5

V.
В целом Софья была довольна. Движения, отточенные до миллиметра, тонкое чувство удачной импровизации, в конце концов, элементарный вкус в постановке номера – каждый из взрослых учеников справлялся с этим; конечно, степень одарённости была разной. Потому она и не поменяла спонтанно принятого решения объединить Германа и Алису – Егор, конечно, не возражал, понимая ограниченность собственного таланта, особенно если сравнивать с тем, как далеко вперёд ушла его возлюбленная.
Отношение Германа к занятиям, с одной стороны, изменилось. Он теперь не только прилежно слушал инструкции, но создавал настроение, заражал всех оптимизмом и даже устраивал небольшие совместные походы в бар или на концерт. И всё же Софья не могла не видеть за живой мимикой, бодрым голосом и свежими шутками некой более тонко организованной по сравнению с тем, что было раньше, искусственности. Это сложно сформулировать. Пожалуй, никто, кроме неё и не замечал, как Герман прячет где-то в себе кусок айсберга. Его эмоции были слишком хорошо, но сыграны.
Когда они танцевали медленные танцы, даже самой Софье было иной раз тяжело разглядеть подмену. Возможно, человек ставит выше всего именно любовную трагедию, драму, истории, в которых душа на кончике ножа поёт прощальную песнь, вспыхивает залпом салюта и находит долгожданный покой. Этот образ отпечатывается в подкорке и, подобно шорам, ограничивает наши представления о хорошем сюжете. Но почему мы выбираем именно пресловутую песнь козлов в качестве короля жанров?
Это душевный стриптиз. Видя страдания, примеряя их на себя или действительно испытывая боль, мы утверждаем, что мы высокоорганизованные существа, которым доступен широкий спектр переживаний, ведь больше оттенков у печали. Обращаясь к чему-то вкусному, острому, жалящему, мы награждаем себя короной, даже терновым венцом.
Именно приверженность к «высокому» чувству губит нас и вводит в жесточайшее заблуждение. Если бы кто-то додумался описать это заблуждение, ему бы удалось превзойти всех авторов на свете, создав главную трагедию человечества. Но правда в том, что мы охотнее приобщаемся к трагедийному, и поэтому труднее разглядеть фальшь. Мы автоматически стираем неверные, лживые фрагменты и заменяем их в собственном восприятии на «настоящие», изготовленные здесь же, в нашей душе.
В свою очередь, утверждающие жизнь направления расцениваются иной раз как нечто недостойное и даже неприличное. Стыдно радоваться, когда вокруг происходят такие ужасные вещи (нужное перечислить). Между тем смех как главная сила человека позволил ему так далеко зайти. В тот день, когда на планете никто не засмеётся, произойдёт конец света.
Это самая сущность жизни, радость и энергия, блеск и громкость, которые и по сей день недооцениваются, будто мы до сих пор живём в глухом, мрачном Средневековье, где церковники запрещают наслаждение бытием здесь и сейчас.
Нет ничего позорного и недостойного в том, чтобы смеяться, когда хочется смеяться, равно как и плакать, молчать или не молчать, если на душе невыносимо.
И в быстрых, подвижных, живых танцах она совсем не верила ему. Когда он пытался вылепить бодрость, когда притворно расточал оптимизм, она видела, насколько грубыми нитками сшита каждая попытка, как примитивны его приёмы, как неграциозно и даже вульгарно он прячет неудачу.
Он обо всём догадывается, думала Софья и ждала, когда он завяжет разговор.
- Вы ведь всё равно недовольны?
- По сравнению с тем, что было раньше, прогресс есть.
- Но ведь мне не хватает…как в таких случаях говорят? Вы сказали… Души?
- Не отрицаю. Но всё равно я уже решила, что на соревнования поедете вы.
- Это большая честь для меня. Но…
- Что такое?
- Вы будете танцевать со мной?
- Глупый вопрос. Вы же знаете, что это соревнования любителей, а я учитель.
- Я бы хотел танцевать только с вами.
- Алиса будет вашей парой. У вас отлично получается.
- Я не хочу танцевать ни с кем, кроме вас.
- Кажется, вы слышали, что я сказала. И это не обсуждается.
Он и теперь наблюдал за ней, и всегда наблюдал. Иногда ей становилось от этого не по себе.
Поздно ночью ей привиделся сон. Она стояла совершенно одна посреди пустынного, глухого места. Ленты тумана скрывали любые объекты вокруг, а под ногами было совершенно гладкое, бесконечное зеркало, которое, стало вдруг понятно, не зеркало вовсе, а вода, и она сейчас уйдёт под воду, если сделает малейшее неверное движение. Где-то вдалеке зазвучала музыка, и нужно было танцевать, потому что это показательное выступление, и на ней белое длинное платье, танцевальные туфли; но с кем и какой танец? Она не готова. Страшная зыбкая поверхность. Надо начинать, начинать! И вдруг до неё доходит, что это не вода вовсе, а мокрый асфальт, и всё это не танцевальный зал, а участок от перекрёстка, где она обычно проезжала, до кольца, и вот сбоку маленькая белая церковь с золотыми куполами, и тёмно-зелёный после дождя сад вокруг неё. Музыка становится громче, дальше нельзя откладывать. Партнёра нет. Она решает танцевать одна. На неё с обожанием смотрят миллионы, и есть среди них кто-то особенный, кто ловит каждое её движение, восхищается, дрожит, словно перед кем-то великим; этот кто-то смотрится в неё, как в зеркало, видит в ней себя. Это почти она сама, это её духовная сестра-близнец. Узнавание завершено. Ей больше не страшно уйти под воду. Она кружится в восторге, любуется собой и царствует здесь, и в ней нуждаются, её признают, её любят, её объявляют единственной победительницей. В воздухе, как на экране, появляется пара рук в мужских перчатках. Руки аплодируют. Руки существуют отдельно, нет остального туловища, и ей страшно, страшно, так страшно, как никогда не было в жизни, и она чувствует, как останавливается её сердце, и пытается закричать, закрыть глаза руками, и никак!
Нельзя поддаваться злым снам, нельзя верить в них и искать соответствие символа и реального объекта. Сон – это самая опасная часть жизни. Сон – это репетиция смерти. Если человек видит много кошмаров, значит ли это, что он боится умереть? Маловероятно. Гораздо больше доказательств тому, что это витиеватый способ исследования бытия, тренировка души, которая пытается исследовать себя и выбирает в качестве одного из методов испуг.
Маленьким детям советуют постараться закрыть глаза ладонями во сне или постараться моргнуть, если они видят кошмар.
Она проснулась в четыре пятьдесят. В доме царила неестественная тишина, и она нервно дрожащей рукой ударила выключатель, достала ноутбук, выбрала самый энергичный плей-лист и прибавила громкость до 100%.
Перепуганный Павел стоял на пороге, не зная, как реагировать.
- Так нужно, - сказала она. Бледная, как смерть.
- Тебе приснился кошмар? - просипел муж. – Он и сам сейчас выглядел так, будто увидел призрака.
- Вроде того, - кивнула Софья.
- Соседей перебудишь. – Он наконец собрался с мыслями. – Пойдём на кухню, я сварю кофе. Поговорим.
Аромат был пленительным. Горел свет, Павел нёс какие-то глупости, и Софья понемногу успокаивалась.
- Давно мы с тобой не разговаривали, - вздохнула она вдруг. От неожиданности Павел выронил из рук ложку.
- Да… Пожалуй.
- Спасибо.
Молодое утро готовилось к главному событию – показать во всей красе Солнце. Граница между небом и зданиями постепенно меняла цвет, убеждая, что сегодняшний день принесёт много хорошего. В квартирах просыпались люди, готовили завтрак и говорили о пустяках. Опасность миновала.