Лики шизофрении

Передо мной самая обычная, стандартная многоэтажка. Ни высоких заборов, ни тюремных решеток. От жилого дома отличается разве что отсутствием детворы во дворе да еще занавесок на окнах. Ну и вывеской, разумеется. «Городской психоневрологический диспансер». Дурдом, дурка, психушка, психбольница. Известнейшее место в городе. Не санаторий, не тюрьма. Лечебница для самого тонкого, недоступного и малоизученного человеческого органа. Да и органа ли? Добро пожаловать на темную сторону разума. За грань привычного и понятного. А, может, и в другую реальность…

Вход в…

Дверь за спиной закрылась, отсекая жаркий, солнечный полдень. Лифт доставил на самый верхний этаж. Пентхаус скорби. Дальше пути нет. Здесь проходит граница между так называемым миром здравого смысла и зоной запредельной иррациональности.

Доступ в женское отделение № 7 преграждает массивная металлическая решетка от пола до потолка. По ту сторону – небольшое пустующее помещение с уходящими вправо и влево коридорами. Вдоль одной из стен в рядок прилепились стулья, другую буравит доска объявлений. «Место для свиданий» - подумала я. Но сейчас здесь ни души. Тихо как в пещере. Время посещений жестко ограничено.

Я надавила кнопку звонка. Из-за угла тут же вынырнула женщина в белом халате, громыхая, размуровала передо мной тяжелую дверь и сразу заперла ее, стоило мне войти.

Меня встретила простая, аскетичная обстановка казенного учреждения. Поблекшие цветочки обоев резко контрастировали с яркой зеленью крохотного "палисадника" у окна. Коридор прислушивался к шагам. А вот и кабинет заведующего отделением. Скромный рабочий интерьер, также лишен изысков. Из удобств – мягкая мебель консервативного серого цвета. Из украшений – морской пейзаж на стене и многочисленные грамоты-сертификаты в рамках.

Владелец кабинета сидит за просторным письменным столом. Я напротив. Говорю, что меня интересует внутренняя, сокровенная жизнь отделения, жизненные истории его пациенток. Мой визави замечает  – в отделении около 70 пациенток, и у каждой своя грустная история.

Я намерена пообщаться с некоторыми из них лично. Глава отделения соглашается на эксперимент. Конечно, ко мне приведут только тех, кто стабилен и контактен. С кем уже можно говорить без обиняков и соглядатаев. На время беседы я останусь наедине с пациенткой. Доктор приготовил мне сюрприз. И скоро я узнаю, какой.

 – Сегодня к психиатрии сложилось совершенно «пещерное» отношение, то ли дело раньше,  – между тем, инструктирует меня завотделением.  – Раньше это была полноправная отрасль медицины. Это теперь в подобное медучреждение «упекают»  – прежде госпитализировали. Шизофрения  – это не вирусное заболевание, ею нельзя заразиться, и совершенно недопустимо обращаться с такими людьми, как с больными чумой. Как это делали, например, в 16 веке. Шизофрения – это генетическая «поломка», этимология которой до сих пор не изучена. Такое может случиться с каждым. Причины? Причины, как и последствия, могут быть какими угодно…

"То, что я совершила, совершила по болезни"

Рядом со мной на удобном диване сидит Яна, представленная как одна из выздоравливающих пациенток отделения. Милая, улыбчивая девушка с ясными глазами  – непринужденная, жизнерадостная, общительная. Стараюсь вести себя как можно более естественно, но при этом осторожно подбираю слова. Ловлю себя на мысли, что подспудно ищу в облике собеседницы следы болезни, странности, нервозность или заторможенность, хотя бы неловкость. Но их нет. Если бы наше знакомство состоялось не в этом кабинете, ни за что бы не поверила, что Яна рассказывает о себе. 

 – Первый раз я попала сюда три года назад, – говорит девушка.  – Здесь проходила принудительное лечение первые полгода. Лежала в разных отделениях, пока мне не поставили правильный диагноз  – шизофрения. Дело в том, что я …совершила преступление. Был суд. По решению суда меня перевели в больницу со строгим надзором в другом городе. Там я пробыла два года. Обострений у меня уже не было, чувствовала себя хорошо, болезнь отступила. Но я все равно постоянно принимала лекарства. Там все постоянно принимают лекарства, какой бы срок не находились. Я много всего передумала за это время. И, в конце концов, поняла,  – то, что я совершила, совершила по болезни. Мне казалось всякое, были галлюцинации, бред, навязчивые идеи. Это отражалось и на физическом состоянии – я не могла кушать, задыхалась, меня преследовало чувство страха.

 – Как тебе жилось по больницам все это время?

 – Пока не привыкла, было тяжело. Там, в тюремной больнице – все по часам. Прогулка – раз в день. Один час. Здесь свидания разрешены три раза в неделю, мама придет, мы можем обняться, поговорить по душам. Туда мама ко мне приезжала только раз в месяц, и общались мы через два стола в присутствии охраны и санитарки. На разговоры всего час отводился. Так и жила – от свидания до свидания. Палаты запирались, лишнего шага никуда не ступишь. Когда отбыла свой срок, меня снова отправили сюда. Здесь хоть маленькая, но все-таки свобода, на улицу выпускают. И зелени много, в окно глянуть приятно.

 – Чем ты здесь занимаешься?

 – Жду. Каждые полгода у нас комиссия. В прошлый раз меня не выписали. Быть может, в следующий? Мама говорила с моим лечащим врачом. Он сказал, что ждать уже недолго осталось.

 – Что будешь делать, когда выйдешь отсюда?

 – Начну жизнь с нуля, с чистого листа. Ущербной я себя не чувствую. Кто здесь не лежал, тот не поймет. Здесь есть и нормальные люди. Здесь я нашла друзей. А еще… Двенадцать лет назад у меня утонул отец, и самый родной человек для меня  – это мама. Я буду уделять ей внимание, заботиться о ней. Будем больше времени проводить вместе. Замуж пока торопиться не буду, хотя мне скоро 28. На работу устроюсь, деньги буду зарабатывать, помогать семье. По образованию я медсестра, но по профессии после всего работать не хочу. У меня другие планы.      

…Когда вернулся хозяин кабинета, Яна ушла обедать. Доктор сразу прочел на моем лице немой вопрос. И еще до того, как я успела открыть рот, ответил:

 – Яна, с которой вы только что говорили, пыталась убить свою мать. Сначала она проткнула ножом ее, а потом раскромсала живот себе. Яна заболела относительно недавно, и уже на начальной стадии заболевания совершила такое тяжкое преступление. Почему? Когда она к нам только поступила, произнесла такую фразу: «Мне все равно не жить. Я хочу, чтобы там, на небесах, мы с мамой были вместе». Яна считала, что ее преследуют, что у нее множество неизлечимых болезней. И она очень любит свою мать, поэтому решила отправиться на тот свет не одна, а вместе с самым близким человеком.

«До сих пор не пойму почему»      

Я беседую с робкой, застенчивой женщиной лет шестидесяти с мягким грустным взглядом и тихим голосом. Валентина, скромно примостившись на краешке дивана, задумчиво разглаживает мнимую складку на одежде.

 – Давно вы болеете?

 – С двадцати пяти лет.

 – Как вы здесь себя чувствуете?

 – Хорошо, спасибо. Хотя дома все-таки лучше.

 – Как вы сюда попали?

 – Все эти годы я состою на учете, поэтому в случае чего бригада привозит сюда. Здесь подлечат и выписывают.

 – А чем занимаетесь?

 – Я уже на пенсии, хлопочу по хозяйству. Школу закончила в 1966 году, одиннадцать классов с уклоном воспитателя. На работу пошла еще восемнадцати не было. Немного поработала в детском садике нянечкой. Помню, как дети говорили – мы домой не пойдем, мы с Валентиной Ивановной останемся. Места воспитателя тогда не нашлось, устроилась на производство. Там трудилась 10 лет, на доске почета висела. Потом работала в отделении сосудистой хирургии, в роддоме санитаркой. Там мне как-то сказали, что повезут на станцию переливания крови, а сами положили в эту больницу. До сих пор не пойму, почему со мной так поступили, вроде с людьми хорошо обращалась, не грубила, ухаживала. Потом я стала все чаще сюда попадать.

 – Классический шизофренический симптом – пояснил мне доктор по окончанию разговора.  – Валентина  – тяжелая хроническая больная. Она не опасна, но доставляет массу проблем окружающим. Ей всюду мерещатся какие-то заговоры, то соседи, якобы, пакостят, то родственники со свету сживают. На улице вы ее встретите, будете беседовать, ни за что не подумаете ничего подобного. Сейчас она уже спокойная, а когда ее к нам привозят, кричит, буянит, всегда возражает против госпитализации. Всегда госпитализируется принудительно. Но у нее только вид бывает агрессивный, до насилия не доходило никогда.

«В голове стало тихо-тихо»

Моя следующая собеседница, Светлана, ухоженная интеллигентная женщина средних лет. На серьезном приветливом лице лишь глаза говорят о пережитом потрясении.

 – Как вы себя чувствуете?

 – Хорошо… я так давно себя не чувствовала.

 – Как вы здесь оказались?

 – Мне было очень плохо. У меня в голове звучали голоса. Они меня та-а-ак донимали и мучали, что я готова была на все, лишь бы избавиться от этого постоянного шума, от этих бесконечных разговоров в голове.

 – Лечение вам помогло?

 – Да, лекарства помогают очень быстро, но потом, когда меня выписывают, спустя некоторое время голоса и шумы возвращаются снова. Я болею уже четыре года, здесь уже третий раз. Очень надеюсь, что последний. Теперь в голове стало тихо - тихо. Чисто. Просветление наступило. Сама бы я, конечно, ни за что не справилась.

 – Чем вы занимаетесь вне этих стен?

 – Перед тем, как заболела, занималась частным бизнесом. И довольно успешно. Возможно, моя болезнь вызвана сильным стрессом. Незадолго до этого при неизвестных обстоятельствах погиб мой муж. Но у меня остались дети, и ради них я должна поправиться. Очень хочется понянчить внуков.

– Эта больная с особой формой шизофрении,  – комментирует завотделением, и я понимаю, почему он выбрал именно такую тактику – разъяснять не до, а после моего общения с пациентками. Слишком разительно отличие. Слишком обманчивы лики шизофрении. Слишком многогранна "генетическая поломка". Но вернемся к Светлане.

– Она страдает слуховыми галлюцинациями. Это невероятно тягостное состояние, и чтобы избавиться от мучений, Светлана пыталась совершить самоубийство. «Это ужасно, сказала она мне, когда у тебя в голове кто-то постоянно бубнит, говорит всякие гадости, обзывает». Когда Светлана поступила к нам впервые, она утверждала, что это «голоса» приказали ей убить себя.

 – Любой психоз начинается с обычных невротических расстройств, – говорит доктор, провожая меня к выходу из отделения, в мир здравого смысла и понятных вещей. –  Симптомы могут быть разными  – нарушения сна, резкая смена настроений, затяжная апатия. К нам больные попадают, как мы говорим, «с верхушкой айсберга», то есть, когда психоз уже «расцвел во всей красе». Это уже совсем не те люди, которыми они когда-то были. И станут ли прежними, не знает никто…