…
Поэтому сегодня особенно приятно было наблюдать выглянувшее из-за туч солнце. Воздух уже немного отдавал морозцем, и, созерцая всё это, невольно вспоминалось пушкинское «мороз и солнце, день чудесный…»

Ребятня высыпала из школы и отправилась по домам.
Рядом с Димкой шёл хоть и не прелестный, как в стихотворении, но всё же друг. Звали которого по абсолютному совпадению так же, как и создателя этой нетленной строки – Сашей. Только вот стихи он не писал в отличие от своего знаменитого тёзки. Да и совпадения на этом, в принципе, заканчивались – потомком арапа не был, бакенбарды не носил, в классики всех времён и народов не метил.
Да и рано ему ещё было об этом задумываться. «Школьные годы чудесные» пока что продолжались.

– Дим, как думаешь, на что написали по алгебре? – спросил Саша.

– Не знаю, – ответил тот. – Но меня бы вполне устроила «четвёрка».

– Ух, «четвёрка»! – воскликнул друг. – Мне бы на «троечку» натянуть, и я был бы счастлив.

– Ну, видишь ли, у каждого свои приоритеты. Меня, к примеру, «тройка» вовсе не устраивает. Мелковато как-то…

– Эх, мне бы твою голову, я бы отличником стал!

– Да? А потом так же, как Штоколову доставалось бы?

– Ну это да… Это я не подумавши… Там, наверное, сейчас Дерябкин ему сцены закатывает.

– Что он, барышня, что ли, сцены закатывать? Да и Штоку всё «по барабану» – сделает невозмутимую «мину» и будет смотреть поверх дерябкинской головы.

– Аха, до тех пор, пока тот не подпрыгнет и не зарядит Штоку по очкам.

– Да сами разберутся, – отмахнулся, наконец, Дима. – В первый раз, что ли?

Его сейчас меньше всего волновали какие-либо разборки. Мысли парня сейчас были далеко отсюда – где-то на широте или долготе прекрасного города под названием Ленинград. Там, где жила Вика, и куда Дима собирался как-нибудь съездить. Может быть, даже и на белые ночи, в июне.

Но на этот раз Вика опередила.
Ещё недели три назад от неё пришло письмо, где помимо всех впечатлений и новостей чёрным по белому было написано главное: «Димка, я приеду к тебе этой осенью! Жди…». О точной же дате приезда обещала сообщить «как только, так сразу».

– Э, дружище, – дёрнул его за рукав Сашка, выводя из задумчивого состояния. – Ты чего такой загадочный-то? Ты это… часом, не влюбился, а?

Димка ничего не ответил, лишь укоризненно взглянул на него: мол, хорош подкалывать.
Тем более они уже подошли к дому, где жили. Дима в первом подъезде, а Сашка чуть подальше – в предпоследнем.

– Ладно, до вечера! – махнул он рукой. – Наберу после шести…


Продолжение: http://www.proza.ru/2014/11/25/1718


Рецензии