Тень

В одном большом городе жили две женщины, Маша и Марина. Они никогда не были знакомы и даже не виделись. Они совершенно не похожи друг на друга. Одна распускает по плечам медовые волосы, другая туго заплетает каштановую косу, одна любит розы и прогулки под луной, другая -- биатлон и лыжные гонки, одна пишет статьи в женском журнале, другая служит в МЧС.  Одна проводит отпуск со своей семьёй, другая исчезает дикарём на пару недель то на Эльбрус, то на Валдай.Одна с удовольствием носит кольцо на безымянном пальце, вторая не ставит государство в известность о том, с кем она спит уже много лет. Впрочем, в их судьбах всё же есть общая черта: они любят одного мужчину.

Только Маша -- давно, издалека, сквозь годы и километры, параллельно с её обычной семейной жизнью. Танцует по клавиатуре, летит килобайтами по витой паре её большая любовь. Баюкает вечером, будит утром, греет, утешает, нежит -- её безответная любовь. Раз в неделю, после мытья посуды и стирки колготок, во время прогулки с собакой -- звенит на ветру нежность, резонирует волнами сотовой связи её светлая грусть. Но кончается разговор, и пальцы автоматически удаляют Его телефонный номер из журнала звонков, от греха подальше.


У Марины всё проще. Марина -- Его жена.
И всё у неё хорошо, но скребёт стальным когтем ревность, когда она, готовясь ко сну, расплетает волосы, смывает макияж и смотрит в зеркало над умывальником.
Знает Марина, что не свою жизнь живёт, ей на роду другое было написано, горькое, несчастливое. Сама не поняла, как получилось, что приехала на неделю в этот сказочный город, встретила на улице принца, какого и в самых смелых мечтах представить не могла, а он в неё влюбился. Она не верила до последнего, щипала себя украдкой -- проснись, так не бывает. И когда он после года совместной жизни предложил ей выйти за него замуж, она отказалась -- побоялась, что штамп развеет волшебство.

Жизнь, похожая на сказку, продолжалась. Страсть с годами не уходила, а только разгоралась. Он придумывал новые забавы для себя и для неё, а она с удовольствием воплощала его желания. Они обрастали квадратными метрами, общими фотографиями и воспоминаниями, у обоих прибавлялось и денег на счетах, и звёзд на погонах, они становились похожими друг на друга, и друзья звали их не по именам, а по его фамилии -- Лубянские. "Тебя Бог поцеловал, не рассказывай никому, чтоб не сглазили!" -- говорили ей подруги, и она улыбалась в ответ -- да, повезло, такая жизнь не каждому достаётся.

Но грустит Марина, когда остаётся наедине со своими мыслями, не чувствует себя хозяйкой своей красивой жизни. Однажды она разбирает старые вещи в шкафу, и из мужнего студенческого конспекта выпадает фотокарточка. На фото -- её супруг, совсем ещё молодой. Его обнимает красивая светловолосая девушка. На обратной стороне -- подпись: "Лучшему парню на Земле -- в память о сегодняшей ночи. 15 ноября 2000". И горькими слезами заливается Марина, сбивает костяшки о паркет, пытаясь унять острую боль под сердцем. "Я просто тень другой женщины." -- с тоской думает она.


Однажды утром она, как обычно, умывается, поднимает голову -- и вдруг видит, что отражение лица в зеркале стало полупрозрачным, и сквозь него видны полотенца, висящие за её спиной. Не веря глазам, она смотрит на свои ладони и обнаруживает, что они тоже стали почти прозрачными, как тюль или мутное стекло. Она хватает тональник и щедро намазывает его на сухую, ещё не проснувшуюся кожу. Краска слегка стягивает лицо, но эти ощущения -- ерунда по сравнению с тем, что она испытала минутой раньше. Она быстро рисует тени на глазах до самых бровей, густо красит ресницы, румянит щёки. Это кажется ей недостаточным, и она натирает кремом руки почти до локтей, достаёт из шкафа лосьон для тела, спешно мажет плечи и грудь, а затем брызгает на запястья сразу из двух флакончиков с туалетной водой.

На работу она прибегает взмокшая и растрёпанная, но зато вовремя. Садится в широкое кресло, привычно нажимает кнопку запуска на системном блоке. Но что-то не так, чего-то не хватает. Она морщит лоб, силясь понять, что же её смущает. Вдруг она чувствует тяжёлую руку на своём плече.
-- Марина, ты с завтрашнего дня в отпуске. -- говорит начальник вместо приветствия. Можешь говорить всё что угодно по поводу того, что без тебя не обойтись, но ты уже пять минут сидишь перед монитором, не обращая внимания, что он не работает. А не работает он потому, что сегодня утром вырубило сеть, и наш этаж остался без электричества.
-- Но нам же необходимо...-- Марина поворачивается к шефу, но, глядя, как его лицо вытягивается в неприятном удивлении, замолкает.
- Так, Лубянская. Заявление на отпуск мы подпишем без тебя, а ты сейчас выпьешь кофе, умоешься, и сходишь к неврологу. Впрочем, ходить никуда не надо, я тебя сам сейчас отвезу. Мне так спокойнее.


-- Спать надо больше. -- произносит врач клиники МЧС, стягивая манжету тонометра с Марининой руки. -- Вы, конечно, молодец, что не стали тянуть, а обратились сразу, но могу Вас заверить -- Вы в полном порядке. Зрение у вас снайперское, рефлексы в норме, данных за сердечно-сосудистую патологию также нет, кожные покровы... хе-хе, да я бы отдала за такую кожу десять лет жизни. Возьмите отпуск, сгоняйте на море, в горы, к чёрту на кулички. Только не на Донбасс, пожалуйста. Нет, я не намекаю, я предостерегаю, у меня вчера был пациент... простите, что-то я заболталась. Кстати, в прошлые выходные мы всей семьёй ездили на Солнечный пляж и отлично провели время, я рекомендую.
-- А всё же, можете написать мне что-нибудь в назначениях?
-- С удовольствием! -- врач улыбается широко, как в рекламе зубной пасты. -- Так и перечислю: купальник, крем для загара, полотенце, солнечные очки... Ну хорошо, раз так хочется настоящего лечения с таблетками -- давайте попьём витамины. И, пожалуйста, придите ко мне сразу после отпуска. Так и пишу: хороший отдых, хорошие книги и повторный визит через три недели.

Марина выходит из медицинского центра изрядно повеселевшей. Конечно, она просто не выспалась, вот ей и померещилась такая глупость. Спасибо начальнику за заботу. Стыдно, конечно, что взрослая женщина нуждается в том, чтобы её спасали от себя самой.
От клиники до дома -- полчаса неспешным шагом, и Марина идёт по любимому городу, наслаждается его шумом, его архитектурой, лицами его людей. От удовольствия она даже начинает пританцовывать на ходу. Действительно, почему бы ей и не съездить завтра на Солнечный пляж, благо ехать совсем не далеко.

 

Первый круг ада представляет собой кольцевую железную дорогу, по которой бесконечно катит субботняя июльская электричка. Вагонов в ней явно меньше, чем необходимо для комфортной перевозки всех желающих, кондиционера в салоне никогда не было, половина пассажиров сидит по четыре человека на трёхместных лавках, держа на руках детей и подпирая ногами сумки. Вторая половина толпится в проходах и тамбурах, отсчитывая минуты до прибытия. Кто-то возле двери зажал в зубах сигарету и достал зажигалку, но сознательный гражданин с бычьей шеей и пудовыми кулаками в два слова даёт понять, что здесь курить запрещено. Из-под лавок выглядывают печальные глаза собак, и по их выражению можно понять, что если бы псы умели говорить, то не стали бы скупиться в выражениях. Где-то в середине вагона ревёт маленький ребёнок, замученный духотой.

Марина стоит, удобно прислонившись плечом к большому чёрному рюкзаку, благо хозяин рюкзака не возражает. Одной рукой она держит электронную книгу, второй -- прижимает к боку пляжную сумку. Вдруг взвизгивает от боли, потому что кто-то наступил ей на палец ноги, в аккурат на свежую мозоль от новых туфель.

-- Женщина, осторожнее, пожалуйста. -- Марина потирает палец о щиколотку, а когда пытается вернуть ступню на пол, обнаруживает, что место уже занято.

- Извините. -- Хрупкая блондинка краснеет, пытается отойти, но тут же наступает на ногу кому-то ещё.
- Женщина, хотите, поменяемся местами? Здесь стоять чуть-чуть удобнее. -- предлагает Марина, вглядываясь в светлый затылок.
- Да, это было бы очень мило... Простите, что я к вам затылком, но если ваше предложение поменяться местами в силе...
-- Да, конечно. -- Марина счастлива, что блондинка стоит к ней спиной: скрыть расширенные от возбуждения зрачки довольно трудно, если собеседник видит твоё лицо.
-- Так, ногу сюда... -- обе женщины хихикают от смущения, пытаясь переместиться. Марина, пользуясь давкой, с удовольствием прижимается к маленькому телу, вдыхает запах золотистых волос. От блондинки пахнет молоком, и Марина мгновенно понимает -- это натуральный запах её кожи, его не перебить даже туалетной водой "Расаси Филингс", которой пропитана одежда её случайной спутницы, тёплый, пряный, совершенно неуместный в это время года аромат. Из-под розового сарафана на веснушчатом плече торчит синяя лямка лифчика, тонкую шею обвивают сразу две цепочки жёлтого металла, на одной висит крупный цветок со стразами, на второй -- золотой крест. Марина чувствует, как ледяная глыба её страха тает, и мутные потоки стекают вниз по венам. Она с трудом удерживает равновесие.
-- Вы хорошо себя чувствуете? -- участливо интересуется блондинка.
-- О, да, не обращайте внимания, просто духота... -- Марина не кривит душой, ей действительно никогда не было так легко, как сейчас. Она выбирает точку чуть левее лица собеседницы и делает вид, что вглядывается в схему Октябрьской железной дороги. Да, ошибка маловероятна. Овал лица, носогубный треугольник, глаза, конечно, изменились с годами, но всё ещё очень похоже на лицо девушки с той фотокарточки. Марина с трудом сдерживает себя. К счастью, работа в МЧС подразумевает обладание некоторыми навыками, в том числе и по сдерживанию эмоций в экстремальных ситуациях.
-- Вы тоже до Солнечного?
-- Да, и я думаю, что весь Питер сегодня собрался туда, благо погода располагает. Кстати, вы там уже были? Я, к стыду своему, ни разу не посещала этот райский уголок, и мне, конечно, следовало посмотреть на карте, как пройти на пляж станции.
-- Хотите, я покажу вам дорогу.
-- Это было бы очень любезно с вашей стороны. Кстати, меня зовут Марина.
-- А меня -- Маша.
И женщины радушно улыбаются друг другу, как старые подруги.

-- А вот и наша станция. Марина, не отставай! -- командует Маша. Марина беззвучно ухмыляется: я бы нашла тебя, даже если бы ты совсем не пахла: по частоте твоего дыхания, по твоим следам, а уж твои запахи выдали бы тебя и в полной темноте.


Они идут по асфальтовой дорожке. Марине кажется, что она на Юге -- те же киоски с газировкой и шавермой, толпы раздетой пляжной молодёжи, эскимо по безумной цене. Надувные детские круги, прошлогодние пляжные сумки и полотенца с броскими написями: "Крiм", "Creta", "Turkey"... Справа их обгоняет толстуха белых мини-шортах. Несчастная тряпочка едва не лопается на ягодицах, и зрелище столь впечатляющее, что обе женщины, не сговариваясь, хором ахают. Марина с удовольствием отмечает этот синхрон: похоже, что подстройка на физическом уровне уже прошла. Она перенимает Машину осанку, скорость ходьбы, наклон головы. По ощущениям подстройка всегда похожа на примерку чужого тела. Скопировав чужую походку, дыхание и выражение лица, можно, во-первых, расположить к себе собеседника, во-вторых, почувствовать то, что ощущает человек, под которого подстраиваешься. На прошлой должности Марине приходилось заниматься этим практически ежедневно.

-- Вы здесь часто бываете? -- Марина сознательно не стала первой переходить на ты.
-- Да, обычно с семьёй, у нас даже своя полянка с мангалом есть. Я вообще очень люблю выбираться на природу, будь у меня возможность -- с удовольствием жила бы где-нибудь в пригороде, но оттуда на работу не наездишься. Я-то могла бы работать удалённо, а вот у мужа так не получится.
-- Наверное, это мечта каждой женщины -- иметь возможность работать дома.
-- Да, в этом много хорошего, но больших денег так не заработать. Зато дома всё спокойно. Хотя, признаться, мне бывает немного скучно.  Я люблю, когда в жизни что-то происходит, а дом -- это порой слишком безопасное для меня место. А кем ты работаешь, Марина?
-- Я на госслужбе, обычный клерк, просто в хорошей конторе. Уютный офис со служебной кофе-машиной, разросшийся колеус на окне, монитор, облепленный записками. Признаться, свою работу я люблю почти так же, как свой дом.
-- Ох, я бы, наверное, мечтала о такой, но я не представляю, что для женщины может быть дороже дома. Только дома я чувствую себя хозяйкой. -- На этой фразе Марина не выдержала и поморщилась. -- О, а вот и наше местечко.

Женщины стелят покрывала, достают очки и крем.
-- Намажь мне спину, пожалуйста. -- Маша протягивает белый флакон. Марина с удовольствием исполняет эту просьбу. При хорошем уровне внешней подстройки переход на тактильный контакт, даже короткий, даёт возможность перестроить частоту сердечных сокращений. Правда, это достаточно рисковый шаг. Такая подстройка под человека с заболеваниями сердца не проходит даром, но Марина уже успела убедиться, что Маша безопасна в этом вопросе.

-- Так, теперь твоя спина в безопасности, а я пойду купаться: очень уж заманчивая водичка! -- весело говорит Марина, и, пряча лицо, сморщенное от боли за грудиной, хромает к воде. Перестройка пульса -- это всегда неприятно, но такого мощного дискомфорта она не ожидала. Надо будет сказать, чтобы Маша сходила  к врачу проверить сердце. Тени должно заботиться о человеке, который её отбрасывает.

Только зайдя в воду по грудь и оттолкнувшись от дна ногами, она позволяет себе расслабиться. Она с удовольствием плывёт в тёплой воде. Марина сейчас не человек. Она -- водоросль, она -- рыба, она -- тень женщины, которая сейчас сидит на берегу. Она закрывает глаза, хотя в этом нет никакого смысла: её прозрачные веки не защищают зрачки от света. Даже не поворачивая головы, Марина знает, что Маша сейчас набирает смс, шлёт на номер, не записанный в телефонной книжке, и удаляет сообщение из отправленных.
Выходя из воды, Марина замечает, что её тело опять стало совсем прозрачным. Интересно, а на такую кожу ложится загар? Её больше не пугает и не огорчает эта вновь открывшаяся особенность организма.

--Так, теперь твой черёд! Вода сегодня отменная, Сочи завистливо курят в сторонке!

Маша поднимается с покрывала и неспешно идёт к воде. В лучах солнца её силуэт неожиданно оказывается тяжёлым. На животе красуется широкий шрам от кесаревого сечения. Боже, думает Марина, что за коновалы в наше время кромсают животы вертикально, а потом ещё и зашивают так, будто перед ними матрас, а не женщина.

-- Да, водичка просто кайф! -- по ощущениям Марины, не прошло и пяти минут.
-- А чего ж так быстро?
-- Быстро? Да я замёрзнуть успела. А ты дремала? Я не разбудила тебя?
-- Вроде бы не разбудила.
-- Ой, какая милая у тебя подвеска -- два сердечка. -- Маша берет колье, лежащее на краю покрывала. -- Наверное, подарил дорогой человек?
-- Нет, всё проще: два сердца значат "люблю кардионагрузки".
-- Ой, прости, надеюсь, я не обидела тебя. Я была уверена, что ты не одинока.
-- Нисколько не обидела. И я не одинока.
-- А чего не носишь кольцо? Боишься утопить в заливе?
-- У меня просто нет кольца. Зато вот есть подвеска, которую подарила тренер.
-- Хм, неужели ты не замужем?
-- Замужем, конечно, но я никогда не связывала кольца и семейное положение.
-- Ох, а у меня всё не так. -- Маша растопырила пальцы на правой руке. -- Видишь, какое широкое обручальное. Чтобы сразу было видно: я -- замужем. А у тебя муж не обижается, что ты не носишь?
Марина хихикает в ответ.
-- Нет, конечно, на что тут обижаться. Кстати, если у тебя муж придаёт такое большое значение мелочам, как он вообще отпустил тебя одну на пляж?
-- Да они вчера с дочкой улетели в Турцию. Пусть немного отдохнут от меня, а я без них кой-какие дела закончу.
-- Твой муж -- большой молодец, раз в свой отпуск сам вывозит ребёнка на море.
-- Да у ребёнки день рождения был недавно, пятнадцатого июля, и она выпросила себе отдых за границей. Мы решили немного сэкономить и взяли горящую путёвку на две персоны. 
-- Ей исполнилось тринадцать? -- уточняет Марина и тут же мысленно закатывает себе оплеуху за такую неосторожность.
-- Да. -- растерянно отвечает Маша. -- А откуда ты знаешь?
Мозг Марины автоматически рассчитал: доношенный ребёнок, рождённый в середине июля, был зачат в середине ноября. Она, не веря себе, лезет за телефоном и проверяет на калькуляторе. Всё совпадает. Значит, Маша забеременела приблизительно 15 ноября 2000 года.

Марина орёт нечеловеческим голосом и сгибается пополам. Пружина её терпения, сжавшись до предела, треснула, и теперь эмоции хлещут, как кровь из перерезанной сонной артерии.
-- Аааа, Боже моооой!!! - воет Марина, катаясь по песку. -- Поверить не могууу!
Она загребает растопыренными пальцами горячие песчинки и отшвыривает в сторону, лупит ладонями по жухлой траве. Её сильное тело бьется в судорогах бешеного смеха.
-- Так вот ты какой, едрёный стыд! -- выдыхает Марина. Садится на покрывало, подбирает ноги по-турецки. -- Боже, Маша, ты не поверишь. Мне сейчас смска пришла, от коллег, -- она размахивает мобилкой, на экране которой предательски светится калькулятор, -- я вот за ней в сумку и полезла. Боже, каких только идиотов не носит земля. Представь себе, одна баба поехала отдыхать на залив, пошла грешным делом за кустик и подтёрлась листком борщевика, а потом загорать пошлаа-а-аа-а-аа! -- Голос Марины опять превращается в пронзительный хохот.

Маша подносит ладошки к губам и всхлипывает.

-- Да не переживай так, -- Марина слегка отдышалась, -- ничего страшного, просто химический ожог, даже без операции обошлись. До свадьбы заживёт... -- щебечет она, одновременно представляя в уме, что чувствовала юная Маша, когда, едва выскочив из постели одного, выходила замуж за другого, и носила ребёнка, до последнего не зная, кто же на самом деле отец из них двоих. А может, и не двоих... Марина с удовольствием сбрасывает с себя чужую мимику и позу, дышит так, как привыкла, и сердце, освобождённое от навязанного чужого ритма, стучит ровно. Она зажмуривает глаза и погружается в темноту. Она больше не была ни серой, ни прозрачной. Злое колдовство разрушилось.
Ответ на самую сложную загадку оказался простым до отвращения. Теперь она знала, почему Маша исчезла из той красивой жизни, которую удачно заняла Марина. Боже, ну почему этот мир настолько далёк от идеала, почему люди не могут жить по-человечески, без промахов такого уровня?
-- Потому что тебя не пускают в тот калашный ряд, где люди живут без таких проколов. -- ответила Марина сама себе. -- А может, и не бывает таких людей, просто кто-то спалился, а кто-то -- нет.

Пока Марина беззвучно беседует со своими мыслями и отряхивается от песка, Маша спешно собирает вещи и запихивает их в сумку. Она справедливо считает, что опасно находиться рядом с незнакомой неадекватной женщиной.
-- Знаешь, пожалуй, я пойду. 
-- Да, я всё понимаю. Прошу прощения, со мной такое бывает. -- Марина поднимает глаза и видит, что Машины губы совсем синие. Уверенным движением она хватает Машину руку и чувствует, что пальцы холодны как лёд.

-- Так. Я вижу, что у тебя плохо с сердцем. Садись на покрывало. -- командует Марина, и Маша рада бы заорать и отпихнуть от себя страшную спутницу, но ноги почти не держат её, и проклятая боль за рёбрами действительно немного утихает, когда она садится. -- Если через минуту тебе не станет лучше -- вызовем скорую.
Через несколько секунд Машины губы вновь розовеют.
-- Небольшой эксперимент. -- Марина берет подвернувшуюся под руку устрицу и накрывает её Машиной ладонью. Сквозь посеревшую ладонь Марине видны очертания ракушки.
-- Видишь, что у тебя за рукой?
-- Нет, я уже в порядке.
-- Тебе легче? -- у Марины нет никакого желания убивать свою тень. -- Если ты так против скорой -- позволь мне хотя бы вызвать для тебя такси. В конце концов, это ведь я тебя так напугала. Как приедешь в город -- сразу иди к кардиологу, в любой частный медцентр, они работают без выходных.
-- Ххорошо, но я не поеду с тобой. -- шмыгает носом Маша.
-- Как скажешь. Я бы проводила тебя, но боюсь, что моё присутствие сделает только хуже. Такси будет через пятнадцать минут возле въезда на парковку. Дойдёшь сама?

Маша кивает головой, и Марина, сидя на берегу в позе лотоса, смотрит, как бесцветная фигурка ковыляет по песку в сторону выхода с пляжа и, растворяясь в жарком июльском воздухе, навсегда исчезает из её жизни.