Река жизни. Семья

Первое время, приехав в этот город, я тосковала по кубанским степям, по своей земле, на которой родилась. Степь, а на ней красные маки. Мою тоску по родине постепенно залечивало время. Здесь началась другая жизнь.
В 1953 году мой будущий муж обратился в городскую администрацию о выделении ему земельного участка для строительства жилья. Вместе с другими участниками Великой Отечественной войны получил свои 4 сотки в 227-м квартале. Тогда мы еще в законном браке не состояли, но совместную жизнь планировали.
Георгий понимал, что строительство дома сами не потянем. Тем более у всех, получивших землю, были одинаковые типовые проекты домов на четыре комнаты.
Он пригласил моих родителей, с которыми успел подружиться еще в Роговской. Они, отработав полагавшиеся 25 лет в школе, были уже на пенсии. В Роговской их ничего не держало, а здесь совместная стройка, и будет с кем оставить Валеру.
Мы взяли на десять лет беспроцентный кредит, приехали родители и сразу же принялись за стройку. Первым соорудили небольшой сарай со стороны бабы Лиды, в нем и жили до окончания строительства дома. На проезде Фигурном дружно строились 33 семьи.
Фундамент копали всей семьей. Дом разделили на две половины. Одна из них, побольше, с выходом на улицу – наша, вторая, поменьше с выходом во двор, между домом и межой соседки бабы Лиды, на улицу в калитку – для родителей.
Папа начал активно работать по благоустройству проезда. Благодаря ему, у застройщиков появились электричество, вода, газ и радио.
В дом перебрались под зиму, хотя он еще не весь был до¬строен. После ухода из издательства Георгий в тот же день был принят на работу в Ставропольскую машинно-тракторную станцию на должность ветврача и заведующего ветеринарным участком. В дальнейшем он переводился из одного участка на другой того же предприятия. Одно время работал заведующим ветеринарным участком села Татарка, мастером на Ставропольском мясокомбинате. Там и работал до ухода на пенсию.
Однако с 1952 и, примерно, по 1962 год мы жили как нормальная, любящая и красивая пара. Продолжалась стройка, которая лежала на моем отце. Мама присматривала за Валерой.
Я работала в издательстве, смотрела за семьей, варила варенье, консервировала, по ночам вышивала. Это были картины, пейзажи, наволочки, салфетки. Пришлось сделать еще один аборт, но уже медицинский. Журавлев не собирался меня бросать, хотя мы еще не были зарегистрированы. Не скрою, мы продолжали ссориться. Я пеняла мужу на его чересчур долгие командировки на колхозные фермы, он устраивал мне сцены ревности. После очередных ссор надолго исчезал.
В 1953 году меня неожиданно направили на месячные курсы корректоров в Москву. Трехлетний Валера оставался с бабушкой Ольгой Семеновной. Жорику настала вольница.
1954 год. Я снова в интересном положении. 8-го мая 1955 года у нас родился мальчик – черненький, курчавый, похожий, как две капли воды, на Георгия. Назвали Сережей.
После рождения Сережи, Журавлев развелся со своей преж¬ней женой Лидой, которую я так никогда и не видела. Спустя два месяца зарегистрировался со мной, записал на себя Сергея и усыновил Валеру. Теперь мы все Журавлевы.
Десять лет, день за днем, летели вместе с листочками отрывного календаря. Человеческие судьбы непредсказуемы. Ход жизненных событий при разных обстоятельствах, порой, не за¬висит от воли человека.
Шли годы. Журавлев лечил колхозных животных на молочнотоварных фермах. Родители присматривали за детьми. Первые встречи, ласки и ухаживания ушли в прошлое. Начались будни, а с ними вперемешку радости и горести.
Жора вне дома выпивал, а значит, была демонстрация силы и власти. Бытовые и финансовые проблемы ложились на меня...
Работая в издательстве в должности старшего корректора, общаясь с писателями и поэтами, сотрудниками издательства, чувствовала, что мне не хватает высшего образования, и я за¬думала поступать в институт на заочное отделение. Документы отдала в педагогический Ставропольский. Журавлев был категорически против. Он в буквальном смысле блокировал мою подготовку к экзаменам: выкручивал пробки на всю ночь.
– Грамотная жена мне не нужна, – говорил мой законный муж.
Он продолжал менять места работы. Наша семейная жизнь явно не складывалась. Но я решила терпеть. Ради детей…
В 1956 году моему старшему сыну Валере исполнилось семь лет. До начала школьных занятий, примерно, в июне я решила свозить его в Керчь на море. Заехали в Краснодар, к Марусе, сестре Андрея Куликова. Застала ее в отличном расположении духа.
Приезду нашему обрадовалась и сказала: «Скоро придет Андрюша. Подкопает подвал». Сказала, как по сердцу ножом. Конечно, хотелось увидеть и показать сына.
Шесть лет прошло с тех пор, как мы виделись в Москве. Он знал, что я замужем, да и я знала, что он тоже не один. А увидеть хотелось.
Не стоит описывать его удивление, копка подвала отошла в сторону. Все внимание мне и сыну. Втроем пошли в парк, зашли в какое-то небольшое кафе, сидели, беседовали. Он расспрашивал, как живем.
После кафе Андрей повел нас в магазин, купил Валере портфель, цветные карандаши, краски и еще что-то, проводил на автобус.
Осенью Валера пошел в первый класс. Неожиданно позвонила Маруся с новостью: Андрей собирается разойтись и при¬ехать ко мне. Передала его просьбу позвонить ему в назначенный день. Разговор состоялся.
Если бы в то время я знала, что наша дальнейшая жизнь с Журавлевым пойдет кувырком, возможно, поступила бы по- другому. У меня семья, какая бы она ни была, и я ее должна была сохранить.
Андрею пояснила, что, кроме Валеры, есть второй ребенок от Журавлева, что брак наш зарегистрирован, что он усыновил Валеру, и все мы носим одну фамилию – Журавлевы...
Умерла Маруся рано. Совсем молодой. Позвонила Танечка, ее дочь, я поехала на похороны. Состоялось знакомство с Валей, женой Андрея, которой меня представили как подругу Маруси.
Та встреча у нас с Андреем была последней ...
В ноябре 1959 года мой муж сделал моим родителям неожиданное «предложение» – освободить жилище. Весь дом еще числился за ним. Только числился. На самом же деле родители в строительство вложили свои сбережения и немало физического труда.
Не имея другого жилья, с таким предложением они не согласились и были вынуждены судиться. Я оказалась свидетелем на стороне моих родителей. С помощью документов, фотографий, запечатлевших моменты физического труда моего отца на стройке, мне удалось доказать право моих родителей на часть дома. В результате они были признаны владельцами второй, меньшей части дома, который первоначально и пред¬назначался для них – с отдельным выходом во двор и на улицу.
Жора негодовал:
– Твоя часть у папы, иди и живи там! – гневно выкрикивал.
Высшей «точкой кипения» наших отношений стала коллективная поездка на экскурсию по городам Кавминвод, организованная профсоюзом книжного издательства, где я работала. Мы внесли деньги за двоих взрослых и двоих детей.
В самый последний момент Жора закапризничал и наотрез отказался ехать. Вместо него поехала наша бабушка, моя мать, всего около 20 сотрудников издательства. Экскурсия была интересной.
Группа ночевала в Кисловодском замке «Коварства и любви». Вернулись на следующий день в полночь. Жора, напившись, закрылся с топором и, выкрикивая угрозы, в дом нас так и не пустил:
– Идите к папе. Ваше там!
Несколько месяцев с детьми жила на кухне, спали на полу. Доступа в жилые комнаты не было, а Жорик занимался чудачеством: то он имитировал присутствие в его комнатах женщины, постукивая каблучками моих босоножек по полу, надетыми на руки, изображая хождение, то у двери клал топор с запиской, что приготовлен для меня. Выпивал.
Терпеть все это уже не было сил, и я обратилась в суд с заявлением о признании меня так же владелицей нашей половины.
7 декабря 1962 года без всякой волокиты, без адвокатов и свидетелей судья вынес решение в мою пользу, отказав Журавлеву в желании продать часть дома и поделить деньги.  Судья оценил нашу совместную половину дома по тем временам на большую сумму, чтобы оставить ее за собой полностью, мне предложено было выплатить своему мужу немалые деньги.
Начались холода, пошли дожди, а он и после суда не открывал дверь, пока не вмешался прокурор района.
Я делала все, чтобы сохранить семью и продолжать жить, так как в наших личных отношениях, считала, ничего дурного не произошло. Я не предъявляла никаких претензий, просила не дурить, жить, как жили.
Но Жорик в один из дней под вечер подъехал на небольшом возке, запряженном ишаком, погрузил все, что считал нужным, и переехал к матери.
Семья распалась. Стало пусто. В доме и в душе…
Рассчитываться мне пришлось алиментами, по своей воле официально оформив их только на одного Сережу, сделав надпись на исполнительном листе: «Прошу не удерживать в счет уплаты долга по суду».
Я осталась без алиментов и ежемесячно выплачивала ссуду, которую мы брали на строительство.
Спустя много лет мой младший сын, сын Журавлева, Сережа, так и не понял в свои пятьдесят лет, что его отец не оставил ему, как сыну, свою часть дома, а принудил меня ее выкупить.
И то, что выплачивала я алиментами, одевала, учила, кормила на свои заработанные, да еще и рассчитывалась с государством за тот кредит, что брали на строительство дома – не в счет…