Ильти 2 тур

14.1
Чёртов пятак
http://www.proza.ru/2014/11/15/2045

В небольшом хуторе, что стоял под белой горой, жил–поживал чернобровый казак Никола. Всё у Николы ладилось: в засуху хлеб родил в низине, а в дождливый год – на пригорке. Зерно на ярмарке продавал удачно, мёд, крупы, гуси раскупались быстро. Живность лоснилась округлыми боками. Жена красавица – хлопотушка и додельница, с детишками – шустрыми, неугомонными, хозяина радовали.

В том же хуторе, возле ручья, в хате с крышей набекрень, как фуражка у хозяина, жил белобрысый казак Сашко. Косые ставни хлопали от ветерка так же часто, как моргал удивлённый Сашко, видя свои беды. А неприятности настигали казака врасплох: сеялка ломалась в посевную, жатка – в обмолот, цыплят гроза на выгуле заставала, петухов-кур соседские кобели раздирали в аккурат перед продажей.

Девчат в хуторе, да и в соседней станице, как стрижей под горой, а замуж за Сашко идти не хотели – век пустой борщ хлебать и напасти бедовать, кому ж охота.

Вот однажды, в Троицин день устроил Никола крестины. На Светлой седьмице народился наследник, первый сынок после шестерых девчат. Праздник!

Собралось людей много, почитай весь хутор. И чего не отпраздновать, когда хозяин расстарался – столы знатные накрыл.

Ближе к полуночи Сашко осмелел от терпкого винца и задал Николе заковыристый вопрос: «Отчего у тебя в жизни всё гладко, а у меня всё вздыбиться норовит?» Довольный захмелевший Никола, усмехнулся и ответил: «Удачу надобно за хвост поймать. А я по молодости у чёрта счастливый пятак выиграл. Вот!»

Мужики ахнули, бабы взвизгнули, а Никола рассмеялся, пошутил, мол. Только Сашко не отстаёт, покажи, да покажи пятак.

Никола вначале отнекивался, но потом принёс денежку. На одной стороне монетки и взаправду оттиск чёрта: на худой роже козлиная борода и рога, то ли два, то ли четыре.

Сашко взмолился:

— Продай пятак.

Никола отвечает:

— Так подарил бы, да не сработает – тебе самому чёрта обыграть надо.

— Где же сыскать нечистого? — спрашивает Сашко.

Никола пожал плечами:

— Где у нас живет, не знаю. Свой пятак выиграл в походе. Мы тогда далеко от родных мест воевали.

С того вечера запала в голову Сашко мысль: найти чёрта. Так крепко засела, что дела повседневные забросил: яблоки перезрели, виноград осыпался, куры–петухи не кормлены, подсолнухи галки–воробьи выклевали. Сидел Сашко на холме днем и ночью, дали оглядывал, прикидывал, где же чёрта найти?

Однажды, в полночь, увидел, как из хутора в сторону кладбища баба какая-то в тени деревьев пробирается. Любопытно Сашку стало, и он тихонько следом за ней пошёл.

Возле погоста, у самой оградки, где хоронили самоубийц и детей некрещёных, баба остановилась. Разожгла на могилке церковные свечи, бутыль с водой поставила. Сама на колени упала и принялась молитвы читать. Только тут Сашко признал Нюську – девку непутёвую. Знал он, что три дня назад схоронила Нюська ребёнка прижитого то ли от купца заезжего, то ли от колдуна заречного, то ли ещё от какого-то злого человека.

Не помогли Нюськины молитвы. Заухал филин, стихли цикады, задрожала, растрескалась земля, порыв ветра ковыль положил, и – появился чёрт! Не такой, каким в  книгах или церквях рисуют, а диковинный, ужасный, смрадный.

Нюська против того чёрта крошкой выглядела. Но воду схватила (святая вода то была) и ну брызгать беса. А сама кричит, мол, не отдам душу дитя безгрешного. Только вода на чёрте испаряется тут же, боль ему причиняя, отчего он ещё больше гневается и наступает на бабу. Отшвырнул чёрт Нюську силой своей адской. Упала она, ударившись об землю, но не сдалась. Поползла к могиле дитя своего и телом накрыла. Понял тут Сашко, что не справится с чёртом Нюська. Одолеет её дьявольская сила, отберёт душу ребёнка во грехе зачатого. И так Сашку стало неуютно: казак он или не казак? Для чего рождённый? Уж не за спинами баб, да детей отсиживаться! Вышел наперерез чёрту и сказал хриплым от волнения голосом:

— Стой, бесово отродье! Стой–замри, когда с тобой казак говорить желает!

Чёрт от такой наглости остановился, сверкнул глазами, словно пламенем обдал:

— Уйди с дороги, казак – я своё забираю: одна душа падшая, другая некрещёная.

Отвечает Сашко, сам своей храбрости поражаясь:

— Могу и третью предложить – мою, коли её в карты выиграешь. А если проиграешь, уберешься прочь – все три мне достанутся, — и тихо добавил, — хотя не на это играть собирался!

Чёрт заинтересовался, конечно, что на кон хотел Сашко поставить. А услышав, рассмеялся:

— С черноглазым Николой не играл, ни в дальних краях, ни в тутошних. Но знаю точно, обыграл он француза, получил выигрыш луидорами. На тех монетах французский король сильно на меня похож. Обманул Никола тебя, — и засмеялся, обжигая дыханием всё вокруг. Отсмеявшись, продолжил: — Но если сумел развеселить меня, так и быть, сыграю с тобой. Мне три новых души будут в аду красивее жалобную песнь петь, чем две.

Откуда ни возьмись появились карты волшебные. Сдал их чёрт, зашёл, а сам хитро смотрит на Сашко. Казак глазам не верит – мельтешат, меняются карты с шестёрки пик, на туза бубен, а потом на даму треф. Понял Сашко, как черт путает любителей поиграть. Понять-то понял, а вот что делать ему? Душу отдать за «так» не хочется.

Рядом Нюра всхлипнула, увидев в картах неладное. Да и у самого Сашко противно в животе заныло. А потом подумалось, что чёрт силой воли масти меняет, и у казака сила есть – в бою не раз приходилось страх прятать и в атаку идти под пули, под грохот орудий. Приказал Сашко картам замереть, и послушались его масти. Меняться перестали. Чёрт разозлился – видать не ожидал, что из подчинения карты выйдут.

Долго партия длилась: то чёрт, к победе был близок, когда карты вновь меняться начинали, то Сашко, когда его верх становился. С первыми петухами выиграл казак окончательно. Сгинул чёрт, и деяния его бесовские. А Нюра стала благодарить Сашко, глотая от радости слова и слёзы. Казак же другими глазами на девку посмотрел – восхитился. Не каждый праведник, что в церковь ходит, с бесами за душу дитя своего сразится.

Домой вернулись по светлому, не таясь. На первый же праздник обвенчались. И понял Сашко, что не в заветном пятаке дело. А в силе желания, умении и трудолюбии. А ещё надобно хорошему казаку послушная жена, помощница во всех трудах…

В небольшом хуторе, что стоит под белой горой, живут рядом с прохладным ручьём казаки: чернобровый Никола и белобрысый Сашко. Всё у них ныне ладится: в засуху хлеб родится в низине, а в дождливый год – на пригорке. Зерно на ярмарке продают удачно, мёд, крупы, гуси раскупаются быстро. Живность лоснится округлыми боками. Жёны у обоих – хлопотушки и додельницы, во всём мужьям помощницы, с детишками шустрыми, неугомонными, казаков радуют.

14.2
Бабушка Пелагея
http://www.proza.ru/2014/11/23/2369

Не далеко, не близко, не за тридевять земель, а в нашей станице, возле собора жила-поживала седоволосая старушка Пелагея. Не то чтобы древняя, но лет ей исполнилось немало.

Летом уходила в степь собирать травы и корешки, зимой – вязала шарфы и носки. Скучно старушке не было: трёхцветная кошка Сёмка песни пела, а непоседливый щенок Шнапс весело лаял и танцевал на задних лапах.

И утром, и вечером приходили к Пелагее разные люди: кто за лечением, кто горе излить, кто радостью поделиться.

По соседству со старушкой жила девочка–подросток Варенька. Любопытная, надо сказать, девочка, но и добрая. Помогала Пелагее в доме порядок навести, травы перебрать, пряжу перемотать. Варенька с удовольствием слушала бабку Пелагею – знала старушка множество дивных историй, похожих на сказки.

Как-то раз, в конце апреля прибежала Варенька к соседке вся в слезах. Рассказала, что творится в доме у них неладное: борщ скисает сразу же после готовки, из яиц цыплята не вылупляются, корова захворала, мать в горячке слегла, отец спиной мается. Один дедуля кряхтит, да не справляется с хозяйством – сил нет.

Бабка Пелагея выслушала, головой покачала, потом воду в корец набрала, сушёную траву зверобой зажгла, крест огнём начертила, присмотрелась и сказала:

— Чужеземец ваше благополучие забрал. Чай не ведали, что на Благовещенье ничего из дому отдавать нельзя?

— Знать - то знали, бабушка, да не дать не могли. Больно угрюмый человек был. Голодный, в изорванной одежде. Как же было не обогреть, накормить? Тем более в праздник.

— Хватило бы с него вашей заботы. С вещами удачу отдали.

— И как же быть нам — пропадём же, — заголосила девочка.

Пелагея Вареньку приструнила, велела в дальний путь собираться. Сама платье красивое и платочек кружевной надела. В один карман зелёный порошок насыпала, в другой - кусочек холста небелёного положила. На запястье суровую нить намотала.

К вечеру сборы закончили, на дорожку присели, как полагается, и в путь отправились.

Вареньке жутко сделалось, звуки, тени птиц ночных пугали. И вовсе бы сил лишилась, кабы не заметила возле ног кошку Сёмку и потешного щенка. Шнапс суетился: то вперёд вырывался, носом что-то чуял, то в яр забегал, то кошку за хвост кусал. А бабка Пелагея на звёзды посматривала и всё увереннее и уверенней вела вперёд.

Сколько прошли, Варенька не знала, но на востоке ещё не светлело, когда возле самой реки увидели хату-мазанку. Постучали. В окошке свет загорелся, и на порог вышла ещё одна Пелагея, только помоложе. Узнала сестра старушку, обрадовалась, в дом позвала, промолвила:

— Вижу, беда приключилась, раз ночью путь в чужую сторону держите. Али, помощь моя нужна?

— Конечно, помощь твоя пригодится. Лиходей у людей удачу и везенье обманом отобрал, не подскажешь ли, в какую сторону торопился?

— Точно не ведаю, но думаю, что к Белой горе ушёл: следы его дурных помыслов в ту сторону ведут.

— И мне так же показалось, — ответила Пелагея, и продолжила: — Дай нам с Варенькой лодку свою быстроходную, к утру на месте окажемся.

— Дать-то я дам, а что взамен оставишь?

— Оставлю тебе кошку. Умеет она мышек ловить, песни петь и ломоту в суставах лечить  – пригодится в хозяйстве.

На том и сошлись. Сели в лодку, щенка не забыли, с собой взяли, а кошка на берегу стояла в след хозяйке глядела и жалобно так мяучила, мол, возвращайтесь быстрей.

Заиграло солнышко первыми лучами, и увидела Варенька с правого берега гору лысую, белыми оврагами и овражками изрезанную. На вершине той горы стоял трактир. В такой ранний час ни казаков, ни пришлых в нем не было, только один угрюмый хозяин скучал. Пелагея задала ему вопрос:

— Скажи, мил человек, не знаешь ли ты, куда делся лиходей, что удачу и везенье у людей отбирает?

— Да, никуда он не делся, старая. Спит себе в каморке, что наверху. А тебе он зачем?

— Разговор к нему есть. Разбуди, — приказала Пелагея уверенным голосом.

Хозяин ушёл и вскоре вернулся с постояльцем. Волосы у чужака были длинные, каких ни один казак носить бы не стал. Брови мохнатые, широкие, а глаза злющие–презлющие, чёрные–пречёрные, как ночи в декабре.

— Чего тебе, бабка, надо от меня? — загрохотал своим голосом страшным злодей.

Варенька задрожала, а Пелагея вроде за комариный писк слова его приняла, отвечает:

— Не дело это - у жалостливых людей везенье и удачу за добрату отбирать.

— Не кори меня, бабка. Не силой взял, не обманом.Сами отдали в лихой час.

— Знаю, знаю, милок. Только надобно отдать то, что выманил не по-честному, на жалость надавивши. Забедовала семья горемычная.

— Что хочешь со мной делай, старая, но за «так» вернуть дареное не могу.
Чародей я или младенец неразумный? Силы лишусь, коли доброе дело сделаю. Ты, вон поди, тоже злыми делами не промышляешь – дар потерять боишься.

— Верно, говоришь, чужестранец, верно. Только отступать я не могу. Мне добрым людям помочь надо. Так сердце моё велит.

— Да ты никак сразиться со мной хочешь? — рассмеялся чародей, — может, ты шашкой махать умеешь?

— Может, и умею – не зря казачкой рождена. Но чую, есть у тебя другой интерес.

— Точно говоришь, бабка. Есть! Пришёл я в эти края клад древнего племени найти, вещица одна мудрёная там есть. Отыщете клад, верну удачу, нет – не только жизни, но и души ваши заберу!

— Не хвались напёрёд: не все сильно, что огромно и не всё слабо, что маленько. Но клад поищу, любопытно взглянуть на ту вещицу.

Варенька от страха себя не помнила, вот прямо сейчас бы и убежала из трактира, чтобы клад поскорее найти и лиходея того не видеть.Но Пелагея не торопилась: они позавтракали, отдохнули, поспали и после полудня в путь отправились. Старушка шла ходко, девочка вслед едва поспевала за ней. А потом не выдержала, страх любопытству уступил:

— Неужто отпустишь злыдня, неужто не изничтожишь?

— Просто так даже чародея погубить нельзя – тоже душа живая, хоть и чёрная.
Вот если защищаться придётся, тогда раздумывать не буду. Но сейчас надо договор выполнять – клад искать.

— Бабушка Пелагея, а ты клады уже искала? — не отстовала Варенька.

— Не приходилось. Как искать – приметы знаю: батюшка давным-давно рассказывал.

— И какие же приметы?

— Много их, Варенька. В том месте, где клад закопали, трава высокой никогда не растёт, а если растёт, то мелкая и словно солнцем выжжена. А если куст какой – то низенький и листочки зелёными не бывают никогда, а всё серые и бурые, особенно осенью заметно. В том месте не бывает ни росы, ни инея. А весной снег раньше всего тает. Иногда ночью, а иногда и днём могут огоньки пламени показаться. Люди вдруг страх сильный испытывают, а почему – не ведают.Да мало ли каких примет.

— А ты, бабушка, такие места видела?
 
— Видела. К нему и идём.

— Почему же клад не выкопала раньше?

Перекрестилась Пелагея и ответила:

— Клады искать – с чёртом спорить. Раньше не нужно было, теперь деваться некуда.  Взялась ради благого дела – семье вашей помочь.

Вскоре солнце к горизонту покатилось. Степь малиновым языком вылизало.

Пелагея остановилась, огляделась и промолвила:

— Кажись здесь. Вроде то это место, что я раньше приметила.

И тут же холодный порыв ветра пронёсся по степи, наклонил ковыль до самой земли, закрутил столбом пыль, запорошил глаза, нос, рот забил, а потом улетел прочь, как и не было. На дне балки, под низенькими кустами вспыхнул голубой огонёк и потух. Потом немного в стороне загорелся. И вновь под кустом.

— Бабушка, бабушка! Ты видела? — испугалась Варенька.

— Тише, тише, деточка. Видела я огонёк. Нашли местечко потаённое.

— А чем же копать будем?

— А копать вам и не надо. Сам достану, - прервал девочку чародей,хлопнул в ладоши и зачастил какую-то тарабарщину. На дне балки разошлась земля, образуя яму глубокую. По краям огонь вспыхнул, а на дне поблёскивали золотые украшения.

Хлопнул чужак второй раз в ладоши и клад поднялся, поплыл по воздуху и к его ногам упал.

Хлопнул злодей в третий раз – и Пелагея с Варенькой поднялись над землёй, закружились, завертелись и свалились в яму, где прежде клад лежал. Тут же земля на них посыпалась. Пелагея еле успела платочек из-за пазухи достать и развернуть. Вырос платок в холстину большую и укрыл от комьев земли и старушку, и девочку.

Заплакала Варенька. Не поймет, как из-под земли выбраться можно - заживо похоронили. А Пелагея её успокаивала, просила прислушаться. Затихла девочка и поняла, что кто-то землю раскапывает, шуршит, разгребает. Не прошло и получаса, как стало легче дышать, появилась дыра. Старушка руку просунула и стала помогать неведомому другу. Варенька тоже больше не горевала – работала.
Вскоре выбрались из ямы. Увидели спасителя щенка верного.

Пелагея рассердилась на чародея. Обманщик и душегуб! Нахмурилась: добром не отдал чужое счастье и удачу, придётся силой взять. Никак по-другому не выходило.

А лихой человек не спешил никуда, сидел в трактире и ужинал, когда Пелагея и Варенька его отыскали.

— Значит, так ты уговор выполняешь, — разгневалась старушка, — вот как ты старых, да малых благодаришь?

Чародей не смутился:

— Недооценил я тебя, бабка. Не простая ты ведунья! Земли не боишься — огнём спалю.

Не успел злодей привстать, как Пелагея сняла с запястья верёвочку и бросила её на чародея. Стала верёвка длинной–предлинной, упала на лиходея и обмотала его с ног до головы крепко–накрепко.

Но чародей тоже не простак - превратился в волка, потом в чёрную кошку, потом в дикую утку – норовил всё меньше стать, чтобы из пут выбраться. Да не тут-то было! Верёвочка всё туже и туже затягивалась – не пускала злодея на волю.

Пелагея достала зелёный порошок из кармана, осыпала им чародея. Раздался крик ужасный, повалил смрад, завертелся злодей волчком и превратился в щегла.

Запищала птичка жалобно, тоненько. Сжалилась Пелагея над пташкой, распутала её, но верёвочку за ногу привязала. На всякий случай.

Спустились к реке. Нашли лодку, поставили парус. Пелагея прошептала заклинание, поднялся ветер и помчал старушку и девочку назад к сестрице и кошке Сёмке.

В гостях не задержалась Пелагея и Варенька, поспешили обратно, в станицу. Дома ожидали их хорошие вести: матушка поправилась, батюшка с дедулей в поле работали, а квочка вывела дюжину золотистых цыплят. Радовалась Варенька, благодарила старушку и называла Пелагею волшебницей.

А бабушка Пелагея смотрела на щегла в клетке, улыбалась и уверяла, что не было ничего сказочного. Прогулялись немного, да нашли подтверждение мудрости: «Не хвались наперёд: не все сильно, что огромно; не всё слабо, что маленько».