Визит к минотавру

    Ровно восемь лет отделяет меня от осени, которая прошлась черной полосой по цветущей жизни.Именно той осенью возникли крупные проблемы с сердцем - появились сильнейшие боли в груди. Приступы длились по три часа и обычно в ночное время.
     Кардиолог областной поликлиники убеждала в коридоре седого мужчину, видимо больного, и его жену в необходимости операции на сердце. Бодро перечисляла адреса столичных кардиохирургических клиник и заверяла, что всё пройдёт, как по маслу. А мужчина впал в транс. Мне было его очень жалко. «Это нам не грозит. У нас совсем другая болезнь, обойдёмся таблетками» - так убеждал себя перед приёмом у врача. Целый месяц она испытывала на мне разные лекарства, но увы, становилось всё хуже. Потратили кучу денег.
     Начинался новый учебный год. 1 сентября 2008 года в академии проводили День Знаний и это надо было отразить в нашей газете. Запасся таблетками нитроглицерина, взял фотоаппарат, диктофон и пошел к зданию академии. А, это от моего дома километра полтора. Останавливался каждые 50 метров от сильной боли в груди. Таблетки под язык почти не действовали. Еле добрался к главному корпусу. Но, этих мучений никто не заметил. Да и кому сейчас нужно чужое горе. На следующий день печатал тираж газеты «Темпус», разносил её по кафедрам, с трудом преодолевая этажи. Газета должна быть доставлена вовремя. Это не обсуждается. Однако, терпение лопнуло, пора сдаваться врачам.
      И снова мы у кардиолога. На этот раз она была категоричной и холодной, настоятельно рекомендовала обратиться к кардиохирургам. Я вспомнил того пожилого мужчину и те же самые её слова об операции с адресами клиник в Москве и Киеве. «Почему всё это мне ? Чем я так провинился перед Богом и Людьми, работая, что называется, на износ?» – задаём мы себе вопросы, когда  становится совсем плохо. Шоковое состояние. Вся жизнь перевернулась вверх дном в одночасье. Что делать и куда деваться? Многочасовая операция на сердце представлялась в сознании, как верная смерть. Выживают единицы.
     Медленно и неохотно мы направились в областной диагностический центр, что неподалёку. Оказалось, сегодня уже поздно, приёма не будет. На безлюдной улице я зарыдал, не стесняясь жены, как на кладбище, от полного бессилия перед обстоятельствами и готов был биться головой о стены дома. Жена успокаивала, как могла. Немного погодя, мы решили никуда не обращаться, оставить любимую работу и жить на таблетках, положась на волю Божью. А, это для меня равносильно той же смерти.
     Снова новые лекарства, снова куча денег, которых уже негде было и взять. Врачи НИИ терапии имени Л.Т.Малой пришли к заключению о необходимости стентирования, т.е. введения в кровеносные сосуды сердца небольших пружинистых стальных трубочек – стентов, которые должны восстановить просвет сосудов и кровоток. Я воспринял это с надеждой, как «луч света в темном царстве» болезни. Вы не поверите, но перед отъездом в столичную клинику, ко мне в палату зашел и благословил, не кто иной, как настоятель Храма Рождества Богородицы в г.Дергачи - отец Илья. Он тоже в то время поправлял здоровье в Институте терапии. Когда нам очень плохо – мы обращаемся к Богу. И это понятно. Ведь если в материальном мире никто уже не поможет, то остаётся одно – просить об этом потусторонние силы. Хотя я человек не набожный, но, я очень благодарен отцу Илье за  благословение и его молитвы за здравие. Не знаю и никто в этом мире не знает роли Высших сил. Возможно, в этом что-то есть.
     В ночь 20 октября 2008 года мы выехали в Киев на стентирование. В институте кардиологии и трансплантологии им.Шалимова уверенно решили ставить два стента, хотя по показаниям надо было все четыре. Но попытка стентирования оказалась неудачной. Стент не открылся в сосуде. Стенки коронарних сосудов оказались чрезмерно твёрдыми и ломкими - кальцинированными. А, это УЗИ показали ещё в Харькове. Однако, врачи киевской клиники не придали этому факту значения. И, как раз эта злополучная кальцинация сосудов сделала стентирование не возможным и смертельно опасным. Случай уникальный и мог закончиться для меня, если бы стент всё таки открылся, разрушением стенки коронарного сосуда и моментальной гибелью. Час от часу не легче. Может быть и хорошо, что он не открылся. Но, главное - он остался в моём сердце навсегда в виде чужеродного тела. Мина замедленного действия…
     Врачи засуетились, забегали, стали советоваться с кардиологами, наблюдавшими процедуру стентирования за стеклянной перегородкой. Стало ясно, что манипуляция, мягко говоря, не удалась. Меня отправили в палату, но каждые пять-десять минут приходили обследовать. Глаза у врачей тревожные. От их утренней бодрости и юмора не осталось и следа. Я не знал, что происходит, так как находился под воздействием какого-то успокаивающего препарата и воспринимал всё нормально. А, они боялись самого худшего, которое могло наступить в любую секунду.
     Положение было угрожающим. Вечером в нашу палату зашла операционная  бригада кардиохирургов. Рассказали о сложившейся ситуации и необходимости срочной операции по шунтированию коронарных сосудов. Конечно, пришлось без разговоров согласиться ибо это была та соломинка, за которую должен ухватиться утопающий.   
     Операцию назначили через три дня. Оставалось еще время на исследования и анализы. На следующий день мы пошли снимать кардиограмму, но тут подошла медсестра с сообщением от хирургов, что операция переносится на сегодня и должна начаться ровно через час. Что такое? Значит, наше дело и тело – табак... Снова ужасный стресс. Вот за этот час надо подготовить человека к сложнейшей операции, да ещё на сердце. Не перечисляю, что именно надо было сделать. Но, мы успели, и за пять минут до операции я уже лежал на каталке под белой простыней с историей болезни на животе. Когда повезли в операционную, вырвалось истерическое «Прощайте скалистые горы. На подвиг  Отчизна зовёт!» Последним, что помнится, было улыбающееся откуда-то с потолка  лицо анестезиолога и какой-то его вопрос о самочувствии. Приготовился ответить ему, но не успел. Дальше в сознании наступил полный мрак. Летал я где-то в этой кромешной темноте, в царствии Минотавра, часов восемь. Столько длилась операция. Потом откуда-то из глубин Вселенной услышал разговоры людей, но смысла разговоров не понимал. Появились их размытые очертания в белых скафандрах. Пришельцы стали говорить специфическими  терминами хирургов. Один из них настойчиво приказывал мне зажать в зубах посильнее дыхательную трубку. Она  ужасно мешала дышать и я умолял побыстрее её удалить. Но, разговора не получалось, так как из-за этой трубки голосовые связки не работали и в сознании был всё тот же кромешный мрак. Трубку наконец-то удалили. Наступило райское облегчение.
     Всё это время жена просидела у двери операционной.
     Прозрение наступило в реанимационном зале с кислородной маской на лице и кучей прозрачных трубочек и датчиков в теле. На електронном табло бежали неоновые цифры, зигзаги кардиограммы, результаты экспресс-анализов крови. Чуть пониже подбородка нащупал нескончаемую «горбатую» повязку. Казалось, она идёт сверху вниз, через всё тело. На ноге - тоже самое. Судя по всему, я жив. Через двое суток такое лежание на спине стало просто пыткой. Неудержимо хотелось вытащить из себя все трубки и выпрыгнуть в окно, пусть даже третьего этажа. После длительного наркоза оперированные становятся не адекватными в своём поведении. Сказал об этом жене. Примчался врач и, чтобы подальше от греха, выписал меня в палату. Но, были и такие пациенты, кто вынужден был там провести целую неделю. Неподалёку лежала старенькая бабушка с оперированной печенью, а вернее, уже без неё, у которой врач-реаниматолог постоянно спрашивал, сколько будет, если из 100 вычесть 20. Я так понимал, что это будет её возраст. Но, бабушка затруднялась ответить правильно.
     Наконец-то перевели в общую палату. Жена не покидала палату сутками. В груди ужасно болело сердце. Как, снова сердце?! Началась тихая паника, отчаяние. Кто-то из врачей мимоходом, как бы пошутил, о повторной операции (!) Тем более, что рядом в палате лежал сорокалетний пациент, которому сделали аорто-коронарное шунтирование повторно. Между операциями прошло всего три месяца. Главный хирург разьяснил мне, что шунты не болят. Как оказалось потом, это болели потревоженные операцией межрёберные нервы. Но, по ощущениям, всё же очень болело сердце.
     Еще долго не верилось, что операция удалась. Разрешили гулять на воздухе. Многие оперированные, еще слабые и поддерживаемые под руки женами, первым делом шли испытать себя на маршевую лестницу между этажами. После всего перенесенного и таких мучений самое великое счастье – идти вверх по лестнице и не задыхаться.
    Вскоре нас выписали домой. Парадокс - после операции по поводу аппендицита больные лежат в больнице дольше, чем после тяжелейшей операции на сердце. Но, предстояли еще долгие месяцы реабилитации, тяжкий путь к выздоровлению. Очень хотелось побыстрее быть таким, как все. А, работать хотелось не меньше, чем дышать.
     Недавно на городской улице встретил  знакомого по санаторию. Вид у него слабоватый, потёртый. Разговорились. «А, что ты пьёшь?» - он имел в виду, конечно, лекарства. Я сделал вид, что не понял этого и  ответил: «Всё, что наливают!»