Коммунальная квартира. Смысл жизни

       Лешка стал  «философом», как его назвала мама, не спонтанно и не нечаянно. На его психику и на характер мышления повлиял вид регулярных траурных процессий, которые тянулись по Кировскому почти с раннего утра.  А может быть и не только поэтому.

     Болезни облюбовали Лешкин организм. Они цепляллись к нему одна за другой. Сначала скарлатина, затем корь и воспление легких, потом весь набор детских хвороб типа краснухи, свинки. Только все эти напасти минули, как воспалилась слюнная железа, и шею раздуло до размера детского мячика.  Точку в череде болезней поставила мама, уронив на голову сыночка солидный деревянный карниз для крепления тюлевых занавесок. Было много крови, паники и слез. Лешка неделю ходил как индус, его голова была щедро замотана  бинтами.

    На память от травмы остался у Лешки на лбу солидный шрам. Будучи в возрасте, Лешка предполагал, что не только снаружи, но и под черепушкой, на коре мозгового полушария ребенка остался след от воздействия карниза. Иначе чем объяснить, что в голове малыша стали возникать такие не детские вопросы  как, например: зачем живет человек?

       Все болезни, которыми страдал Лешка были либо тяжелыми, либо заразными, поэтому он почти год просидел в своей комнате. А это очень скучно и тягостно. Ни тебе айпеда, как у нынешних детей, ни телевизора, ни плеера, ни компьюторных игр. Единственная оттдушина – детские передачи, которые по утрам транслировал черный репродуктор «Рекорд».
 
    Прослушав сказку про Аладдина и его волшебную лампу, поиграв незамысловатыми игрушками, малыш забирался на широкий подоконник и начинал изучать улицу, хотя объектов для изучения было не так уж и много.  Разве что трамваи. От них исходило много шума, особенно, когда «двойка» выворачивала с набережной Карповки на Кировский. Визгу и скрежету было на всю округу: видать из-за крутого поворота.

     Кроме трамваев интересовали Лешку похоронные процессии. Он их насчитывал до десяти за день.   Гроб ехал либо на катафалке, влекомом парой лощадей, либо на грузовике с опущенными бортами. За гробом следовали опечаленные родственники покойного. Процессию, как правило, замыкали несколько дядей с трубами, которые, под буханье большого барабана, выдували что-то печальное.

     У Лешки, ежедневно наблюдавшего такие шествия, постепенно сформировался вопрос: «Зачем эти люди жили, когда все равно умерли?»

    Вот так, в результате черепной травмы и скорбных шоу озадачился  ребенок проблемой  о смысле жизни.  Он стал тревожно часто допекать маму и папу вопросами, совершенно несвойственными детям в его возрасте. Приставал он с подобными вопросами и к бабушке.

  И если бабушка охотно разъясняла внуку, что у человека есть душа, что  человек живет для того, чтобы угодить боженьке, и если он угодит, то душа после его смерти улетит в рай, то родителей такие вопросы ставили в тупик.

    Действительно, зачем живет человек?

    Коммунисты говорят – чтобы бороться за светлое будущее.

    Капиталисты считают – чтобы делать деньги.

    Конфессионисты думают – чтобы славить бога.

    Эпикурейцы и их последователи уверены – чтобы наслаждаться жизнью.

     Простые люди – чтобы прокормить семью и вырастить детей.

    В общем, вопрос темный и неопределенный. Поэтому родители не стали Лешке ничего объяснять. Они сказали ему, что ты, мол, еще маленький, вот станешь больльшим – сам все поймешь. А между собой порешили, что сына, для отвлечения его от странных размышлений,  необходимо вытащить из уединения и внедрить в какой-нибудь  ребячий коллектив.

      Первым делом Лёшка был устроен в очаг, который находился в том же доме, где он и жил. Этот пятиэтажный дом был очень интересным. Его, ещё до революции, построил эмир бухарский. После же революции в нём устроили коммуналки, в которые поселили трудящихся.

      В семь лет Лешка пошел в школу. И началась интенсивная и интересная жизнь. Лешку приняли в октябрята. «Звездочка» выбрала его своим вожатым. Он стал редактором «Бюллетеня», влился в коллектив художественной самодеятельности. Над октябрятами шествовали пионеры, которые разруливали разные сложности, возникавшие в «звездочках» и всячески  поддерживали и защищали своих подопечных.   

      Кроме официальных, октябрятских занятий можно было на заднем дворе школы развлечься и частным образом, например, поиграть на деньги в такие игры как «чика», «пристеночек», «котёл». Волютой была медь. Но для огольцов пятаки и алтыны были истинно валютой, поскольку за 20 копеек можно было купить мороженное типа "Маня", "Ваня". Можно было подраться «до первой крови», можно было на заборе написать что-нибудь этакое.

      Лешка, выросший в Алексея Барсукова, очень жалел теперешних школьников, которые не были и никогда не будут октябрятами. А еще он не любил либералов, которые ехидничали по поводу октябрят и пионеров. Барсуков не понимал откуда эта желчь. Может быть им в детстве из-за каких-то причин (может быть этнических)  было не очень комфортно ни в «звездочках», ни пионерлагерях.

      А ведь октябрят и пионеров учили только хорошему:

     Быть честным.

     Быть добрым.

     Помогать товарищу.

     Хорошо учиться.

     Уважать старших.

    Наверное все хорошее доходило до детей и делало свое дело.  Наверное, поэтому школы при коммунистах не обносили, как теперь, железными оградами с охранником на проходной.   Наверное, поэтому советские школьницы не убивали своих одноклассниц, поэтому мальчикам даже на ум не могла придти мысль, чтобы избить учительницу или учителя, поэтому в стране Советов юноши не расстреливали в школе своих товарищей.

     Либералы громко сетуют на то, что кампания по десталинизации провалилось. Один умный человек посоветовал им: «А, вы делайте всё лучше Сталина, тогда и  кампаний никаких проводить не придется».



     Годы прошли, а детский бзик относительно смысла жизни, очевидно, не испарился. Иначе чем обяснить, тот факт, что Барсуков, заканчивая десятый класс, решил поступать в Университет, чтобы выучиться на философа.

    Он так бы и сделал. Но тут вмешался один умный жилец коммунальной квартиры, в которой жил и Лешка. Этот жилелц преподавал сопромат в Военно-морском училище. Узнав, что Барсуков собирается изучать философию, он прочитал ему маленькую лекцию: «Алексей, на порть себе жизнь. Философия – это не наука. Она ничего не выводит, ничего не доказывает. Если представители точных и естественнвх наук одаривают человечество разными вещами, которые облегчают и улучшают  жизнь, то философы ничего не выдают на гора: сплошное бла-бла-бла. Философия – это бесплодная смоковница: цветов много -- плодов нема. Настоящий мужчина должен не трепотней заниматься, а делать дело».

     Посллушался Барсуков умного человека. Не пошел он в философы, а подался в моряки. После окончания Высшего Военно-морского инженерного училища служил он на кораблях Черноморского флота и не заморачивался философскими проблемами. Ему было ясно, что смысл его жизни – это защита отечества.

     В наше время патриоты осуждают армию и флот за то, что они в девяностые не защитили, как клялись, принимая присягу, социалистическое отечество. Здесь патриоты поступают не правильно.

     Во-первых, армия предназначена для отражения внешних нападок и стрелять в собственный народ -- это не её предназначение. А то, что Ельцин науськал танкистов на расстрел парламента, так, что с него возьмёшь -- бухарик.

     Во-вторых, в присяге говорится:
    "...Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами".
   
    Вот такого приказа от правительства Советская Армия не получила.