Везде камеры

               



                повесть




                1

Я знаю, они везде. На меня смотрят. За мной наблюдают. Но я не скажу об этом, я хитрый. Я не хочу в больницу.
- Вы не молчите, вам будет все хуже и хуже. Нельзя столько времени держать все в себе, - сказала мне докторша с лицом бесконечно усталым. Если бы она знала, как устал я…
- Откуда вы знаете, что со мной? – я старался говорить спокойным нейтральным тоном, даже с иронией, будто речь не обо мне. Но ее я не обманул. На психиатра учатся долгие годы. Этому жизнь посвящают.
-  Ваша выдержка – это ваш враг, а не друг. Сейчас это вам вредит.
- Почему? Как вы определяете, что с человеком?
- Глаза.
- По взгляду?
- Слова больного могут ввести в заблуждение, как бы складно и убедительно он ни говорил, но глаза не обманут. Вам страшно. Вы загнаны в угол. Внутри вы трясетесь как заяц, но виду не подаете. Долго вы так не протянете. В нашу больницу когда-нибудь клали?
- Нет.
- Больницы уж точно не бойтесь. Увидите, ничего там нет страшного. Уколы, таблетки…
- Меня на учет к вам поставят?
- Нет. Если одним разом все ограничится. 
Она – актриса. Белый халат надела, играет роль. Они все играют. Мне надо держаться. Они хотят вывести меня из себя. Внушить, что я псих.
- И сколько меня там продержат?
- Ну… пару недель. Может, больше. Посмотрим по вашему состоянию.
Я не боюсь больницы. Сейчас я вообще ничего не боюсь. Просто мне все надоело – камеры всюду, я ни на секунду не могу уединиться. И тут меня осенила прямо-таки гениальная мысль: а что, если в больнице нет камер? Я там отдохну…
- Да… кладите меня в больницу.

                2
Я не знал, что такое сумасшествие. Мне казалось, в таком состоянии человек превращается в идиота, его интеллект разрушается, он вообще ничего не соображает, издает бессмысленные звуки… ну, что-то в этом роде. Но докторша рассмеялась, когда я попытался ей объяснить, как я это понимаю.
- Ну, что вы… такое, конечно, бывает. Но чаще встречается то, что мы называем «частичным помешательством». То есть с человеком можно говорить о погоде, о его работе, но какая-то тема становится для него больной, он зацикливается на некой идее-фикс, это отравляет ему жизнь, не дает покоя. Это может быть выдуманная ревность или страх, что кто-то пытается ему навредить… Проще, если мы имеем дело с конкретной ситуацией. Но у вас, если так можно выразиться, очень странные страхи. Везде камеры. Все актеры. Откуда это взялось?
- Я принимал участие в реалити-шоу, где всюду камеры, участники проживают жизнь на глазах у зрителей…
- Ах, вот оно что! И сколько вы там прожили?
- Четыре месяца.
- Вот уж – с ума сойти можно! Вам это зачем понадобилось?
- Ну… для пиара. Как всем. И потом – я решил написать книгу о том, что это такое. Получил заказ от издательства. С книгой все хорошо, я текст сдал вовремя, гонорар получил, она издана и продается.
- Вот цена такому пиару. А то, что такие эксперименты опасны для психики, вас не предупреждали?
- Я относился к этому как… к приключению. Развлечению. Баловству.
- А сами это шоу смотрели?
- Смотрел. Целый год. Обсуждал в интернете. Мы веселились, смеялись…
- Теперь вам смешно?
- Не смешно…
- Так. Значит, мысленно вы уже как бы жили там, сроднились с обстановкой. Потом сами попали туда…
- А почему вы говорите, что это опасно?
- Сама мысль о камерах, слежке для психики разрушительна, просто убийственна. У нас каждый второй больной попадает сюда, говоря: за мной следят. Это самый распространенный из навязчивых страхов. А у вас он когда появился, развился?
-  Когда я попал туда.
Если бы вспомнить точно этот момент… но мне неожиданно полегчало, когда я все-таки стал говорить. Молчать уже становилось невмоготу. И ведь я по-прежнему думал: она актриса, ей поручили сыграть роль врача, это такой сценарий. И еще неизвестно, есть ли эта больница, там тоже небось все актеры, они меня ждут и будут все время провоцировать на какие-то склоки.            Я хитрый. Я не поддамся. Четыре месяца продержался, и никто меня не спровоцировал. Ведущая мне сказала: «Борис, ваша выдержка нечеловеческая».
- Идите домой, собирайте вещи, - сказала мне докторша. – Если у вас есть интернет, прочитайте статью под названием «Синдром Трумэна». Это должно вам помочь. В Америке тревогу забили. Такие реалити-шоу должны быть запрещены.
 
                3
Я прочитал. Боже мой… Человек считает, что вся его жизнь – реалити-шоу. Его снимают дома, на улице, в транспорте, на работе, в больнице… везде абсолютно. Вокруг него все – актеры, даже люди, которые прикидываются прохожими на улице. На самом деле все они следят за ним.                Но зачем? С какой целью? Абсурд…
Стиснул ладони, почувствовал, что меня лихорадит. Единственный выход, который видят эти несчастные, - самоубийство. Тогда прекратится это реалити-шоу.
И что – все эти люди, включая докторшу, хотят довести меня до суицида? Да если б я знал, как это правильно сделать… А то – кинешься с высокого этажа и не умрешь ведь, калекой останешься. Вены надо уметь правильно резать. С таблетками – надо точно знать препарат, дозировку. Черт возьми, я не врач. Только кажется, что покончить с собой легко. А попробуй-ка!
Но статья подействовала. Я почувствовал, что впервые за долгое время вздохнул свободно. Задумался – я не один такой, нас уже вон какое количество, и все эти люди верят: их страхи реальны. Но разве это возможно, чтобы везде были камеры? Да это, наверное, стоит бюджета страны. Кто будет тратить такие деньги, чтобы доводить конкретно меня до больницы или еще чего похуже? И с какой целью?
Но иррациональный навязчивый страх на то и называется именно так. Доводы разума совершенно не действуют. Тебе страшно, хоть тресни. Сейчас с работы придет моя мать – а я давно уже подозреваю, что это актриса, ее под мою мать загримировали, и она будет произносить какой-то текст специально, чтобы вызвать меня на ссору или откровение…
Боже мой… боже мой…
Не буду я с ней говорить. Оставлю записку. Так будет лучше. Я устал до смерти от своей чертовой подозрительности, которая не дает мне дышать. Я больше так не могу.

                4
Конечно, лучше бы в отдельной палате. Но это – роскошь. Приходится наблюдать за тяжелобольными людьми, которым в сто раз хуже, чем мне. Но, с другой стороны… это все-таки отвлекает…
У них галлюцинации, они слышат голоса, разговаривают сами с собой вслух, громко, сами себе отвечают… Конечно, шевелится мысль – а вдруг это актеры? Они так играют?
Ну… может быть. Мне такие уколы делают, что я сплю целыми днями. И чувствую, что, хотя страхи и не ушли, я все-таки успокаиваюсь.
Реалити-шоу, в котором я принимал участие, называется «Ссора». Люди все время должны выяснять отношения. Скандал за скандалом. Склока за склокой. Кто кого переорет. Чьи нервы крепче. Все доводят друг друга до белого каления, это снимают камеры, показывают зрителям то, что режиссеры цинично называют «самыми яркими эпизодами». Конечно, ругались мы там не двадцать четыре часа в сутки, но нас заставляли ссориться «по сценарию».
- Вот ты сейчас подойдешь к этой женщине и назовешь ее коровой. Она ответит – пусть матом. Ты заорешь. Она на тебя замахнется. Ну, сделайте вид, что деретесь. Потом мы все сядем на диваны, и будем долго и занудно разбираться: кто прав, а кто виноват. И вы будете продолжать покрикивать друг на друга и даже делать вид, что опять хотите подраться. А вы что хотели? Это шоу такое. Не нравится – не участвуйте. Никого здесь насильно не держат.
И это чистая правда. Я мог уйти оттуда в любой момент. Но считал, что мне выгодно «посветиться» на экране. Это нужно для рекламы книги. Там я продолжал ее писать. Причем у меня это получалось быстро и лихо. Мне казалось, что это – не более чем эксперимент в моей жизни, причем с удачным коммерческим результатом.
Теперь я здесь… и не понимаю, кто я, что со мной, и когда начался этот странный процесс разрушения?
- А может, и пребывание в психиатрической больнице вы используете для пиара? – спросила докторша. Я поперхнулся. – Сейчас, знаете, время такое, только и слышим: пиар, пиар и пиар… все как помешались.
- Я хочу превратиться в пылинку, песчинку… стать незаметным… мне невыносимо, что все на меня смотрят, меня разглядывают…
- У вас не та психика, чтобы с ней экспериментировать. Нельзя вам было не то, что идти туда, вообще смотреть это шоу.
А может быть, верующие сказали бы, что меня бог наказал? За стремление к славе любой ценой. Мне хотелось стать популярным, чтобы меня узнавали. И мне показалось, реалити-шоу «Ссора» - самый короткий путь.
В свое оправдание могу только сказать, что тогда я действительно не понимал всей глубины цинизма самого замысла этого шоу. Мне казалось, ну ссорятся по сценарию… это прикольно.
Когда это стало действительно меня задевать за живое, и моя отстраненность сменилась растерянностью, а потом и испугом, который я долго-долго скрывал под маской беспечности и безразличия?

                5
Прошла неделя. Мне лучше – чисто физически. Ушел депрессивный настрой. Уколы два раза в день помогли, таблетки - тоже. Наконец-то, я полностью расслабился, выспался как никогда.
Я все еще думаю, что вокруг происходит действие «по сценарию», но под действием лекарств я стал таким вялым и заторможенным, что мне говорить трудно, язык еле ворочается.
- Эффект будет не сразу. И когда вас домой выпишут, страхи еще не уйдут. Будете продолжать пить таблетки, приходить на прием, и дай бог через несколько недель вы почувствуете настоящее облегчение.
Докторша говорит, что лучшим лекарством для меня сейчас была бы соматика – физическая болезнь. ОРЗ, грипп. Температура под сорок, кашель… мне должно было бы стать настолько плохо, что я отвлекся бы от своих страхов и таким образом переборол бы их. Это уж больно жестокий способ, но он, увы, действенный.
- Когда голова ломит целыми днями, и человека все время лихорадит, он забывает всякие глупости. Не сразу, конечно, но… срабатывает механизм вытеснения.
Я здесь смотрю «Доктор Хаус». Там ссоры – это искусство. Хаус – конфликтоман, он считает, что в конфликтной ситуации интеллект лучше развивается, и вообще это полезно – споры, диспуты, провокации, а мирное общение ему не интересно.
Но наши ссоры были тупее некуда. Они высасывались из пальца, мы просто делали вид, что ненавидим друг друга по какой-то нелепой причине. Не так посмотрел, не так села, ложку свою не туда положила, не так холодильник открыла, расческу бросила не в том месте. Но это хотя бы невинно.
Хуже – другое. Когда нас заставляли выдумывать, что открылось «роковое прошлое» кого-нибудь из участников. Про парней говорили, что они другой ориентации или альфонсы, про девушек – что они работали в порноиндустрии или зарабатывали проституцией. Чуть ли не все «скрывали» детей и тайный роман. Не говорили правду о том, что делали пластические операции. А кто-то даже переменил пол. Наши продюсеры считали, что это очень интересно.
По мне – так народ начитался желтой прессы за последние двадцать лет и подустал от искусственно раздуваемой «скандальности». Но кому мое мнение нужно?

                6
Я должен отказаться от мыслей о популярности, славе. Книги у меня изданы, их будут читать. Может, я напишу новые. Но… никакого желания у меня лично быть в центре внимания уже нет. Кому-то это, может быть, нужно, полезно. Я никого не сужу. Просто это – не мой путь. И я сделал ошибку.
Когда меня выпустят? Здесь даже в окно не посмотришь. Потолок, кровати, тумбочки, тяжело дышащие старики, к которым родня если и приходит, то очень уж неохотно.
Алкоголики, наркоманы – они тоже есть. Но не в нашей палате. Рядом со мной два старика и один юнец с шизофренией, которая у него началась лет в пятнадцать. Его мне больше всех жаль. Работать, скорее всего, никогда не будет. Учиться – тоже. Ему противопоказаны любые умственные нагрузки. Пожизненный инвалид.
А я в кого превращаюсь?
Инвалидность мне вряд ли дадут. Недостаточно серьезная симптоматика. Да и потом – вот через год не будет у меня страхов. А инвалидность надо подтверждать ежегодно.
Еще скажут, я симулянт. Но какой смысл?.. Вот если бы надо было «откосить» от армии – дело другое. Но мне уже двадцать девять. Из призывного возраста вышел.
- Доктор, они пройдут навсегда?
- Кто может знать? Они могут вернуться… Но когда? Никто точно не знает. Не будете себя беречь, вести щадящий образ жизни, подвергать стрессам, переутомляться… тогда можно ждать рецидива. Может, через два года? Или через три?
- Они всегда возвращаются?
- Чаще всего. Но в вашем случае это нельзя спрогнозировать точно.
Мне передали мобильный и разрешили звонить. Я набрал номер Юли, своей бывшей девушки. Мы поссорились, когда я решил принять участие в этом реалити – будь оно проклято, будь проклят я…
- Юля, поговори со мной.
- Борь, это ты? Что случилось?
- Не важно. Ты о себе расскажи.
- Все, как и раньше. Сижу в школе, дети орут, срывают уроки, скоро превращусь в неврастеничку. Они ничего на уроках не слушают, сидят, уткнувшись в свои телефоны, потом получают «двойки», а нас ругают – мы плохо учим… Говорят, учителя – больные люди, и чем старше становятся, тем тяжелее им все это выносить. Сюда людям с железными нервами надо идти. А как ты?
- С ума схожу, Юля.
- Ты шутишь?
- Нет. Я… не шучу. Я как-то не так себе все это представлял, мне казалось, сойти с ума трудно… а выяснилось, что это легко.
- Ты где сейчас?
- Ты никому не скажешь?
- Ты знаешь, что нет.
- Я в больнице. В психиатрической.
- Борька! Я знаю, в чем дело. Все твое это… реалити…
- Сейчас ты скажешь: «Я же тебе говорила».
- Вот именно. Говорила, - голос ее звучал торжествующе, Юля любит чувствовать себя правой, я всегда прощал ей эту слабость.
- Через неделю я выйду отсюда. Ты не приходи. Тут такие лица увидишь… потом кошмарные сны будут сниться. Я имею в виду – пациентов. Я на первых порах залезал под одеяло с головой, чтобы ни на кого не смотреть.
Она заплакала.
- Ну, почему мы с тобой такие? Знаешь, чему я больше всего завидую? Не деньгам, красоте, уму, таланту, успеху… я завидую крепким нервам. Люди, у которых железобетонная психика, даже не понимают, как они счастливы.

                7
Помню, как фраза Дензела Вашингтона в фильме «Филадельфия» отпечаталась в моей памяти. Почему? Бог знает… Он говорил о социальной смерти, предшествующей смерти физической. Речь шла о больных СПИДом.
У психически больных это тоже часто бывает. Социальная смерть. Они вычеркнуты из жизни. Это больше не люди, а куски мяса. Их надо изолировать, держать на снотворном… Есть и такая точка зрения. Раньше я на эту тему вообще не задумывался.
Зачем я рассказал Юле? Я уже об этом жалею. Нет, доверять-то ей можно, она не болтушка, не сплетница… дело не в этом! Конечно, будь она моей женой, она все равно бы узнала, а так… мы же вроде как разошлись. И все у нас так неопределенно.
Может, я хотел проверить ее реакцию? Не отшатнется ли она от меня? В глубине души я этого ждал – что она испугается.
Или одиночество в какой-то момент стало для меня невыносимо? Я как будто на необитаемом острове, мне нужно хотя бы немного тепла. Юля может согреть… если, конечно, захочет.
Вечером сел вместе со всеми смотреть телевизор. Там – очередное ток-шоу. Показывают какого-то парня, ведущий с ним разговаривает, потом спрашивает: «Ну, как? Вы же видите – он абсолютно здоров, а врачи поставили ему психический диагноз». Причем в этом шоу такие сюжеты регулярны – якобы врачи специально ставят диагноз здоровым людям. И все эти «психи» на самом деле нормальны.
Раньше я бы на это «купился»… вот сволочи эти врачи! Теперь понимаю. Этих людей показывают в состоянии ремиссии – когда они действительно кажутся абсолютно здоровыми и рассуждают нормально.
- Ремиссия может длиться хоть двадцать лет, и такое бывает…  а потом – опять приступ заболевания, - просветила меня моя докторша. – Это непредсказуемо. Никто не знает, в какой момент заболевание может вернуться. Если бы знать, как навсегда вылечить человека… тому, кто найдет точную причину психических расстройств, изобретет лекарство, дадут Нобелевскую премию.
Так что мы понятия не имеем, что с этим парнем будет через полгода, год… а то и двадцать. Все эти дилетантские телевизионные рассуждения о психиатрии, примитивные страшилки рассчитаны на обывателей, которые склонны все упрощать.
У меня пока – не ремиссия. Всего-навсего – успокоение от лекарств. И я не избавился от мыслей, что вокруг меня – все актеры. И мысль о том, что Юля, возможно, играла роль и делала вид, что не знает, где я… она возвращалась в течение дня. Но в какой-то момент мне стало плевать.
Перед сном ко мне подошел мужик, который здесь регулярно от пьянства лечится.
- Знаешь, камеры – они такие маленькие… совсем крошечные… могут поместиться в кармане.
- Я понятия не имею, как они выглядят. Те, о которых ты говоришь.
Моя техническая тупость тоже повлияла на развитие этих страхов.
Я завидую алкоголику. И наркоманам завидую. У них есть конкретная причина для заболевания. А у меня? Я ни одной сигареты не выкурил. Не пил. Наркотики даже не видел. Неужели я слаб настолько, что мне и дурные привычки совсем не нужны для того, чтоб вот так рассыпаться? Другие пьют, курят, нюхают или ширяются – и хоть бы что. Этот вот мой знакомый – бухал десятилетиями, прежде чем начал о камерах говорить…
Слабак я совсем. Как я себя презирал!

                8
Ну, вот. Выписали. Я был рад подышать свежим воздухом, дойти до дома пешком. Смотрю на деревья, машины, слышу, как поют птицы – сейчас мне не кажется, что во всем этом есть что-то угрожающее… но люди по-прежнему вызывают тревогу, кажется, они как-то странно на меня смотрят, им есть до меня дело, но я не знаю, по какой причине. Или я все это выдумал?
Юля ждала меня около дома.
- Боря, может, пройдемся?
- Юля, я с непривычки устал… мать на работе, пойдем ко мне. Времени у нас сколько угодно.
 Мы просто легли на диван, обнявшись. Больше мне в тот момент ничего не хотелось.
- Хорошо еще, ты не стал принимать участие в реалити-шоу «Голод». Ты, кстати, слышал – одна из бывших участниц «Голода» умерла? Ну, почему врачи молчат по этому поводу? И такие вещи не запрещают! – стала было она возмущаться.
- Да ладно, Юль… Сейчас у нас капитализм – доминирует выгода. Такие проекты прибыльны. В СССР точно бы запретили.
- Безобразие. Опыты над людьми – как при Гитлере. Да, все эти дураки идут туда добровольно, не спорю, но…
- Все… ради бога. Не надо. Мне и без того тошно.
А я все пытался найти в глубинах памяти как в тоннеле ту точку, с которой началось мое внутреннее разрушение, и я зарылся в своей подозрительности как в болоте?
Через неделю после того, как я стал участником «Ссоры», ко мне подошла одна девушка и завела странный разговор. Я не мог понять, она действительно хочет поссориться, или ее так проинструктировали «по сценарию»? Уже начал путаться – что можно, а что нельзя, как нужно себя вести, где сценарий, а где не сценарий? У меня стало утрачиваться ощущение реальности происходящего, как будто я на другой планете.
- Ты что так на меня смотришь? Не нравлюсь? – бушевала она. Вот так – ни с того, ни с сего.
- Да я вообще о тебе не думал…
- Не думал?! Для девушки это, знаешь ли, оскорбительно.
- Это еще с чего? – не понял я.
- Ты дурак или прикидываешься?
- Дурак.
- Ну, вот. Сам признался.
Я не знаю, чего она ожидала. Что я кину в нее подушку, устрою драку, вцеплюсь ей в волосы? Такое уже происходило на моих глазах – и каждый раз это был сценарий. А что сейчас?
Вокруг нас собралась целая толпа.
- Он – гей, - заявила эта девица. – Его женщины вообще не интересуют.
- Да ты что?! – подхватила ее подружка. Все вытаращились на меня.
- Боря, ты не смущайся. Сейчас двадцать первый век, ну почему не признать, что человек… хм… ну… я хочу сказать… ориентация… - заблеяла ведущая.
Мне было смешно. Я молчал. Думал – скандал может быть небесполезен, это пиар. Вечером все участники уселись на диваны и стулья – все как обычно. Ведущая долго пытала меня, гей я или не гей, мы все ржали. Я думал, что все это очень прикольно. Но вечером, когда по мобильному позвонила мать, я понял, что ей не до шуток.
- Боря… ну это уже перебор. Ты что согласился… на такой сценарий?
- Ну… я не стал спорить.
- А эта девица – кто? Почему она на тебя взъелась?
- Не знаю. Может, ей посоветовали меня спровоцировать. Здесь же надо, чтобы был вот такой экшн… все время что-нибудь происходило. Что – по-моему, им это даже не важно. Лишь бы все время ругались.
Через месяц я стал очень странно воспринимать мамины звонки. Закралась мысль, что она говорит «по сценарию», ее кто-то проинструктировал… Вот тогда я реально начал свихиваться. Моя подозрительность стала давать свои первые робкие ростки. Ушел я уже совершенно больным человеком, теперь-то я это понимаю. Но я так владел собой, что никто не заметил моих странностей, того, что я в каждом вижу актера, мне кажется, будто все притворяются, весь мир играет…
Прошло еще несколько месяцев, прежде чем я обратился к врачу. Но я не знал, что со мной, просто настолько жить не хотелось, что думал: даст мне рецепт на антидепрессанты. Но она сразу увидела – все серьезнее, чем депрессия, мое состояние куда хуже.
- А какой тебе диагноз поставили? – спрашивает Юля.
- Это близко к шизоаффективному расстройству. Чем-то похоже на шизофрению, но более легкое заболевание. Говорят, мне повезло. Бывает и хуже. Прогноз неплохой. Если сравнить шизофрению и шизоаффективное – это примерно как пневмония и ОРЗ. То есть, первое заболевание куда тяжелее, серьезнее.
- Так надо радоваться, - я понимал, что Юля хочет меня подбодрить.
- Мне кажется, на мне теперь клеймо на веки вечные…
- Клеймо?
- Что я псих.
- Перестань, пожалуйста, - она прижалась ко мне.
- Не дай бог никому узнать, что это такое.

                9
Если есть бог, как понять, чего он от тебя хочет? Вот я, к примеру. Может быть, мне обязательно нужно было пройти через горнило психиатрии, чтобы понять, что там происходит, и написать об этих людях? Если я, конечно, смогу… Воспринимать ли мне все это как испытание или как наказание? А может, и то, и другое одновременно? Или мой путь не ясен и прост, как у многих других, а извилист, непостижимый мне самому?
В реалити-шоу «Ссора» нас было девять человек. Подопытные кролики. Хомяки, как нас называли в интернете люди, которым доставляло удовольствие издеваться над нами. Их можно понять. Как еще относиться к нашему поведению? Любить нас? Симпатизировать? Сочувствовать? Нет, конечно. Любой на их месте бы так реагировал. И я тоже.
Четыре модели, одна начинающая певица, три актера и я. Писатель.
Интересно, что с ними будет? Тоже потенциальные, а, может быть, и реальные больные? Тогда мне никто из них не казался нормальным. На фоне их я – здоровяк. Другое дело – мы бросаемся этими словами «нормальный» и «ненормальный», не вкладывая в это медицинский смысл, а просто выражая симпатию или антипатию. Ученые сказали бы, на данный момент именно я – самый ярко выраженный больной из всей этой «подопытной» девятки. Я знаю, что самая сильная моя сторона – это умение отстраниться и посмотреть на себя беспристрастно, глазами других. Я не любуюсь собой и могу оценить себя объективно. Мне не надо, как Оле из «Королевства Кривых Зеркал»  знакомиться со своим отражением. Я и так его вижу.
   В Доме-2 заставляют строить отношения перед камерами на глазах у всей страны. При этом бесконфликтные пары их не интересуют, они их убирают, им нужны те, кто все время ссорятся. У нас шоу вроде бы не о любви, но при этом ссоры в чистом виде, как считают продюсеры, - скучно. Любви надо тоже «добавить». Нас заставляли делать вид, что мы нравимся друг другу или изображать ревность.
Певица под псевдонимом Челси мне поведала, что в «Фабрику звезд» ее когда-то не взяли, но она не жалеет.   
- Кабальный контракт с продюсером, рабский труд, он будет забирать все, а мне оставлять гроши, все за меня решать, превратит в марионетку, которая рот открывает… Так работать я не хочу – каждый день новый город или деревня, гостиницы какие-то паршивые... самолеты и поезда… Лучше уж в ресторан пойти. Там хоть стабильно и не напряжно. А я не девочка из села, которая на все согласна, я избалованная.      
- Там надо живьем петь.
- А я могу.
Самое смешное, что так оно и было – пела она неплохо, хотя и берегла голос, работая вполсилы. Чересчур орать и надрываться ей не хотелось. Западный репертуар. Джаз, R’n’B.
- Я думал, у нас в ресторанах «Мурка» нужна.
- Смотря, в каких. Кстати, «Мурку» я тоже могу – шикарно сделать в джазовом стиле.
Мы были чем-то похожи. Она считала, клиент всегда прав. Что заказывали, то и пела, не фыркала свысока: да что вы говорите, да я никогда не опущусь до такого…
Я тоже писал, что заказывали в издательствах. Нужен им детектив – пожалуйста, нужен женский роман – возьмите. Книга по сериалу – вот вам.  Брал псевдонимы. Не парился. Для меня это был заработок.
Тем, что самому мне казалось серьезным, издательства сейчас не заинтересуешь. Это я писал, как раньше сказали бы, «в стол». Или – в Сети выкладывал.
Роман о реалити-шоу «Ссора» был отнюдь не прославляющим тех, кто такие проекты создает и в них участвует. Это было «разоблачение». Я не обнародовал конкретные факты, просто описал некую суть происходящего. А персонажей я выдумал. Но там был хэппи-энд – два положительных героя прославились и поженились. Так просили в издательстве.
Поскольку Челси была мне ближе и понятнее всех, с ней я, в основном, и общался. У нее был «пунктик» - потеря голоса. Она боялась холодного, горячего, открытой форточки, все время куталась. Говорила, что видит во сне, как вышла на сцену и вместо пения услышала свой собственный хрип или сорвала высокие ноты.
- Нельзя так на этом зацикливаться, - пытался я ее успокоить.
- Не могу. Я только об этом и думаю.
Ну, каждый сходит с ума по-своему… У нее был такой «сценарий сумасшествия». Низы, верхи, средний регистр…
Нам быстренько дали понять, что мы должны делать вид, что не просто друзья, а влюбленная парочка. Ни я, ни Челси не спорили.               
- А я ведь смотрела это шоу, - призналась мне сейчас Юлька. – У тебя с этой девушкой… Челси…
- Да ничего не было. Я думал, что ты поняла: это сценарий.
- Хорош сценарий. Вы рядом лежали, держались за руки…
- Другие участники и не такое делали.
- Знаю, Боря. Мне кажется, само наше время больно… Сценарий, сценарий, сценарий… пиар, пиар и пиар… куда мы все катимся? Театр абсурда.
Не знаю, бывают ли «здоровые» времена.

                10
Четыре модели были зациклены на своем весе. И чуть ли истерики не закатывали, если хотя бы одна из них не устояла перед конфеткой, шоколадкой или печеньем.  «Я толстая! Я толстая! Я толстая! Я толстая!» - я от них только это и слышал. Хотя выглядели они как анорексички.
Но по сценарию им надо было распределить роли, выдумать, кто будет стервой, кто ангелом.  Надо сказать, они честно пытались что-то изобразить, но выходило натужно, неестественно. Актрисы из них еще те… но они и не претендуют. Я лично ни одного конфликта не инициировал, меня позвали на роль как бы «жертвы» - то есть, на меня будут наезжать, я защищаться. Так вышло, что из четырех моделей две стали точно такими же, как и я, «жертвами», а две другие – агрессорами «по сценарию».  Я их с трудом вообще различал – все четыре шатенки одного роста и телосложения, и лица похожи. Как сестры. Вот уж кому – в шоу «Голод». Мне казалось, они вообще ничего не едят.
У Челси есть примесь африканской крови, признаться, мулатки мне нравятся, а их пение завораживает. Но я действительно даже не думал о том, чтобы приударить за этой девушкой, у нее есть покровитель. Он остается в тени и не против, чтобы нас с ней на экране преподносили зрителям как «парочку».
Актеры были разного возраста. Один вообще уже без пяти минут пенсионер. Может, всю жизнь играл проходные роли, и ему надоело вечное положение «Кушать подано»? И решил вот так пропиариться. Двое других – уж очень безлики, им только в рекламе сниматься. Бывают красивые и правильные лица, но без изюминки, кукольные, не живые. Пенсионер и то мне казался с огоньком, лукавинкой. Но он – явная пьянь, при этом игривая. Челси он забавлял. Модели брезгливо косились в сторону этого не гламурного персонажа. 
У него был ноутбук, и он тоже что-то писал. Я заглянул и увидел название «Вино или водка?» Мне стало не интересно. Хотя вообще он забавный. Весь свой нерастраченный в театральных ролях пыл он вкладывал в наши импровизированные ссоры. Ему цены не было. Никому из нас происходящее не доставляло такого удовольствия, как ему. Казалось, он «отыгрывается» за всю свою жизнь. Мы были немногословны, он монологи читал.
- Куда катится современная молодежь! Вот в наше время девушки книги читали, а эти? Хай… о, кей… круто… прикольно… лол… По-другому вообще говорить не умеют. Вы вот ссоры какие-то затеваете, а хоть обзывательства знаете?
- Мат запретили, - вставил я.
- Да я не о мате… А, кстати, у тебя в книжках он есть?
- Да нет как-то…
- А ты вообще к нему как относишься?
- Безразлично. Что есть, что нет…
- А почему?
- Ну, мне кажется, эти названия половых органов… все это как-то нейтрально, безлично, не несет индивидуальной окраски. Если меня посылают матом, это вообще не обидно. Как будто воздух сотрясают. А если подберут какое-нибудь индивидуальное оскорбление… скажут, к примеру: ты жадный. А это куда обидней любых «посылов». Послать можно хоть весь земной шар. Стол, стул. Под настроение. В этом нет конкретики, понимаешь?
Он хитровато прищурился.
- А ты подбери для каждого из нас индивидуальное оскорбление… как ты выражаешься.
- Для этого я должен хорошо знать вас всех, изучать… находить болевые точки. Обидеть тоже нужно уметь.
- Скажи, что я помешалась на голосе, - встряла Челси и мне подмигнула.
- Это ни для кого не секрет.
- А еще хуже будет, если ты скажешь, что он у меня плохой.
- Он у тебя плохой, - заявил я, глядя на нее совершенно серьезно. Поддастся на провокацию или нет? Она кинула в меня подушку.
- Ну, все, хватит ржать надо мной, - мы с ней засмеялись.
- А если сказать, что ты плохо играешь, для тебя это будет обидно?  - обратилась она к нашему Актеру Актерычу.
- В театре? Наверное, да. А здесь… ты смеешься?
- А, может, наоборот, - рискнул я предположить. – Ты здесь выкладываешься куда больше, может, и проявляешь себя поярче, поинтереснее.
- Ну, ты язва, скажу я тебе, - нахмурился он. – А как насчет остальных?
- Наши парни все думают, кто из них двоих больше тянет на секс-символ, а девушки – кто эффектней на снимках. И если это в них отрицать, для них это будет обидней любого мата. Критикуй их внешность или фотографии. Вот в юности худоба может и украшать, но с возрастом такие женщины не кажутся привлекательными, кожа да кости, скелет с морщинами. Надо, чтобы была какая-то в меру упитанность и округлость. Чересчур расплываться – тоже плохо, но по мне дистрофия – это не лучше. Ничего не поделаешь, мода такая. Но эта мода пройдет. Она никогда не бывает на вечные времена.
- А ты все же не зря штаны здесь просиживаешь, - подмигнул он мне. – Есть от тебя какая-то польза.
- Надеюсь.

                11
Может показаться, что это – абстрактные рассуждения, но на самом деле я совершенно цинично подсказывал этому тертому калачу, как побольнее кого-нибудь уязвить, сам при этом отмалчиваясь. Хотя тогда мне казалось – мы просто болтаем. Сейчас я вижу свое поведение в другом свете. Достаточно подловатом.
А что я мог бы сказать о себе? Какое индивидуальное оскорбление придумать для себя лично? Я трус. Это во всем проявляется. Даже в том, что, находясь там, пытался сделать интеллигентную мину, - пусть другие ругаются, а я белый и пушистый. Я боюсь – именно так! – предстать перед зрителями зачинщиком скандала. Сам озвучить то, что в глубине души думаю, и подсказываю это другим: пусть они выражают мои тайные мысли. Вот хотя бы этот спивающийся актер погорелого театра…
Но, с другой стороны, я артистизмом не обладаю, должен же я хоть как-то оправдывать свое существование в рамках проекта? Подавать идеи, говорить хоть о чем-то… В принципе можно, конечно, каждый мой чих видеть в черном свете, но тогда я не вполне это осознавал. А трусоватым я был всегда, и проект меня не изменил. Только усугубил мою склонность бояться всего на свете.
Мне трудно раскаиваться. Я знаю, что не изменюсь. Я не смельчак ни в каком смысле. И это – константа.
Вот и сейчас – испугался того, что останусь больной один, и тут же вспомнил о Юле. Она пожалеет, не бросит. И никогда не предаст. Выходит, что я использую эту девушку? А люблю ли?
- Ты вообще за эти семь месяцев хоть раз обо мне вспомнил? – спрашивает она.
- Я чувствовал себя загнанным зверем, боялся возобновлять контакты.
- Боря, ты знаешь, о чем я подумала… - она внезапно сменила тему, за что я ей был благодарен. – Тебе надо увидеться со своими «товарищами по несчастью».
- Ты имеешь в виду участников этого шоу?
- Да нет же… Людей, о которых ты говорил. Просто зрителей. Не обязательно этого шоу, возможно, они смотрели, «Голод», «Дом-2», еще что-то… И заболели. Тебе не обязательно им рассказывать о себе. Просто задай им вопросы.
- Кто же мне предоставит такую информацию? Если эти люди и упомянуты в научных статьях, их настоящие имена и фамилии изменены. Психическое заболевание – это тайна, и право открыть эту тайну есть только у прокуратуры при расследовании уголовного дела.
- Понятно. Но ты можешь поговорить с авторами этих статей. Узнать, как чувствуют себя названные ими люди, какие у них симптомы. Сравнить со своей симптоматикой. Вот о чем тебе надо писать!
Я внезапно прижал ее к себе и сказал: «Честное слово, мне кажется, я люблю тебя, Юлька». Она промолчала.

               
                12
Оказалось, родители этих людей достаточно откровенны. Им хочется «плакаться» всему свету о своих бедах. Авторы статей, размещенных в интернете, с готовностью связались со мной, дали контактные телефоны родственников и уверили меня, что они не против приватной беседы. Одна из таких мамаш живет в соседнем доме. Это очень удобно. Она пригласила меня к себе.
Выяснилось, что ее Светочка смотрит все реалити-шоу, для нее этот жанр затмил кино, сериалы… Ей нравится эффект «замочной скважины». Девушке семнадцать. Живет она так уже несколько лет. И привело это к психозу и госпитализации.
- Представляете, знает всех, кто там участвует, поименно, смотрит каждый выпуск, потом кидается в интернет и на форумах обсуждает содержание. Они там косточки перемывают участникам. Мне казалось, подумаешь? Девка дома сидит, не наркоманка, по улицам не пойми с кем не болтается…  А оказалось, что это еще хуже, чем принести в подоле. Теперь больной стала.  У нее психологическая зависимость, мне так врач сказал. Она жить не может без этих людей. Они ей стали важнее, чем родственники, одноклассники…
- С людьми, которые смотрят сериалы, тоже такое случается, - заметил я.
- Но они знают, что это – персонажи, есть грань… а здесь… Вроде как это все – правда. Этих людей можно встретить, пощупать, потрогать, взять автограф…
- Может, она влюбилась в кого-нибудь? – предположил я.
- Она влюбилась во всех сразу. Девушек воспринимает как своих то ли лучших подруг, то ли сестер, переживает за них до слез… И к парням она так же относится.
- Так. Она проводила время то у телевизора, то в интернете, но в какой-то момент появились странные мысли…
- Врач говорит: переутомление. Одно наложилось на другое. Занималась с репетиторами, решала кучу задач, волновалась, при этом по ночам вместо отдыха в интернете сидела. Я не сразу просекла, что она уже который месяц вообще не спит, все время в Сети проводит. У нее началось нервное истощение. И появились страхи.
- Какие?
- Ну… везде камеры. И ее снимают. Она вроде как в этом реалити.
- А в каком именно?
- «Ссора». Ну… то есть, в вашем.
- А почему?
- Она в интернете вас всех обсуждала, ей показалось, что из-за этого за ней и следят в реале. Хотят отомстить, потому что она там плохо о ком-то писала. Конечно, если бы все ограничивалось телевизором, ее состояние бы так не ухудшилось, но еще и интернет-зависимость добавилась… И началось – как снежный ком. Она стала шарахаться от людей. Всех бояться. Видеть в каждом врага. Все ей казалось, что это связано как-то с реалити-шоу. Когда в больницу ее привезли, она и врачей так воспринимала. Ей казалось, что ее тайно снимают. И все, что вокруг происходит, - какая-то съемка.
Звонки родителям других молодых людей дали практически тот же результат. Телевизор + интернет + переутомление из-за учебы + личные стрессы = психоз. Картина получалась разной в деталях, но одинаковой по сути.

                13
А теперь я добрался если не до самого главного, то до одного из ключевых моментов в этой истории. Переутомление. Ведь у меня это было.
Я вспомнил, как несколько лет подряд писал книги по сериалам. Мне присылали гигантские сценарии – 100 серий, каждая по 40 страниц. Надо было срочно в течение месяца переделать все это в книгу. Сначала прочесть 4000 страниц, а это еще какой труд! Причем сделать это надо за несколько дней. Потому что остальное время – для написания, иначе я не уложусь в сроки. Вникнуть во все детали сюжета. Отсечь то, что менее важно. И превратить это в удобоваримое книжное блюдо.
Проще самому вообще все сочинить, чем вникать в чужой труд, уж поверьте тому, кто пытался. Я помню, как целыми днями просиживал у компьютера, вчитываясь в эти сценарии, сокращая их, излагая сжато и лаконично с добавлением кратких описаний.
Кончилось тем, что у меня в голове перепутались все эти герои из разных сериалов, они мне уже во сне снились, слово «сценарий» стало вызывать аллергию, я его уже слышать не мог. И в этот момент – заказ на новую книгу о шоу «Ссора» и приглашение поучаствовать.
Я явился туда уже психически истощенным, но этого не понимая. Первые дни у меня было желание закрыть глаза и лежать часами, но я понимал, что если буду так себя вести, меня быстренько выгонят. К тому же надо было строчить текст новой книги.
Любящая и понимающая почти невеста Юля, которая меня чуть ли не матом послала, узнав, куда я иду. И из-за этого я тоже переживал. Но у меня был выбор, и выбрал я шоу. Считая, что это – путь к славе. А оказалось, что это – дорога в больничную палату.
Я никогда не забуду этот коридор, пациентов, выстроившихся в ряд и ждущих, когда медсестра сделает им укол. Они выглядели как лишенные жизни призраки, о которых весь мир благополучно забыл, до них никому теперь нет никакого дела.
И мне захотелось вылететь пулей оттуда, пойти работать хоть дворником, лишь бы чувствовать себя среди людей. Все мое былое желание «звездности» было забыто.
Теперь я хочу просто жить. И ценю самую обыкновенную незаметную жизнь.   Другая уже не манит, а только пугает.
Испуган я крепко. И на всю жизнь.

                14
Мое помешательство на «сценарии» - его корни оттуда?  Все это обилие сценариев, которые я читал и перерабатывал, мой просмотр шоу «Ссора», где я пытался вникнуть в сценарий организаторов… Что там по сценарию, а что нет? Стоит ли удивляться, что постепенно некий «сценарий» начал мерещиться мне везде? И я дошел до того, что и продавцов в магазине, и мать стал воспринимать как людей, которые выучили некий текст и мне его говорят, ожидая ответной реакции. Доктора, медсестры, санитарки, пациенты… они тоже были людьми, которые ведут себя «по сценарию».
Господи… Кто заигрался в «сценарии» – я или ты?
Раньше мне только казалось, что я понимаю значение слова «отчаяние». Я его понял только теперь.
Я, сумасшедший.
Может быть, есть люди, которые не стыдятся обнародовать психическое расстройство и даже посвятить жизнь борьбе против дискриминации психически больных и за их социализацию и реализацию… у меня на это «пороха» не хватит. Я никогда не решился бы.
Написать – дело другое. Можно изменить имена и фамилии, некоторые детали, убрать вообще свою личность и выдумать новую… в плане творчества меня это может ой как обогатить.
Теперь я на своей шкуре убедился в том, как тяготит на самом деле слава, если представить себе, что на тебя все смотрят, и все от тебя чего-то хотят… Пусть это было игрой моего больного воображения, но это стало уроком.
Все это – не для меня. Надуманные «камеры» и «сценарии» превратились в орудия психологической пытки, изощренной садистской игры.  Я понял одно – человеку, лишенному психологической выносливости, нужна спокойная тихая и размеренная жизнь без встрясок и лишнего внимания окружающих.
В идеале – не полный рабочий день, а частичная занятость. То есть, чувствовать себя нужным, зарабатывать на пропитание и самые элементарные нужды, но не надрываться.
Мне уставать нельзя. Я уже поплатился за это. Но кто же создаст для меня персонально такие условия?
О правах таких, как мы, говорят много, но что действительно делается? На практике получается, что любая работа – стресс, и нигде не хотят учитывать особенности нервной системы. Даже в самих психиатрических больницах – сотрудники жалуются на непонимание руководства и перегрузки, которые им навязывают. Казалось бы, там-то профессионалы, они должны знать, к чему это приводит…
Получается так – те, кто не может работать в полную силу, ложитесь и умирайте. По принципу «слабого звена». Мир для таких, как вы, не приспособлен.
               
                15

Мне позвонила Аня. Признаться, я даже имени этой девушки не запомнил. Не сразу, но я сообразил, что она – одна из четырех, так похожих внешне, фотомоделей, участниц «Ссоры».
- Борис, у тебя так было? Меня домой отпустили, а я спать не могу, мне кажется, дома камеры установили, меня продолжают снимать…
- Да ты что?! – я потерял дар речи.
- Мама приходит, а я… я не знаю, как с ней говорить. Она как будто специально меня доводит. И это снимает кто-то.
- Успокойся. Никто ничего не снимает,  - впервые после выхода из больницы, которую я покинул четыре недели назад, я почувствовал, что мой голос звучит спокойно. Я верю тому, что я ей говорю. И дышу совершенно свободно. Как раньше. Ура!
- Ты в этом уверен?
- У меня было такое. Прошло.
- Мне в жизни не было так паршиво, ты даже не представляешь… ем и трясусь – кто-то видит все, что я съела. А мне ведь нельзя поправляться.
Если ее положат в больницу, начнут колоть и давать препараты, вес она наберет. Это гормональные средства.
О боже…
Когда я почувствовал, что жалость к другому человеку впервые пересилила жалость к себе, мне показалось: я оживаю. Уходит ощущение этого мертвенного внутреннего холодка, когда единственной жертвой всемогущего бога человек считает себя и зацикливается на том, как ему плохо.
- Хочешь, познакомлю со своим доктором? Прямо за руку к ней отведу.
- Я боюсь, Боря.
 - Не бойся.
- Это не сценарий? Тебе не велели так со мной говорить?
- Сценарий, - сказал я, решив проверить, отреагирует ли она в таком состоянии на мою шутку.
- Да ладно тебе… - она засмеялась. У меня отлегло от сердца.
Я понял, что выздоровел. Ей это еще предстоит. Назначив встречу, я открыл ноутбук и начал писать статью.
Ремиссия – это не просто временное успокоение. Это полное избавление от всех навязчивых страхов и подозрений. И мне самому не верилось, что можно вздохнуть свободно. То же, наверное, ощущают люди, которых выпустили из тюрьмы. С той только разницей, что болезнь – мой тюремщик. А разум мой скован невидимыми цепями и потерял способность оценивать здраво. Хотя должен признать, что мысль о пиаре и использовании своего имени в связи с этой историей во мне шевельнулась, но, взвесив все «за» и «против»,  я взял псевдоним, причем женский.
Для тех, кто прочел эту повесть, нет никакой необходимости даже просматривать текст статьи, опубликованной полгода спустя в медицинском журнале. Они там вряд ли найдут что-то новое.
Но все-таки я решил ее вставить сюда.               

               



               
                Моя жизнь – реалити-шоу
http://www.psychol-ok.ru/psyforum/index.php?showtopic=187



                1
Реалити-шоу – это телевизионный жанр. Герои участвуют в съемках добровольно, мечтая стать медийными персонами. Сделать карьеру актеров, моделей, телеведущих. Им кажется, что, если каждый день их будут показывать по телевизору и обсуждать в интернете, то это – путь к славе и богатству. Они мечтают стать звездами.
На самом деле это довольно опасный эксперимент над психикой. Известно, что один из симптомов психического расстройства – подозрение, что за человеком следят. Находясь в условиях круглосуточного наблюдения, когда герои реалити-шоу ни на секунду не могут остаться одни, они испытывают сильнейшее напряжение. Это выражается в эмоциональных, нервных срывах, истериках. А надо держать себя в руках, постараться показаться зрителям в выигрышном свете. Но рейтинг передачи повышается из-за скандалов, склок, драк, конфликтов. Чем больше, тем лучше. И этих людей провоцируют на то, чтобы они орали, визжали, топали ногами, таскали друг друга за волосы на глазах у всей страны.
Их доводят до белого каления, и это снимают. Их постоянно стараются поймать на лжи или уклончивости и обвинить в чем-то, заставить защищаться с пеной у рта, доказывать свою невиновность. И эти люди живут в атмосфере перманентного стресса.
Только сильнейшая любовь к славе и склонность к эксгибиционизму (удовольствие от того, что выставляешь себя и свою жизнь напоказ) могут перевесить на чаше весов и заставить в этом участвовать в течение месяцев, долгих лет. Ежедневно, ежечасно, ежеминутно.
Что в результате может произойти с самими участниками и зрителями реалити-шоу, которые годами следят за происходящим на экране и мысленно тоже как бы «находятся там», полностью погружаясь в атмосферу?
В американской психиатрии возник такой термин как «синдром Трумэна». Человеку кажется, что его жизнь – это реалити-шоу. Но не экранная, а настоящая. Вокруг него – актеры, декорации, все произносят заранее приготовленный и выученный текст, а он – единственный участник. Но не добровольный, в отличие от телегероев. Его жизнь тайно снимают. Происходит это против его воли. Его насильно заставляют в этом участвовать.
На него смотрят некие «зрители», комментируя каждый чих. Он испытывает нечеловеческое напряжение, думая, что ни на секунду не может остаться один. Его постоянно провоцируют на то, чтобы он сорвался, но он старается держать себя в руках. Больной не знает, как выйти из этой ситуации. Он не хочет участвовать в этом «реалити-шоу», но как отказаться делать это, если его снимают тайно? Ему не приходит в голову, что никакого реалити-шоу нет, это – плод его больного на данный момент воображения.

                2
Люди воспринимают своих родственников, коллег по работе, прохожих на улице, врачей в больнице как актеров, которые участвуют в шоу. Они начинают думать: а почему же раньше они так не относились к ним? А, может, это происходит уже очень давно, чуть ли не всю жизнь?
А реальна ли вообще была их жизнь? Может быть, это с самого начала являлось неким шоу? Они – подопытные кролики, их заставляют участвовать в телевизионном психологическом эксперименте. Вокруг – агрессивная злая атмосфера, все только и ждут, когда они сорвутся.
Больным приходят в голову мысли о самоубийстве. Это, как они думают, единственный выход. А как еще прекратить это «реалити-шоу»?
А, может быть, все хотят довести их до самоубийства и это снять? Это такая игра?

               
                3
Возникает логичный вопрос: а кто смотрит это «реалити-шоу»? Ведь есть же некие зрители, аудитория. Это могут быть представители средств массовой информации – журналисты газет, радио, телевидения. В любых прочитанных или услышанных текстах больным мерещатся намеки на их жизнь, им кажется, что тайно от них журналисты имеют возможность наблюдать за ними и комментировать происходящее в их квартире, на улице, на работе.
Естественно, журналисты не говорят и не пишут об этом прямо, называя имя больного. Они это делают иносказательно, обсуждая кого-то другого, но имея в виду именно этого человека.
Люди сверхмнительные всегда улавливают намеки там, где их нет и быть не может. Но они, как им кажется, «читают между строк».

                4
Такое состояние возникает не «вдруг», не в один прекрасный день. Это – следствие долгого накопления стрессов и отрицательных эмоций. Неудачи на работе, в личной жизни, разнообразные психологические травмы, соматические заболевания (например, воспаление легких, перенесенное на ногах, гормональные расстройства, бессонница) ослабляют организм, истощают нервную систему и приводят к тому, что человек годами живет в ситуации «перманентного стресса», у него усиливается депрессивное состояние.
Люди, для которых депрессия привычна, находят успокоение в мыслях о смерти, для них это – избавление от проблем, преодоление страха перед жизнью и покой. Если количество стрессов привело к нервному истощению, то у них появляются новые страхи: кажется, что и смерть не даст желанного покоя. Возникает мания преследования. Ощущение, что «из-под земли достанут».  Даже умереть не дадут.
В начале болезни человек еще не сформулировал для себя, что он подозревает слежку за собой. У него возникает некий тревожный эмоциональный фон, он чувствует, что начинает воспринимать любое услышанное, прочитанное слово совершенно не так, как раньше. Усиливается подозрительность. Проходят дни, недели, месяцы.
Кажется, что происходит «что-то не то». Но конкретно? Этого человек не знает. У него – бессмысленный необъяснимый жуткий страх, и он растет, увеличивается в размерах до гигантизма, и пределов нет.
Тихий ужас. Он боится сказать об этом. И не находит слов, чтобы выразить свое состояние. Свои подозрения он боится облечь в слова даже мысленно.
Ему кажется, что это невозможно, невероятно… в этом нет смысла и вместе с тем…
Ведь научно-технический прогресс сейчас таков, что позволяет наблюдать за кем угодно кому угодно?
Люди, не разбирающиеся в технике и вообще не с техническим складом ума, могут поверить в это в силу своего невежества в этой области. И это тоже – очень важный момент.
 Может быть, «технарь» на это «не купится», а гуманитарий поверит.

                5
Вопрос: а зачем все это нужно журналистам? И почему именно я? Если человек долгие годы был участником интернет-форумов и обсуждал героев реалити-шоу, ему кажется, что на это обратили внимание, и его выбрали как подопытного кролика для такого психологического эксперимента. Больной объясняет это своим пребыванием в интернете. Ему кажется, что корни – оттуда.
Он смотрит реалити-шоу, и ему кажется, что участники и ведущие передачи говорят то, что имеет отношение к его собственной жизни. А в «бегущей строке» (посланиях телезрителей – участникам) он улавливает намеки на то, что происходит в его квартире.
К примеру, читает послание: «Маша, хватит сидеть у телевизора! Встань с дивана». И вздрагивает.
А вдруг это про меня? И все видят, как я сижу у телевизора на диване.
Но, как справедливо замечают в таких ситуациях врачи, а если это – тайная съемка жизни больного, то такое шоу должны продавать? На этот вопрос нет ответа.
В процессе выздоровления люди мучаются сомнениями, а была ли хоть доля правды в их подозрениях, неужели все это им только казалось? Им и хочется, и не хочется в это верить. Если это - правда, значит, они не больны, и на душе становится легче. Признаться самому себе, что у тебя психическое расстройство, очень тяжело. Иной раз физический недуг – это морально не так унизительно.
Если это не правда, придется признать: ты был болен, но не понимал, что это болезнь. Не знал, что такое расстройство психики существует, и у него есть название.
Ведь многие болезни возникают и развиваются так долго потому, что люди не знают об их существовании, не понимают, что означают те или иные симптомы. И в этом смысле их нужно образовывать и просвещать.

                6
Самая большая ошибка больных – их молчание. Чем дольше они все «держат в себе», тем тяжелее их вылечить. Но в период болезни люди, как правило, замыкаются в себе и перестают доверять кому бы то ни было. Конечно, это зависит от характера, но многие в такой ситуации испытывают страх высказаться откровенно. Они могут молчать месяцами, годами. Особенно если считают, что шоу продолжается, и думают: а если мое молчание – это выход из такой ситуации, и тогда это «реалити» перестанут снимать?
Время вашего молчания о своих тайных подозрениях и страхах - это время, вычеркнутое из процесса нормальной жизни.
Не бойтесь говорить о том, что вам кажется! И чем раньше вы станете откровенными, тем лучше для всех. Не затягивайте это состояние до абсурда, до несовместимости с жизнью, до попыток суицида как единственного выхода из такой ситуации.
Если у больных есть то, что врачи называют «критикой своего состояния», это может частично объяснить их молчание. Они в глубине души и сами понимают, насколько абсурдны их страхи.
Как только они начинают озвучивать то, о чем тайно думают целыми днями в течение долгого времени, им становится просто смешно.
Невысказанные страхи изводят людей. Молчание в такой ситуации – это не благо. А путь в глубочайший тупик, в бездну одиночества.


                Валентина Петрова