Родственные узы

 
Не прошло и месяца после репатриации, когда маменька обратилась ко мне со своей просьбой впервые. Впервые в этой стране.
- Мне надо денег. Для Бореньки. Он покупает машину.
Видимо, я еще не пришел в себя после переезда, потому что в противном случае хорошенько подумал бы, прежде чем задавать вопросы.
Я поинтересовался, почему именно Боренька, первым из всего нашего большого клана, должен купить машину.
- Не имея машины, он не найдет работу, - отрезала маменька.
Не было смысла возражать, что все взрослые члены клана, кроме Бореньки, уже давно устроились на работу. Если быть точным, то маменька тоже не работала.
Но к ней претензий не было: она была в преклонных годах. Кроме того, она и так была очень занята: она опекала Бореньку.
На языке крутилось еще много вопросов, но я не успел их задать: маменька достала свою знаменитую записную книжку и с укором произнесла: "Не тяни время, дорогой. Ты единственный, кто до сих пор не протянул руку помощи.
Делать было нечего. Все, что я заработал, вкалывая на стройке сверхурочно и без выходных, было отдано для Бореньки.
Через пару дней Боренька гонял по Большому Тель-Авиву на новенькой "Хонде".
Разумеется, возле биржи труда его машина никогда не останавливалась.

Время шло, жизнь налаживалась.
Я уже не работал на стройке. Правда, и врачом я пока не стал. Но чем плоха работа наладчика медицинской аппаратуры? Все-таки я работаю в больнице. Я почти на своем месте. И почти счастлив.
Маменька тоже что-то притихла: Боренька, правда, все еще не работал. Но зато его жена, отложив в сторону диплом инженера, закончила курсы парикмахеров, и совсем неплохо обеспечивала свою семью: троих пацанов и, конечно, Бореньку.
Но я знал, что это затишье перед бурей. И вот, этот день настал.

Маменька отложила вязание (она вязала свитер для Бореньки) и без всякого вступления заявила:
- Мне нужны деньги. Для Бореньки.
- В чем дело? Неужели у Марины разбежались клиенты?
- Марина зарабатывает копейки. Боренька страдает, он чахнет. На днях я пыталась поговорить с ним и поняла: у него депрессия. Бореньку надо спасать, а эта корова думает только о клиентах. Ей, видите ли, некогда. У нее дети и ей надо их ставить на ноги. А то, что мужу нужна поддержка, она и знать не желает.
- Ему надо найти хорошего психолога? Или, может, психиатра? - я решил проявить участие.
- Вздор. Врачи ему не нужны. Он не болен. - маменька была, как всегда, категорична и уверенно гнула свою линию. Правда, я, как обычно, тупил и маменькино решение очередной Боренькиной проблемы поразило меня простотой и изяществом.
- Ты не понимаешь, - начала маменька необычно ласково, и эта нежность испугала меня не на шутку, - Боренька вот уже пять лет, как вырван из привычной среды. Друзей нет: как можно всерьез общаться с охранниками и уборщиками? О чем с ними разговаривать, скажи на милость? Да и сам Боренька боится, что еще немного, и он деградирует. Не возражай, - маменька энергично взмахнула рукой, хотя я и не успел ни звука вымолвить, - не возражай, повторила она. Не обижайся, но Боренька не может как ты, проводить вечера у телевизора. Он тонкая натура. Ему не хватает выставок, концертов, театральных премьер...
Я подумал о Марине, вспомнил, как вместо Бореньки забирал ее с ребенком из роддома, в то время, как Боренька отмечал очередную премьеру в компании театральной потаскушки. В то время Боренька работал (на бывшей родине тунеядство было чревато большими неприятностями) помощником театрального режиссера.
Мне нужны деньги, - не обращая на меня никакого внимания продолжала маменька, - мы обязаны помочь Бореньке купить квартиру.
Я опять тупил, не понимая связи между жаждой светской жизни и покупкой квартиры. Возможно, я на пару минут отключился и что-то упустил. Что-то очень важное.
Я вынужден был признаться в собственной невнимательности, то есть в бесчеловечном равнодушии. Маменька совершенно справедливо полагала, что если бы я не был столь толстокож, я бы не переспрашивал. Я бы понимал с полуслова.
А если бы у меня была душа, и она болела бы за ближнего так же, как и у нее, то меня и просить бы не пришлось. Я бы сам догадался и деликатно предложил помощь. Разумеется, безвозмездную.
Но моя душа, в наличии которой сомневалась маменька, совсем не беспокоилась о Бореньке.
Мало того, я, после стольких лет унизительного подчинения, осмелился взбунтоваться.
Я решительно заявил, что не дам больше ни копейки.  Все семейство, и я в том числе, из года в год помогали Бореньке откладывать на квартиру, и если этот обормот профукал все на столь необходимые его художественной натуре дорогие заграничные круизы, это не моя головная боль.
Я удержался от соблазна открыть маменьке большой семейный секрет, о котором не знала только она одна. Ни в какие Европы Боренька не ездил. И ни на каких вернисажах не бывал. Все, что попадало ему в руки, паразит проигрывал в подпольном казино. Совсем недалеко от дома. Если же ему случалось выигрывать, все тут же тратилось на рестораны и девочек. Что же, вполне светская жизнь. В Боренькином стиле.
Маменька не знала также о том, что Марина, наконец, решила оставить мужа и уже сняла для себя и детей небольшую квартиру. На свои, кстати, деньги. Боренька был тоже не в курсе грядущих перемен. Бедняга.
Но пока что жалеть надо было себя, ибо гнев маменьки был велик. Собственно, я впервые видел ее столь разъяренной.
Когда маменька замахнулась, пытаясь дать мне пощечину, я решил, что с меня хватит и пора прекращать этот цирк. Перехватив маменькины руки я решительно усадил ее в низкое кресло, из которого ей было бы затруднительно выбраться и отправился на кухню. За валокордином.

Спустя несколько месяцев Бореньке купили небольшую квартиру. С Мариной они развелись. О детях он тут же забыл - как отрезал.
Маменька меня так и не простила и демонстративно переехала к Бореньке. В том, что он не интересуется сыновьями она винила, конечно, Марину.
Из солидарности с Боренькой она тоже перестала общаться с внуками. Ни о какой помощи Марине речи, конечно, не шло. Впрочем, она и не взяла бы от нашей семьи ни копейки.

Казалось, жизнь худо-бедно наладилась. Но в нашем семействе никогда не бывало скучно. Не прошло и полгода, как Боренька женился.
Где и как он познакомился с Лорой, осталось загадкой. Через неделю после свадьбы молодые уехали в Канаду, где у Лоры был дом, работа, родственники, друзья и дети от бывшего мужа.
Про детей Боренька узнал при посадке в самолет. Лора сказала: "У меня для тебя сюрприз, дорогой!", - и показала ему фотографии троих сорванцов. Боренька умилился: пацаны напомнили ему собственных сыновей. Он еще не знал, как много сюрпризов ждет его впереди. Не знал он и того, что времена безделья и светской жизни окончены.
Лора сумеет сделать то, на что не замахивались ни Марина, ни маменька. Отныне Боренька во всем, вплоть до мелочей, будет подчиняться своей жене.
Отныне все, что связывало его с прошлым будет табу.

Про маменьку счастливые молодожены просто забыли.
После их отъезда выяснилось, что квартира продана. Маменька рисковала оказаться выброшенной на улицу. До вселения нового владельца оставалось всего две недели.
Маменька заметалась в поисках вариантов.
Снимать квартиру ей было не на что. С большинством родственников отношения после покупки злополучной квартиры были испорчены. У маменьки не осталось выхода - и она позвонила мне.

Я не злопамятен. Да и мать у меня одна и я ее люблю такой, какая она есть. Если честно, то и я не подарок. Наверно, поэтому так и не женился.
Короче, мы опять живем вдвоем с маменькой и очень неплохо ладим. Пожалуй, даже лучше, чем прежде.
Маменька опять занята: она помирилась с Мариной и много времени уделяет внукам. Но иногда я вижу тоску в ее глазах. И тогда я посылаю ей по электронной почте очередное письмецо. От Бореньки.