Плохой партизан

Я русский или нет?
   Как оказалось, мой прапрадед по линии отца - Кузьма вовсе не Кузьма, а Казимир.
   То, что мой дед по линии матери на самом деле не Степан, а Стефан я знал с детства.
   Вот они отголоски истории, результат влияния Великого польско-литовского княжества на Смоленские земли...
 
   Вспоминаю, что дед Степан приезжал в гости не часто. От силы, раз в год.
   Низенький, худощавый, запоздало-одетый по полувоенной моде сталинских времен - китель, галифе, сапоги.
   От пары рюмок он быстро хмелел, начинал вспоминать свою первую жену Анну, урожденную Колобову и жалеть мою мать, осиротевшую в три года. Это мне было совершенно не интересно. Меня интересовали другие вопросы.
   Дедушка, а ты воевал?
   - Нет, меня в армию по болезни не взяли.
   А что ты в войну делал?
   - Как немцы пришли - пришлось к партизанам идти.
   А ты много немцев убил?
   Мне хотелось, чтобы дед убил 10, нет 100, а еще лучше 1000 врагов.
   - Не знаю. Стрелять - стрелял, а кто попал, кто промахнулся, в бою, когда все вокруг стреляют, не известно.
   А часто в бой ходил?
   - Редко, я ведь у партизан ездовым был. Воевали больше молодые да шустрые. Пока они за деревней от карателей отстреливаются, мое дело партизанских баб да детишек от беды увезти, чтобы не постреляли или в сараях не пожгли. Посажу в сани, а там забота от пуль уйти, лошадь нахлестывать да сани не перевернуть.
   А города партизаны завоевывали?
   - Нет. В деревнях немцев били, на села и на станции рейды были, но я привезу и по приказу жду, как там обернется. Если не задастся бой, поранят многих - нужно их быстро в лес увезти. К доктору. А то и все драпаем, если немец окружает или одолевает.
   А ты эшелоны под откос пускал?
   - Нет, на это специальные, обученные минеры были. Довезу их поближе к железке и смотрю за лошадью. Чтобы не заржала. Ночью ржание далеко слышно. Ребят можно подвести.
   Вы всех немцев в лесу победили?
   - Нет. Понагнали они к нашим лесам полицаев, карателей. Все дороги перекрыли. Есть нечего. Патроны кончились. Бинтов нет. Сверху их самолеты бомбят, Из-за леса снаряды летят. Автоматчики окружают. Мало кто из отряда уцелел. Только те, кто в болоте не потонул и до дома дошел. Кого свои деревенские не выдали. А выдавали часто. Кто из боязни, кто по ненависти, а кто из желания перед немцем выслужиться. Много людской гнили война выявила...
   А дальше что?
   - Когда наши погнали немца от Ржева да от Вязьмы, немец деревни в округе все пожег. Народ собрали и зимой по морозу пешком, за пятьсот километров в Белоруссию погнали. Ночевали часто на ветру да на снегу. Многих больных, старых да малых немцы постреляли. Тех, которые идти быстро не могли. А у немца порядок строгий. Каждый переход, каждая ночевка до минуты расписана.
   А что вы в Белоруссии делали?
   - Мамка твоя - маломерок, батрачила, а меня в город, в строительную артель определили.
   "А что ты немцам строил?" - начинал я задавать провокационные вопросы.
   - Ничего я врагам не строил. Иногда гвозди в бревна вбивал, чтобы пилы на спичечной фабрике ломались, а больше по городу с ящиком ходил, стекла вставлял, на хлеб зарабатывал. Голодно было.
   А тебе немцы платили?
   - Нет, платили люди, которым стекла ставил. А иногда подпольщики помогали. Наши смоляне с местными бульбашами сговорились, а меня связным сделали. Я ведь свободно по городу ходить мог, пропуск имел. Заходил, куда посылали, то записку передам, то десяток патронов, а больше на словах.
   А много в городе подпольщиков было?
   - Кто его знает. Это не положено знать. Опасно очень.
   А чего опасно?
   - Немцы не дураки, им в городе партизаны не нужны. Следили. Арестовывали и вешали на площади. Перед приходом наших и меня арестовали. Захожу в дом, а там немцы по углам и хозяин побитый на полу лежит.
   А как тебя отпустили?
   - Если бы отпустили. Привезли в комендатуру. Прикинулся дурачком, мол я не местный, знать ничего не знаю, не до коммунистов мне, троих сироток прокормить надо. Не поверили. Измочалили всего и в барак. У них специальный барак был, для нас смертников, которых к стенке или на виселицу.
   И тебя не расстреляли?
   - Наполовину.
   Это как?
   - Терять нечего было. Ломанулись мы к забору.
   Прожектора светят.
   Пулеметы с вышек стреляют.
   Пристроился я за одним здоровым парнем.
   Как он бежал?!
   Летит! Через мертвых прыгает, На колючую проволоку грудью кинулся, перевалился ну и я следом, а в темноте я его потерял, как ранили меня.
   Сколько бежал, кровью харкая, не помню. Только упал, в какую то канаву, заполз под мостик, грудь завязал, Лежал в грязи, днем не стал выходить, нельзя. Там и легкие на всю жизнь застудил. Ночью выполз и к знакомым. Спасибо добрым людям, берегли и выхаживали до прихода наших...
   Дальше мне стало совершенно не интересно. И я ушел на улицу играть с приятелями в войну.
   Мы были храбрее!
   Мы не сгибаясь шли в атаку, побеждали врагов и геройски умирали за Родину по десять раз в день!
 
   Что слушать деда?
   Дед не совершил никаких подвигов.
   И партизан он был не геройский.
   Плохой партизан!!!
 
   ...Давно не стало деда.
   С того разговора прошло почти сорок лет.
   Теперь я понимаю, что это я был плохим внуком.
   Или просто по детски глупым...
 
   P.S.
   После войны деда вызывали в район для получения правительственной награды за его посильный вклад в Великую победу.
   Он не поехал.
   Наградные документы были выписаны на имя Степана, так его звали в деревне, в отряде и в белорусском подполье, а дед по паспорту был Стефан.