История, которую нельзя переписать. Глава 7

                7.




          Зина буквально грезила Зубковым, но только бабушке Прасковье могла доверить сердечную тайну.  Ещё год и поедет учиться в город. Теперь никакая сила не удержит её в родной деревне.  В отличие от Серафимы она сумеет показать характер.

          Строительство интерната остановилось, как сказали, до следующей пятилетки, полное среднее образование не получить, значит, будет поступать в  техникум. Не знала Зинаида ещё об одной особенности советской системы, учебные программы городских и сельских школ отличались. Возможно, товарищи большевики посчитали, что деревенские дети менее способны к учебному процессу. Складывалось впечатление, делали это намеренно, чтобы при низком уровне подготовки они не могли поступить в высшие учебные заведения, а оставались работать в колхозе. Такая специфическая социальная справедливость.

          Брат Митя нынче протянул резину и опоздал с подачей документов, теперь работает помощником комбайнёра, встаёт ни свет ни заря, и бегает в Пуховую, где в машинотракторные мастерские собрали всю технику.

          После размолвки с родными Зина пришла пожаловаться бабушке:

          - У тебя переночую, разругалась со своими в пух и прах. Видите ли, я не самостоятельная, витаю в облаках. Мама, говорит, что отпустит меня из дома  только вместе с братом. А если его весной заберут в армию, тогда как? Нет, пусть делают со мной что хотят, я в деревне не останусь. Страшно им за меня,  в городе столько соблазнов, быстро на землю спустят. Можно подумать я дура набитая.

          Прасковья Павловна улыбалась, слушая возмущенную тираду своей любимицы.

          - Нет, представляешь, бабушка! Убегу, увидят тогда какая я самостоятельная! И потом у меня там Зубков и Эмма Эдуардовна, помогут если что.

          - Ты бы и правда не слишком полагалась, не хочу расстраивать, но  Зубков старше тебя на десять лет. Женится к тому времени, если уже не женат. И чего тебе других парней, что ли мало?

          - Что ты такое говоришь, я сама видела, нет у него кольца. И вообще кроме меня, – оборвав фразу, Зина обиженно топнула ногой и села на стул. - Сговорились все…


         Бабушка пошла на попятную, заметив, что глаза девушки наливаются слезами:

          - Ой, согрешила я с тобой, девка! На нет и суда нет. И, Слава Богу, что не женат! Поверь, я тебе добра желаю. Не плачь только, Зинушка. Хочешь, дом продам и с тобой поеду? Тогда тебя Анна точно отпустит.

          - Как это!? А можно?

          - Кто мне запретит!?  Купить желающие найдутся, дом  хоть и тятин, но крепкий, на фундаменте, в деревне таких не больше двух десятков осталось. Другие-то что - пальцем ткни - и завалятся скоро. Новому учителю жить негде, сельсовет, может быть, раскошелится. Кроме дома с меня взять-то было нечего, вот и не раскулачили. А в колхоз я первая вступила, оттрубила свою каторгу честно. У меня в городе знакомец имеется, сильно ухлёстывал за мной по молодости, овдовел, говорят,  первое время есть, где остановиться. А потом куплю, какую ни то завалюшку на окраине и будем жить.

          Зина утёрла слёзы и обняла старушку:

          - Бабуся, как было бы здорово так-то. С тобой наверняка отпустят.

          Последние сомнения были развеяны, и девушка вновь стала мечтать. Иначе, где же справедливость? У Ритки успеваемость намного хуже, и то собирается в педагогическое училище. Зина даже ненавистный немецкий язык подтянула за этот год и троек в свидетельстве не должно быть. Жаль только, что в городе один кооперативный техникум и выбора у неё нет. Зато будет товароведом, станет одеваться, как кинозвезда. Всё же жизнь даже в их райцентре сильно отличается от колхозной. Там кино показывают, и цирк приезжает, для этих целей построили новый в два этажа Дом культуры.         


          Рита летом гостила у родни, а когда вернулась, удивила всех своим внешним видом: срезала косы и щеголяла с короткой стрижкой, как настоящая комсомолка. Это ей двоюродные сёстры совет дали. Одного не учли, что в деревне парикмахеров нет, волосы  отрасли и торчали в разные стороны. Смена причёски не добавила ни ума, ни воспитания, теперь упрямая Рита не желала больше заплетать косы, ведь это не модно. Стала выглядеть более неряшливо, только и это обстоятельство её  ничуть не смущало. Уговаривала Зину последовать своему примеру, но девушка не решилась поменять свои косы на воронье гнездо с криво подстриженной чёлкой.

          В семилетку вместо Эммы Эдуардовны прислали лопоухого юнца, таким он показался рано взрослеющим деревенским подросткам. Бедный учитель смущался и краснел, парни его игнорировали и, не спрашивая разрешения, ходили курить прямо во время уроков. Ритке вдруг вздумалось вздыхать по нему, и без того не в меру разговорчивая теперь она трещала без умолку. Все её вздохи выглядели глупо и неестественно, подружка явно переигрывала. Особенно Зину смущали неприличные намёки, видимо, дело не ограничилось сменой причёски, городские сёстры просветили деревенщину ещё кое в чём. В придачу ко всему Маргарита оказалась страшно ревнивой, и на этой почве они почти перестали общаться.

          Только теперь Зина сама не спешила мириться, в своих любовных фантазиях она явно отставала от подруги. Радовалась, что о  своей сердечной тайне промолчала, не хватало, чтобы деревенские сплетницы полоскали своими погаными языками святое чувство. И почему людям есть дело до всего того, что их совершенно не касается,  любят зло высмеять ближнего своего по любому поводу. Зина понимала, что вести задушевные беседы могла только с Прасковьей Павловной.

          Набожная бабушка никогда не участвовала в промывании косточек своим землякам. Вот и сейчас перед сном Зина слушала слова молитвы: «Царю Небесный, Утешителю, Душе Истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище Благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны…».

          И раньше слышала эти слова, но только теперь подумала, что всё же больше всех сокровищ люди ищут в Боге утешения. После споров и столкновений сегодняшнего дня она сама нуждалась именно в утешении. Какое хорошее слово. Мама была по-своему права, ею руководила забота о младшей дочери и, засыпая, Зина решила не сердиться на неё: «и очисти ны от всякие скверны, и спаси Блаже, души наша».

          Наутро первым делом, чтобы убедиться, не приснилось ли ей, Зина поинтересовалась:

          - Бабусь, а ты, правда, согласна продать дом?

          - Меня здесь больше ничего не держит. На родительский день буду приезжать на могилки, своих проведать. Когда грибы-ягоды пойдут, надеюсь, Авдотья на постой пустит.

          - Как же я рада, ты не представляешь! Спасибо, тебе, пойду своим расскажу – девушка обняла и поцеловала старушку.

          Привязалась Прасковья Павловна всей душой к Зине. Чем-то она напоминала ей себя в молодости, такая же живая и открытая. Деревня в то время была в два раза больше, крестьянствовали с размахом и в удовольствие. Был достаток, было и веселье. Уезжать по доброй воле из родных мест желающих не находилось. Красота кругом, глаз радует. В сосновом бору зверья разного полно, грибов и ягод немерено, рыба весной у запруды стоймя стояла, хоть совком черпай. Хозяйство большое держали, осенью на ярмарку свезут излишки, мануфактуры какой надо купят.  Зимой свадьбы гуляют.

          Переломила хребет русской деревне новая власть. Поработала Прасковья Павловна и в колхозе, разницу испытала на себе. Одни честно трудятся на износ, другие лодыря гоняют, зато на собраниях первые горлопаны. Постановили так: против коммуниста слова не скажи, а беспартийный вроде и не человек совсем. Вот и получается, красота та же осталась, только радости уже не приносит. Превратилась деревня в гиблое место, а колхоз в капкан. В городе худо-бедно жизнь берёт своё, веселее народу дышать. А деревне всё под дых бьют, чтобы последние соки выжать каждый год уполномоченных присылают, вроде надсмотрщиков за рабами. Как же работать, когда «один с сошкой, а семеро с ложкой» над душой стоят, да ещё погоняют. Понимала Прасковья Павловна, что сгорит здесь Зинаида, не в её характере подневольная жизнь. Ни за что не смирится.