Завод. Типография с нуля

В издательстве свободных мест редактора не было, и я в 1971 году пришла на молодой завод «Электроавтоматика», услышав, что там надо будет создать свое полиграфическое предприятие, тогда еще не зная, что прикиплю к нему душой и отдам ему 22 года своей жизни. Я полюбила его и товарищей, с которыми разделяла все общие тяготы. Отсюда я ушла на пенсию и снова вернулась.
Директором завода тогда был Александр Михайлович Корякин.
Предварительный разговор состоялся с главным конструктором Е. Саранцевым в присутствии невысокого полного человека, его заместителя Г.Т. Машкина. Саранцев на заводе почти со дня основания. Начальники цехов и отделов по имени и отчеству его не называли, он для всех был Женей.
Меня пригласили к главному инженеру Вадиму Гельбрасу. Поинтересовался образованием, посмотрел документы и отвел к директору.
Вошли в кабинет директора, просторный, обставленный темной полированной мебелью. Александр Михайлович Корякин с кем-то говорил по телефону. Закончив разговор и поло¬жив трубку на рычаг, он чуть повернулся в мою сторону и официально, сухо, без малейшей улыбки на лице, заговорил:
– Нам нужна своя небольшая, ну совсем маленькая типография. У нас еще ничего нет, ни помещения, ни машин, ни даже разрешения. Все это должны будете сделать вы.
Помолчал. И добавил: «Если сможете».
Я дала понять, что берусь, хотя было страшно. Разговор сразу же закончился, мы вышли в приемную. Какой я показалась Корякину, не знаю. Мне 48, румяная от природы, подтянутая, как девчонка. Промелькнуло: «Наверное, подумал, что не смогу».
Гельбрас рассказал, как пройти в отдел кадров. Направляясь туда, думала о «маленькой типографии» с печатной машиной, реалами для шрифтов, размоткой и резаком, с печатниками и наборщиками, переплетчиками и другим персоналом. Тогда еще не знали компьютеров и интернета.
14 октября 1971 года я была зачислена в отдел главного конструктора на должность инженера-конструктора 1-й категории. Показали место работы.
Меня отвели на четвертый этаж, вручили ключи от «Эры». Так называлась печатная машина и то помещение, в котором она стояла. Принимать было мало; единственная «Эра», стол, два оператора электрофотографа – Лида и Света. Помещение без единого окна, пары ацетона, пыль от электрографического порошка. Столы, стены, пол и стулья, на которые мы садились – все угольно-черное.
Дали в придачу и ротатор «ДАР». У Светы руки от него были по локоть в краске, да груда испорченной дефицитной бумаги. Печатать на нем невозможно, а работы много. Приобрела еще одну «ЭРУ».
Начала собирать заявки на печать для подсчета загрузки будущей типографии и определения ее мощности. В институте училась на редакторском, но был и предмет «Технология поли¬графического производства».
Год прошел в поисках. Меня обязали бывать на планерках у директора, которые проводились каждый понедельник.
Зал заседаний. Паркет, начищенный до блеска, шелковые занавеси на огромных, во всю стену окнах. Полированные сто¬лы темного цвета, телевизор, бархатные знамена – все создавало обстановку серьезности, подчеркивало нужность каждого из присутствующих на планерке. И так два раза в неделю, по понедельникам и вторникам, я бываю, здесь, в этом зале, на оперативных совещаниях.
Сюда приходят в обязательном порядке руководители отделов, начальники цехов, главные специалисты. У каждого – свое место. Так заведено.
В центре длинного стола во весь зал – директор Александр Михайлович Корякин. «Дядя Саша», как его называли за глаза. Рядом, по одну сторону, главный инженер Вадим Яковлевич Гельбрас, главный экономист Илья Сидорович Демин, главный бухгалтер Муравьев, главные специалисты. По другую – секретарь парткома, председатель завкома, а далее, по обе стороны стола – все мы, руководители цехов и отделов.
На строящийся завод приехали специалисты из Юрги. «Юргинцы» – Демин, Еремеев, Жихарев, Зевакин, позже к ним при¬соединился Ю. Мишин. Работал снабженцем.
На завод я пришла, когда он уже набирал силы.
В связи с увеличением выпуска продукции срочно потребовалась ее упаковка и товаросопроводительная документация, без чего все, что выпускается заводом, будет лежать на складах готовой продукции. Значит, не будет выполнен план, завод не получит прибыль.
Я поняла, какая ответственность легла на мои плечи.
Пока приходилось размещать печатание бланков и товаросопроводительной документации в Ипатовской, Светлоградской и Ставропольской типографиях. В каждую надо поставить бумагу, а ее мало – рулон. Не разрежешь.
С трудом беру транспорт, чтобы поехать с заказом или за готовой продукцией. Оплачиваю счета, беру доверенности, отчитываюсь по ним, отчитываюсь за материалы. Если изготовление бланков еще можно было где-либо разместить, то за упаковку никто не брался.
На планерке у директора начальник цеха товаров народно¬го потребления заявляет: «Замки готовы, лежат на складе. Журавлева ни этикетку, ни коробку не дает».
Выход нашла: ночью по шаблону ножницами вырезали будущую коробку, по размеру скобы резали закаленную проволоку, гнули ее, шилом прокалывали в картоне отверстия. К утру 2000 коробок были готовы.
Этикетку отпечатали на «Эре». Правда, без мозолей не обошлось, но в грязь лицом не ударили. Это пока. Пока не было еще своей типографии.
С меня уже начали спрашивать. Не строительство типографии, а бланки, сопроводиловку и упаковку на замки, торшеры, светильники.
Декабрь 1972 года. Надо действовать. Надеяться не на кого. Руководство сказало: «Чем скорее сделаешь типографию, тем скорее избавишься от этого примитива».
Наконец получено помещение бывшего парткома - две комнаты в так называемой «колбасе», за железной дорогой.
«Колбаса» - это помещения, пристроенные к толстенному каменному забору, между нашим заводом и заводом «Сантехзаготовок». Забор служил задней стеной помещений.
Получила высекально-просекальный станок. Начала тащить все в одно место. Картонорезательную машину собрала по крупицам в разных цехах завода. Ее раздобыли еще до меня, разобрали и приспособили под порезку пленки, используемой на оплетку абажуров для торшеров, которые начал выпускать завод. Коробкошвейную с трудом купила в издательстве «Ставропольской правды», из Калмыкии привезла резак, без которого в любой типографии обойтись нельзя. Это такая большая электромеханическая машина для порезки бумаги. Довольно травмоопасная штука. Потому резку требовалось выполнять обеими руками.
В Элисту приехала в морозный снежный день. На типографской территории мне указали на кучу металлолома посреди двора – вот машина. Взялась за голову, но рискнула. Забрала этот «металлом», поверив на слово, что в этой куче все детали на месте. Не подвели. Мастера на заводе хорошие, собрали ту машину. Сабельные ножницы изготовили также наши заводские специалисты — из ремонтно-механического цеха под руководством Юры Полиховского. По заявке из Москвы получила первую печатную машину ПТ-4. Достала шрифт. Машины еще не установлены, не подключены.
19 января 1973 года. К обеду пустили печатную машину. Первые оттиски этикеток для катушек. Радость! Смех! В эти годы в городе на заводах своих типографий не было. Корякин в Москве. Понесли главному, обрадовали.
Заканчивается январь семьдесят третьего. Задыхаюсь от тесноты. Стопы картона, готовые коробочки для замка связаны в пакеты и громоздятся штабелями под самый потолок. На полках – паспорта, полученные за много лет из Внешторгиздата на пяти языках, устаревшие, разная техническая документация, машины, люди.
Все это в двух небольших служебных комнатах, наполнен¬ных картонной пылью.
Я – материально ответственное лицо. С трудом приходится делать отчеты, появились нормы, акты, подписи. Беготни по цехам и отделам, хоть отбавляй.
Февраль 1973 год. Главный механик завода Юра Полиховский, высокий, симпатичный, форсировал строительство мастерских, которые он начал на пустой площадке, в «колбасе», рядом с нами. Заложил фундамент, поставил фермы. Соблазнилась.
К Корякину побоялась идти, пошла к только что назначен¬ному главному инженеру Г.М. Синицыну, внесла предложение- просьбу – все это отдать типографии и строительство продолжить по новому плану. Дал добро. И началось. Корякин его за это укорял, Юра Полиховский меня обзывал «хитрой», но обиды не было.
Март 1973 года. Получила новенькую строкоотливную ма¬шину – линотип. Из краевой типографии пришел опытный линотипист Миша Фридман, с которым я десять лет проработала в книжном издательстве, запустил в работу.
По ночам сижу в «колбасе», вычерчиваю планы, планировки. В таком узком и длинном помещении трудно что-либо сделать. Трудно увязать и привести в соответствие с технологическими процессами размещение цехов. Разрезаю миллиметровку, планирую окна, двери, водопровод, канализацию, электропровод¬ку со всеми ее вариантами (розетки, подводка к машинам).
Думаю, считаю, затем вычерчиваю все по отдельности, несу на утверждение, простаиваю у дверей часами и бывает, что и не примут, а когда получу подписи, раздаю копии моим так называемым подрядчикам, которым будет поручено выполнение этого заказа.
И тут начинается новая работа: достаю материалы, выпрашиваю рабочих в цехах, слежу, чтобы ничего не унесли и не испортили.
У Полиховского в РМЦ были слесари мальчики - проказники. Пришла мне новая машина с завода. Такелажники из РМЦ привезли, распаковали, а там вместо сумки с инструментом в какой-то сумчонке старый драный сапог. Так инструмент и не отдали, свернули на поставщика. Работать трудно до чертиков. Днем текучка. Ночью дома черчу, пишу письма. Не сдаюсь.
С самого начала моего прихода на завод планерки шли регулярно. Иногда спокойные, а чаще бурные. Сижу, наблюдаю, как реагируют начальники цехов и отделов на нотации директора.
Корякин каждого тянет за язык, поднимает одного за другим, чтобы выяснить суть дела, и почти каждый находит в себе силы без зазрения совести свалить что-то на другого.
Саранцев - главный конструктор, небольшого роста, полнеющий. На заводе работает почти со дня основания. Для многих он Женя, для меня Евгений Павлович. Его знали энергичным и инициативным, думающим специалистом. Сейчас он не тот.
Теперь, когда директор ищет концы на планерках, поднимая одного за другим специалистов, услышав свое имя, главный конструктор не то поднимается, не то еще сидит, пере¬гнется через край стола, буркнет что-нибудь невнятное, и еле поймешь: «Не в курсе дела». А Корякин посмотрит, помолчит, удивленно спросит: «Что с тобой, Женя? Ты перестал думать». А у того в семье неурядицы, разлад душевный.
Вадим Яковлевич Гельбрас – главный инженер завода до Синицына. Начальники цехов и мастера, если чего, идут к Вадиму. Его уважали за профессионализм. В просторный кабинет «главного» можно зайти в любой момент и порой к нему набивается столько народу, что, как говорят, некуда яблоку упасть.
Простота в обращении с сослуживцами заслуживала уважения. С ним я могла обговорить любое дело. Он интересовался полиграфией, поэтому внимательно выслушивал мои просьбы. На планерках сидит по левую руку директора, а когда тот вы¬ходит по вызову секретаря к телефону, продолжает совещание. Тяжелая форма аллергии на амброзию изнуряла Вадима и вы¬бивала из ритма.
Владимир Дмитриевич Лазебный – начальник механического. Он настойчив, пунктуален, любое дело доводит до конца. На планерках держится настороженно, но в любой момент старается протолкнуть все свои невыясненные вопросы.
В то время ему не более сорока. Небольшого роста, виски изрядно припудрились сединой, большой открытый лоб. Когда он весел или улыбается, очень симпатичен.
На заводе начались серьезные трудности. Поставщики деталей перестали в срок выполнять наши заказы, а, значит, и завод вынужден давать сбой. Горбачевская перестройка уже во всю давала о себе знать.
Планерки длятся долго, почти до обеда. Разбирается дефицит какого - либо цеха или изделия.
Многих эти вопросы не касаются, как и меня. Скучаю. Думаю о своих невыполненных делах, наблюдаю и делаю пометки в своей деловой книге, что покажется интересным.
Корякин и Гельбрас прямо на планерках по серьезному схватываются. И это кончилось тем, что Вадим вскоре с завода ушел. Многие не видели достойной замены, однако, после него сразу главным инженером завода был назначен заместитель директора по общим вопросам Геннадий Михайлович Синицын.
Назначение Синицына вызвало кривотолки: «Любимчик Корякина, не сравнить с Вадимом!».
Мой участок передали в подчинение Г.М. Синицына, о чем я позже не пожалела, так как к нашим делам он относился внимательно, любой вопрос не оставлял нерешенным.
Геннадий Михайлович на вид совсем мальчишка, но очки придавали ему солидности. Он оказался деловым и отличным специалистом. Мне надо было определиться, где будут розетки, куда подводить воздух и воду в новом помещении.
– Кто лучше вас знает, куда что поставить, куда что подводить, – сказал мне главный инженер Г.М. Синицын.
Промолчала, так как сама еще точно не знала, что куда. Я не инженер, не технолог. Я редактор. Предмет «Технология поли¬графического производства» и полученные знания меня выручали.
Произошла перестановка. Александр Матвеевич Мелешко, начальник ОТК, назначен главным конструктором. Начальником ОТК стал Михаил Рябов. Евгений Семенович Кузнецов – заместителем директора по производству, Лазебный ушел начальником отдела снабжения, а заместителем директора по общим вопросам назначен Анатолий Иванович Зевакин. И еще. Председателем завкома был избран Владимир Петрович Филимонов, а секретарем парткома так и остался Потолов.
3 апреля 1973 года. Приготовила письма в Управление по печати, санэпидстанцию, пожарную. Мельник, главный инженер Управления по печати, упирается. Иногда клянчит спирт, который получала по лимиту. Приходится давать.
Предлагает открыть на заводе филиал краевой типографии. Доказываю, что нельзя. Протолкну ли заявку на шрифты, краску, оборудование? Разрешения нет, а без него заявку не принимают.
Но шрифты уже начали поступать. Ввела в штатное расписание наборщика, печатника и картонажниц.
Получила еще две комнаты, потеряв немало сил и здоровья. Ремонтируем, белим, красим, помогаем настилать полы.
Отстаю от событий. Некогда даже записать. Жизнь бурлит, кипит, не замечаю, как заканчивается рабочий день. Уйма работы, масса изменений.
Внезапно умер Саранцев. Была на похоронах. Рядом с черной сырой могильной ямой установили на табуретках гроб с телом покойного конструктора. Прощались. Тепло говорили друзья о таланте, о доброй душе Жени. Растроганные речами женщины всплакнули. Заводской оркестр заиграл траурный марш. Могильщики заторопились и на веревках почти грохну¬ли в холодную черную яму гроб. Тут же отошли.
Траурный марш еще звучал, под его звуки о деревянный гроб глухо забарабанили комочки земли. Не стало человека, который многое сделал для молодого завода и который для многих был просто Женей...
Май 1973 года. Нас начали привлекать и к другим отчетам – выдали условия на прогрессивную оплату моим рабочим. Показатели: соблюдение сметы расходов, соблюдение расходов фон¬да заработной платы, обеспечение качества работы.
Кроме того, надо сдавать отчет по экономии и бережливости, отражать бездефектную сдачу, выполнение плана снижения трудоемкости, снижение расходов, повышение производи¬тельности труда.
Увеличилась программа на выпуск картонной упаковки, а значит, и выпуск изделий. За полугодие мы должны выпустить 200 000 коробочек для замка, 35 000 – для декоративного светильника, 22 000 – для торшеров, 9 000 – для ПН, 300 000 – для тройника, 12 000 – для вентилятора. А еще и товаросопроводительную документацию – инструкции и паспорта.
8 мая 1973 года Сережке исполнилось 18 лет. В октябре это¬го года с Журавлевым мы развелись, но его фамилию из-за детей я оставила.
От чрезмерной нагрузки начало лихорадить и типографию. Снабжением запчастей для полиграфических машин на заводе никто не занимается. Приходится все это добывать самой.
Добилась единицы технического редактора, так как постоянно в бегах и на планерках. В июне 1973 года на эту должность приняла с оплатой в 105 рублей Тамару Васильевну Стеблянко. С ней все десять лет я работала в Ставропольском книжном издательстве. Специалист она знающий, хотя высшего полиграфического образования у нее нет, и руководить людьми тоже не может. Но мне стало легче.
В типографии проблем множество: то валики вышли из строя, то гостовская клеевая лента кончилась, нож на машину КР-3 сломался.
Моя записная книжка, пестрит. Год на исходе. Перелистываю, думаю, как много сделано, и как еще немало надо сделать.
Кто не знает, что такое типография тех лет, тот не поймет и не оценит труд ее работников. ГОСТы различных шрифтов и красок, бумаги и картона, переплетных материалов, смазывающих масел, материалов для бронзирования, фольги и сплавов...