Настоящее имя
будто у меня не было имени вообще и никогда.
С лицом бездомного поэта, проигравшим в кости все свои будущие рифмы,
я бегал вдоль улиц и поперёк площадей,
приставая ко всем встречным человеческим героям
с вопросами и мольбами:
- Как меня зовут? Скажи мне моё имя, или хотя бы на кого я похож,
потому что мой дом не пускает меня даже на порог,
а моё зеркало смеётся надо мной своей пустотой.
Главный городской лекарь сказал,
оглядев и выслушав меня:
- Ты сумасшедший.
Неподвижно сидящий в тени акации
старик ответил задумчиво:
- Ты ещё юнец.
Юноша с книгой в руке,
спешащий по своим делам, с надеждой проговорил:
- Отец?
На ступенях храма нищие
недоверчиво выслушали меня и зашептались:
- Богач, скряга, грешник.
На храмовой площади заезжий проповедник
начал многословную речь,
в которой я различал только слово «раб».
Портовый грузчик,
не разгибая спины и смяв направление моего беспорядочного бега,
крикнул мне вдогонку : - Конечно же, бездельник.
На пристани торговка рыбой подбоченилась: - Холостяк?
Меняла на площади назвал меня ротозеем,
потому что кто-то вытащил у меня деньги.
Я гнал злодея через весь город,
и когда он обессиленный упал в высохшую канаву,
я, глядя на него сверху, всё-таки задал ему свои вопросы,
и он, тяжело дыша, ответил презрительно: - Ты жалкая жертва.
Мастер по шитью одежды, открывая свою лавку,
окинул меня взглядом и произнёс: - Да ты голый!
Гуляющий по набережной богач сказал:
- Ты голодранец.
А бродяги у входа в рынок,
наблюдавшие за моими прыжками и криками, смеялись,
хохоча: - Посмотрите на этого франта!
Человек, отдыхавший на скамейке у выхода из городских бань,
брезгливо произнёс: - Грязнуля.
Художник, писавший с горы раскинувшееся внизу бирюзовое море,
ответил, не разжимая зубов из-за зажатых в них кистей:
- Ты неплохая натура.
В переполненной пивной печальный поэт сказал:
- Ты юного Морфея дух бесценный!
А кто-то из тех, кто в подобных заведениях всегда остаётся в тени,
пробурчал за моей спиной как-бы про себя,
глядя, как я разрываю вяленую рыбу: - Палач.
Гуляющий по причалу бородатый философ,
глядя сквозь мои безумные глаза, не спеша изрёк:
- Ты есть продукт печали изжившего себя общества,
скучающего по свету материи во тьме равнодушия полной бездуховности.
Кучка паломников,
коленопреклонёнными медленно продвигавшихся к святыне,
находившейся в только им известном месте,
ответили мне укоризненным хором: - Ты безбожник.
Расплывчатые силуэты неразличимой внешности
в проёмах дверей невзрачных домов окольных улиц
молча провожали взглядами мою бегущую фигуру,
с ненавистью бросая мне в спину: - Святоша.
Так я блуждал по городским извилинам до самого вечера,
и когда очередная расплывчатая в темноте фигура
отшатнулась от моих замысловатых пируэтов с паническим возгласом:
- Грабитель!, множество масок человеческих героев,
прилипших ко мне за день, стали трещать, рассыпаясь,
и самая неброская из них перед падением в прах произнесла:
- Имена всех сладких и горьких призраков
той маячащей за твоей спиной огромной горы человеческих пожитков,
трущиеся о тебя всю твою жизнь,
увивающиеся за тобой ясным днём
и без приглашения приходящие к тебе мучительно бессонными ночами,
вызывающие у тебя иссушающую зависть или скрежещущий когтями ужас,
а может быть, и искренний восторг, были придуманы людьми.
Твоё настоящее имя не было в их стае человеческих званий и кличек
ни вожаком, ни просто собратом,
потому что оно родилось совсем не там и не от них,
и поэтому оно незнакомо и не произносимо хором статистов твоей пьесы,
которую вы, человеческие герои, гордо именуете настоящей жизнью.
Среди людей ты найдёшь только бесконечные человеческие имена.
Каждый рождённый герой видит в тебе только предмет страсти либо отвращения,
и даёт имена своим желаниям приобрести такое сокровище
или избавиться от такого хлама.
Человеческие герои клеймят тебя
своими причудливыми словами так же привычно,
как и себя самих, и теми же буквами, как вола, пса, еду,
как любые предметы своего желания либо неприятия, как всё то,
что они могут в любой момент купить либо продать,
присвоить или выбросить, и эти упрямцы отстаивают своё право
так делать перед другими упрямцами.
Если же радостная песня твоего настоящего имени
так громко звучит у тебя в сердце и так властно призывает к себе,
не вздрагивай и не удивляйся грубым звукам человеческих имён и названий,
потому что лишь тот, кто сам не наречён людьми,
знает наверняка и неслышно произносит невысказанными звуками
не написанные нигде небесные буквы твоего настоящего,
поющего о самом себе имени.
И я, припомнив, как мы, познакомившись с Мариникой
и не спрашивая имён друг у друга, месяц или год,
а может быть и сто тыщ мильонов лет обалдевшие кружили
звёздными дорожками ясного полудня и, визжа, барахтались
в солнечных озёрах полуночи, утешился.
И всё.
01.11.2014г.
Свидетельство о публикации №214112400026