А я думала тогда не так

Посвящается моей мамуле.

Посвящается моей мамуле.

Мария Филипповна боялась неожиданных писем, как ночных звонков или срочных телеграмм: сначала в раз душа уходит в пятки, а потом долго не хочет возвращаться на место. Но последняя открытка оказалась приятной. В ней было написано: «Уважаемая Мария Филипповна, в честь 40-летия победы в  Великой Отечественной войне вы награждены медалью «Участнику трудового фронта.»  Вручение медалей состоится 20 апреля в 13.00 в Доме культуры». 
Открытку она оставила на столе, чтобы якобы не забыть о событии, хотя ей каждый раз было приятно, когда она неожиданно попадалась под руку. Потом появились проблемы: что надеть. В блузке не пойдешь, потому что, когда будут прикалывать, наделают лишних дырок.  Она вспомнила, как награждали выдающихся женщин: на них всегда был строгий костюм. А где его взять, если она никогда его не носила. Попросить, но чужих вещей никогда не надевала, да и к тому же приколоть свою медаль на лацкан чужого пиджака – просто казалось предательством к награде. Свой выбор она остановила на платье, которое она берегла, надевала несколько раз, в последний, когда ее провожали на пенсию. Все равно теперь  вроде бы негде в нем красоваться.
Потом надо было решить, идти с палочкой или без нее. В военные годы она жила в Красноярском крае, где закончила школу и год до окончания войны успела поработать на элеваторе. Потом она перебралась в Подмосковье. Тогда до работы приходилось добираться несколько километров до соседней деревни.
В тайге плохих людей она не боялась, потому что их просто не было. Становилось жутко, когда завывали волки. Надрывный вой метался между деревьями, и желание бежать  становилось непреодолимым, хотя скрыться от него было невозможно. Он преследовал дома даже во сне.
Мама оставляла записку: «Доченька, береги себя. Одевайся тепло. Я оставила тебе мешок крупы. Тебе хватит до нашей встречи с тобой.»
«В свободное от школы время, - думала она, - мы собирали колоски. Бесконечное поле и длинные грядки с торчащей из земли соломой. Мы радовались каждому колоску, который находили. И тогда спрятать колосок было бесчестно. Нам тогда в голову не приходило, что кто-то рядом с нами может обмануть. Честность не была в почете, потому что ее никто не замечал. Она жила между нами, как тепло между одеждой и телом, и согревала нас так, что мы думали: по-другому жить невозможно.»
К счастью, в тот день дядя Петя вез на телеге зерно. Конечно, он прихватил ее с собою, но был жуткий мороз. Она помнила, что длинные ресницы лошади стали от инея совсем седыми. Хотя даже говорить было трудно, но дядя Петя всю дорогу о чем-то болтал, чтобы им не заснуть. Волки, как всегда, прорезали тишину заснувшего леса леденящим воем, но в телеге было не так страшно, когда бегала здесь одна. Валенки, с которыми меньшой любил бегать во двор, он протер до дыр. Ох, если бы не дырки. Доехали, как ей показалось, быстро, но она отморозила пальцы ног. Мама тогда долго терла их снегом, отогревала и, несмотря на чудовищную боль, пальцы, казалось, снова ожили. Но с тех пор они жили только до появления холода.  Они, как цветы на морозе, становились неживыми: белели и немели. А с возрастом стали неметь все чаще и без холода, когда им захочется. Поэтому без палочки она не решалась выходить из дома.
Но на вручение медали ей стыдно было  появиться старухой с клюкой, поэтому она решила, что как-нибудь дойдет на своих родных, авось не подведут.
До торжественного дня ей казалось, что очень редко стали звонить подруги и знакомые. И после первых слов приветствия она небрежно вдруг сообщала: двадцатого мне не звоните: я буду занята. И на встревоженный вопрос, что случилось, она равнодушно отвечала: « Мне медаль будут вручать, как участнику трудового фронта. Не знаю, пойти или нет. Как буду чувствовать. Посмотрю». Она принимала, поздравления, смущалась, а  потом долго говорили о молодости, о трудном, но веселом времени.
До Дома Культуры она дошла с трудом. Чего она боялась, то и случилось. «Ноженьки вы родные, пальчики мои славные, ну не подводите вы меня. – уговаривала их она. – Осталось совсем немного. Потом обещаю вам, что без палки никогда и никуда. Только сегодня  прошу вас. Помогите мне».
Дом Культуры был украшен воздушными шариками и поздравлениями. Улыбающиеся, красивые, как ангелы, молодые люди от входных дверей подхватили ее под руки и подвели к столу, за которым сидела такой же одинаковой красоты девушка.
- Мне вот тут пришло сообщение по почте, - издалека и скромно начала Мария Филипповна, доставая паспорт и открытку.
Девушка проверила списки, поставила галочку и взяла красную коробочку из стопки.
- Мария Филипповна, мне только нужна справка с места вашей работы.
- Какая справка?
-Ну, что во время войны вы где-то работали.
-Где же я ее возьму? Тех людей уже нет в живых, да и от деревни ничего не осталось. Да и доехать до Красноярского края у меня уже не получится.
-Без справки я не могу вам дать медаль.
- Но я же шла, - понимая глупость своего возражения, произнесла Мария Филипповна, - мне же вот открытку прислали.
- Многие приходят, многим присылают,  - девушка вдруг из ангела стала превращаться в противоположное существо. – Нужна справка.
- У меня нет справки. Где же ее взять?
- Это ваши проблемы. У нас в соседнем зале есть бесплатные бутерброды. Можете зайти и покушать.
- Вы когда-нибудь собирали колоски?
- Какие колоски?
- Знаете, что честность не может разной в сороковых и сейчас. Тогда я ее не видела, но она была. Я ее чувствовала. А сейчас вместо колосков остались бутерброды. Приятного вам аппетита, - отвернулась от столика и засеменила подальше Мария Филипповна.
Она не помнила, как вышла. В голове стучали слова «бесплатные бутерброды». Как будто   ей надо было поесть.
Она там, в Сибири,  несколько раз падала в голодный обморок на элеваторе, просто в один момент отключалось сознание, но ни она, никто другой не присваивал себе даже зернышка.  Обмороки случались со многими, и все к этому были готовы. Тогда люди жили честно и об этом совсем не думали. Не обмани – было не подвигом, а простотой человеческих отношений. А сейчас из добродетели устраивают показательные выступления. И, наверное, деньги за это получают.
 Она не понимала куда шла, но, вдруг увидев одинокую лавочку, опустилась. Больные ноги кричали: «Мы же тебя предупреждали, а ты не слушала».
- Спасибо мои ножки, - поблагодарила она их. – В вас ума больше, чем у меня в голове. Теперь вас буду слушать, а почту только читать.
Она вдруг представила, что, когда придет, пойдут   звонки с поздравлениями, а ей совсем не хочется почему-то никого слышать. Ей стало жалко себя, согнутую в знак вопроса на холодной лавочке со скрюченными пальцами в ботинках мужа.
В другую сторону крутится колесо жизни. Почему раньше было жить тяжело, а не хотелось плакать? А сейчас, когда награждают, не можешь не плакать. И она заплакала в первый раз после смерти мужа. Ей так хотелось кому-то пожаловаться, чтобы ее кто-то пожалел, но муж был далеко и почему-то давно-давно не звонил. А остальные так и не стали ей родными, остались далекими и чужими.