Река жизни. Совхоз Кубанская степь

Теперь я уже не ребенок, а учитель, хотя учительского образования пока не имела. Мечту стать врачом оставила и поступила на экстернат педучилища. С началом учебного 1946 года меня направили учителем начальных классов на хутор Мигуты, который был недалеко от совхоза «Кубанская Степь», а в 1947 перешла на работу к отцу.
Бывало, зимой иду на выходные домой из «этих» Мигут в «Кубанскую Степь» к родителям пешком по заснеженным полям, дороги не видно, метет, пурга бьет в лицо. А я одна в поле, километров пятнадцать пути, точно не знаю. А там речки – и проваливалась. Пока дойду, моя незатейливая обувь на ногах смерзнется. Вот оттуда и закалка.
Шли годы. Почти каждое лето к нам в совхоз приезжали мои сестры. Изабелла с мужем вернулась с дальневосточной стороны в Херсон, в родное гнездо Сергея. Отец никогда не скупился на угощения, и как только они у нас появлялись, в доме не выбывали фрукты, виноград, и самое главное и любимое блюдо всех нас – раки. Большими корзинами, килограммов по десять, пятнадцать, нам приносили знакомые рыбаки. Папа варил их сам, выкладывал в большую миску эту ярко-красную красоту, а все мы наваливались на них, как на семечки. Пахло укропом…
Мне 24 года. Тогда мы были не такими открытыми и развязными, как сейчас многие девчонки нашего возраста. Коле¬ней не должно быть видно, платье – чтобы не облегало фигуру, а длинные волосы прибраны в пучок или заплетены в косичку. А уж грудь чтобы выставить, так это позор.
Отец дружил с директором совхоза Иваном Федоровичем Куликовым, человеком серьезным и очень авторитетным. Роста он был невысокого, ходил в галифе. Такие брюки военного образца. Не знаю, приходил ли директор совхоза Иван Федорович Куликов еще к кому под Новый год с мешочком пшеницы и посыпал ли ею еще где, для удачи и хорошего урожая, но к нам приходил. При встрече в шутку, вроде бы, сватался: «У тебя, Александрович, три дочки, у меня два сына. Отдай, хоть одну».
Отец смеялся, тоже шутил: «Выбирай любую!». Только «женихов» было мало. Федор, старший, как помнится мне, куда-то уехал, не то учиться, не то в армию, или в военное училище. Оттуда и жену Зою привез. А младший Андрей, «Дюсик», как его все звали, наверное, за то, что он был мягкий, улыбчивый, и ротом вышел, и плечами, о женитьбе не думал. Андрей младше меня и учился в младшем классе у моих родителей.
Через центральную усадьбу совхоза пролегала асфальтовая дорога, по обе ее стороны - выстроенные магазины, ларьки и жилые бараки для рабочих. Там же была и школа, в одном из классов которой мы жили.
Позади первого ряда построек особенно отличался формой второй ряд домов для инженерно-технического персонала совхоза. А посредине - сквер с молодыми деревцами и единственный колодец, из которого все брали воду. Директор совхоза жил в домах для персонала, в том ряду, что вдоль лесополосы. Из окна нашей школьной квартиры просматривался колодец, и всегда было видно, кто набирает воду.
Думаю, что не случайно, как только я подходила к колодцу, так и Андрей с ведрами тут как тут. Надо было крутить ворот, чтобы поднять ведро с водой, он и брался мне помогать.
А потом и я, завидев, что Андрей медленно идет с ведрами, брала свое и – туда. Наверное, судьба. Это были встречи пока только у колодца. Молодость.
Бегали в клуб на танцы, в кино, провожались. Так и сошлись. Паспортов у нас не было. Андрей шутил, что отец «велел при¬смотреться к любой из нас». А сестер в совхозе после войны не было. Они разъехались и приезжали в отпуск только летом.
Вспоминаю о той безрассудной молодости, о появившемся у меня страхе остаться старой девой и о той вере, с которой с чистым сердцем я отнеслась к предложению Дюсика. Родителей поставили перед фактом, а через два месяца Андрея призвали в армию. Тогда было не до свадьбы. Это был 1948 год.
В Каневской военкомат Андрея и двоих других ребят отправляли на грузовике, нагруженном мешками с зерном. В рай¬он поехала и я. Так захотелось Андрею. Проводила. Через месяц письмо. Сообщил, что служит в Челябинске, попросил прислать бумаги для писем.
Может быть, не успел Андрей еще доехать до Челябинска, как я поняла, что уже «в положении». Сообщила новость, на что он не замедлил дать ответ.
Его ответное письмо написано на какой-то серой или зеленой бумаге, в подлиннике оно читается хорошо, а в перепечатке не совсем, но разобрать можно. «Здравствуй Кларочка!!! – писал Андрей. – Сообщаю тебе, что получил от тебя письмо и узнал новость. Да, Клара, новость хорошая…». Дальше Андрей писал, что хотел непременно сына, а воспитать его мечтал так, «как воспитали нас родители». Это письмо было послано 23 января 1949 года. Его я сохранила...
Еще до войны директорская дочь Маруся, сестра Андрея, и мы все девчонки-третьеклашки любили уходить в лесополосу с едой, куклами и одеялами. Поставщиком еды была она. Наберет дома копченого сала, всякой другой еды – того, чего у нас не было так свободно, а мы – что-либо из зелени. Там же, в лесополосе, из занавесок и одеял сооружали шалаши, развесив их между деревьями, ходили в «гости» друг к другу и так заигрывались, что родители пускались в розыски. Но это о детстве, когда еще первый раз в совхозе жили.
Маруся так и выросла «Марусей». Очень не любила, когда ее называли Маша или еще как. Только Маруся. Ее первой любо¬вью был Васька Гуков, хороший видный парень. По-моему, они учились в одном классе. Василия после окончания школы взяли не то в армию, не то в военное училище. Приезжал в отпуск, переписывались, клялись, любили. После окончания училища в совхоз Василий появился с женой. Этого предательства Маруся не вынесла и уехала в Краснодар.