Венценосный Государь Николай II. глава 7

VII

   Но все это происходило позже, а в 1903 году Николай и Александра Федоровна продолжали молить Бога о наследнике. Никто из них не знал тогда еще о том, какая страшная судьба будет ждать не только его, но и всю императорскую семью. Не знал Император Николай и того, что 1903 год фактически ознаменует собой начало новой эры, не только в его правлении, но и во всей его жизни, как и в жизни всего государства Российского. В этом году произошло мистическое слияние двух судеб и двух фигур, которые стали, по воле судьбы, ключевыми в истории России. Мистическим образом, не подвластным человеческим законам и понятиям, соединились незримым образом души Императора Николая и великого старца земли русской преподобного Серафима Саровского.   
   Это величайшее событие, которое коренным образом повлияло на весь ход дальнейшей Российской истории, было просто-напросто вычеркнуто из памяти народа и из учебников советскими историками, но сведения о нем чудесным образом сохранились не только в людских преданиях, но и в документах, которые пытались предать забвению, и даже вовсе уничтожить безбожные советские власти. Казалось, возник заговор, целью которого было бы скрыть все это от потомков, впрочем, это и было заговором, заговором цареубийц и их последователей.
   Но нет ничего тайного, что не стало бы явным, и теперь, почти столетие спустя, история приоткрывает нам завесу о тех событиях, которым не было места в официальной истории, и понять которые не способен ни один безбожным ум, и никакая наука.
   Батюшка Серафим, в миру просто Прохор Исидорович Мошнин, родился 19 июля 1759 года в городе Курске. Когда Прохору было всего три года, его отец умер, и он остался жить с одной лишь матерью. Судьба не слишком мягко обходилась с ним, но Божья защита не оставляла его на протяжении всей его жизни. Первое чудо в жизни Серафима произошло в семилетнем возрасте, когда он упал с колокольни строящегося храма, и остался в живых.
   Вторым чудом, как говорится об этом в житие старца, было лицезрение Прохором самой Божьей Матери. В ту пору ему было около десяти лет, и он страдал от тяжелой болезни. Во сне ему явилась Богородица и обещала его исцелить, и действительно, после этого видения здоровье будущего преподобного Серафима быстро пошло на поправку. В шестнадцатилетнем возрасте Прохор решил оставить мирскую жизнь и принять монашество. Он покинул родной Курск, и в 1778 году прибыл в Саров, где восемь лет спустя был пострижен в монахи с именем Серафим.
   С тех пор он вел крайне простой образ жизни, был непритязательным в пище, всегда ходил в одной и той же одежде, как зимой, так и летом. За все это он постоянно подвергался нападкам дьявола, который не мог простить ему его смиренного нрава и благочестивой жизни. Однажды к нему подошли трое крестьян, и потребовали от преподобного денег. Серафим, хоть и держал в руках в это время топор, не стал защищаться, и сказал: «Делайте, что вам надобно». Крестьяне ударили Серафима обухом его же топора по голове, и потащили его в келью, продолжая избивать. Там они, решив, что преподобный мертв, бросили его на пол, и принялись обыскивать келью в поисках денег. Их они, конечно же, не нашли. Разочарованные они покинули келью.
   Но Серафим остался в живых. Вызванные врачи нашли, что у него проломлен череп, переломаны ребра и отбитые легкие. Видя все эти раны, они удивлялись тому, что преподобный все еще жив, и прогнозировали ему скорую смерть.
   Однако Серафим, несмотря на полученные травмы, выжил, но теперь уже не мог ходить прямо, а передвигался, опираясь на топорик, мотыгу или палку.
   Жизнь старца была полна искушений и испытаний. Он уходил в затворничество, принимал на себя обеты молчания.
   В день кончины преподобного Серафима один из послушников вошел в келью старца и увидел того стоящим на коленях перед аналоем. Его руки лежали, сложенные крестообразно на книге, а голова была склонена на руки. Послушник решил, что старец спит, и попытался его разбудить, лишь только тогда стало ясно, что преподобный Серафим умер.
   Спустя семьдесят лет, комиссия, назначенная Святейшим Синодом, подняла вопрос о канонизации саровского старца.
    Для Государя Николая II вся эта история началась с прибытия в Петербург архимандрита Серафима Чичагова, который очень настоятельно просил его принять.
   Такая настоятельная просьба весьма удивила Императора. Он не имел ни малейшего понятия о том, что могло привести Серафима Чичагова к нему. Но даже, если бы и знал, то это ничего бы не изменило, так как имя Серафима Саровского для Николая ничего не значило, он никогда не слыхал о таком старце. Однако высокий сан прибывшего архимандрита вызывал у Государя чувство уважения и заинтересованности. Николай дал согласие на прием.   
   В кабинет вошел совершенно незнакомый Императору человек, ничем не примечательная особа духовного звания. У Николая была очень хорошая память на лица, но этого человека он никогда раньше не видел. Император с любопытством смотрел на вошедшего, пытаясь понять, чем вызвана такая необходимость быть принятым во дворце. 
   - Чем я могу вам помочь? – после приветствия, любезным тоном обратился Государь к архимандриту.
   Тот, казалось, испытывал смущение и неловкость. Слегка помявшись, он произнес:
   - Ваше Величество, не сочтите за дерзость мою настоятельную просьбу, которая может показаться вам не совсем тактичной, и даже вызывающей. Цель моего прихода необычна, и может даже показаться вам нелепой, но я очень прошу вас выслушать меня.
   - Говорите же, - покровительственно сказал Николай. Его несколько позабавило и смущение посетителя, и само начало разговора.
   - Я бы хотел остаться с вами наедине, - сказал Чичагов, бросая невольный взгляд на присутствующих.
   Это было несколько неожиданно, и даже подозрительно. Почему вдруг такая скрытность, неужели цель прихода отца Серафима столь важна и секретна?   
   Император попросил всех покинуть кабинет, а сам тем временем продолжал изучать гостя. Нет, этот человек отнюдь не вызывал опасения. Даже более того, его внешность и лицо внушали доверие. Глаза Серафима Чичагова смотрели открыто и пристально, и было в них что-то притягательное. К тому же, отец Серафим чем-то напоминал Иоанна Кронштадтского, а о нем у Императора Николая были только самые теплые воспоминания.
   Таково было первое впечатление Государя о посетителе. Наконец, они остались наедине, и Николай стал напротив гостя, ожидая, когда тот откроет ему цель своего визита. 
    Судьба отца Серафима, в миру просто Леонида Чичагова, довольно необычна. Он никогда и помыслить не мог о том, что когда-нибудь примет духовный сан. Все его помыслы были направлены на то, как бы послужить своей родине. Для этой цели он выбрал путь воина, где успешно продвигался по службе. В то время как раз началась Русско-Турецкая война, и ему довелось принять участие почти во всех ее основных событиях. После ее окончания Леонид Чичагов знакомится с известным пастырем Иоанном Кронштадтским, и эта встреча в корне меняет всю его дальнейшую жизнь. Став для Чичагова непререкаемым авторитетом, Иоанн Кронштадтский, собственно, и повлиял на его решение принять священнический сан.
   Но на этом пути все складывалось совсем не так легко и просто. Во-первых, принятию духовного сана воспротивилась жена Леонида Наталья, в девичестве Дохтурова. Стоило немалого труда убедить ее в правильности принятого мужем решения. В 1893 году Леонид Чичагов был рукоположен в сан дьякона. Увы, но семейное счастье Чичагова продлилось недолго. Два года спустя его жена умирает, и оставляет Чичагова вдовцом. Он перевозит тело умершей в Дивеево, где и хоронит на монастырском кладбище. С той поры судьба Леонида Чичагова неразрывно связывается с этим монастырем. Несколько лет спустя, уже будучи в сане архимандрита, он приступает к составлению так называемой «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря». 
   Но ничего этого Император Николай на тот момент не знал, и все же, неожиданный гость вызывал у него интерес.      
   - Вот мы и одни, - сказал Государь. – Ваша просьба выполнена. Надеюсь, теперь вы объясните мне, чем вызвана такая предосторожность, и что привело вас сюда?
   - Ваше Величество, - медленно, словно подбирая слова, начал отец Серафим Чичагов. – Я прибыл к вам из Дивеевского монастыря. – И он многозначно замер, будто бы это название должно было сказать Императору все. Однако тот лишь едва заметно кивнул, выказывая этим вежливость, и желание услышать продолжение. 
   - Даже не знаю, как вам и сказать, - сказал отец Серафим, смущенно улыбаясь. – Вам, Ваше Величество, мои слова могут показаться нелепыми и пустыми. Семьдесят лет назад почил известный саровский старец Серафим, который отличался особо благочестивой жизнью, и обладал даром провидения.
   - Никогда не слышал о нем, - заметил Государь, напрягая память но, так и не сумев вспомнить никого под этим именем.
   - Недавно Святейший Синод поднял вопрос о его канонизации. Старец Серафим с Божьей помощью сотворил множество чудес при жизни. Да и после его смерти, обращаясь с молитвами к нему, люди получали его незримую помощь, в том числе и чудесные исцеления. В монастыре проживают также несколько монахинь, которые помнят старца Серафима, и они уверены в том, что преподобный вполне достоин того, чтобы быть причисленным к лику святых. Государь, я самолично занимаюсь составлением летописи этого монастыря, и всем, что с ним связано. Скажу вам правду, я тоже глубоко уверен в святости этого старца, и считаю, что его необходимо канонизировать. И в этом для меня не существует сомнения. К сожалению, комиссия, занимающаяся этим вопросом, не торопится принимать такое решение.
   Николай был совершенно сбит с толку. Что еще за старец Серафим, и почему с этим вопросом священник обращается к нему?
   - Не вижу, чем я могу вам быть полезен в этом деле, - честно  признался он. – Такие вопросы решает Святейший Синод. Я же не имею к этому никого отношения. Государство в такие дела не вмешивается, да и не должно вмешиваться.
   - Я понимаю, Ваше Величество. Но ведь вы, как Государь, можете повлиять на этот процесс.
   Тут Император почувствовал разочарование. Разговор начинал принимать неприятный поворот. Его просят вмешаться в церковные дела. Да разве имеет он право на это? И даже если бы имел, то, что же тогда получается, его хотят использовать для оказания давления на комиссию. Неужели же архимандрит считает это допустимым? Что будет, если последним и решающим словом в каждой канонизации будет слово Императора? Это уже превратится в политику, а так быть не должно.
   Невольное чувство неприязни к архимандриту на мгновение вспыхнуло в сердце Николая. Государь, повлияйте на решение комиссии. Как это банально, и уж слишком не по-церковному. К чему это все? Если он будет вмешиваться в церковные дела, то во что это все тогда превратится? В фарс? Или же его просто хотят втянуть в какую-то авантюру? Но нет, собственно, архимандрит отнюдь не производил такого впечатления. И, в то же время, почему он с этим вопросом обращается к нему, к Царю? Если это все, что нужно Чичагову, то он сильно в нем разочаруется.
   - Право, весьма странное предположение, - сказал Николай. – Но почему вы вдруг решили, что я пойду на такой шаг? В церковные дела я не вмешиваюсь, и потом, ни о каком старце Серафиме я никогда не слышал, и это имя лично мне ни о чем не говорит. Так почему же я должен влиять на это решение?
   - Да, Ваше Величество, - отвечал Серафим Чичагов, скромно потупив голову. – Я понимаю ваше недоумение и, возможно даже, негодование. Но, тем не менее, искренне прошу вас соблаговолить выслушать то, что я хочу вам рассказать. Недавно в Дивеевском монастыре скончалась одна монахиня, современница отца Серафима. Перед кончиной она открыла мне некоторые пророчества, связанные с его именем.
   - Эта монахиня должна была быть весьма преклонных лет.
   - Да, Ваше Величество. – Отвесил глубокий, почтительный поклон архимандрит. – Очень преклонных лет.
   - Так что же это за пророчество, которое оно вам открыла? – Николай почувствовал, как в нем нарастает раздражение. Провидец, целитель, пророк, чудотворец – на какие только ухищрения не идут люди, чтобы заручиться поддержкой Государя.
   - Пророчество Серафима Саровского гласит: «В конце столетия будет царствовать Император Николай Второй, царствование которого будет славное, но трудное. В это царствование будут прославлены мощи его, Серафима, и совершатся великие чудеса».
   Николай несколько оживился. Поверить в правдивость слов архимандрита было сложно, и Государь решил, что тот его просто обманывает. В конце концов, такое предсказание мог выдумать кто угодно. Однако взгляд Чичагова оставался таким же чистым и открытым, как и ранее,  и это вызвало в душе Императора сомнение в своей уверенности.
   Архимандрит видел колебания и сомнения Государя, и прекрасно понимал его. Нельзя вот так просто поверить чужим словам. Словно в ответ на эти мысли, Николай сказал:
   - Видите ли, Ваше Высокопреосвященство, ваши слова звучат, как бы это правильнее выразиться, слишком уж наивно. Да, да, именно наивно. Ну, подумайте сами, откуда я могу знать, что старец Серафим действительно произносил такое пророчество. Может быть, вы все это придумали с целью заинтересовать меня. Вы хотите, чтобы я оказал давление на комиссию по канонизации, которая отказалась прославлять старца. Согласитесь, вы становитесь заинтересованным лицом. Но я не могу сделать то, о чем вы просите. Просто потому, что не считаю себя вправе это делать. Я не должен пользоваться своим положением в таких делах. Это недопустимо.
   Отец Серафим понимающе кивнул.
   - Да, Ваше Величество, вы совершенно правы. И поверьте, если бы вы ответили иначе, я был бы крайне удивлен.
   - Тогда зачем все это?
   Государь посмотрел на архимандрита, и в душе уже приготовился попросить его покинуть дворец. Все это выглядело уж слишком подозрительно.
   - Я думаю, Ваше Величество переменит свое мнение, когда прочтет это.
   И Чичагов протянул Императору книгу, которую принес с собой.
   - Что это? – спросил Николай.
   - Это и есть «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря», которую я собственноручно составлял в течение нескольких лет. Названа она так по имени старца Серафима. И в честь него мне и присвоено в монашестве такое же имя «Серафим».
    Государь посмотрел на книгу, которую протягивал ему архимандрит. Внезапно он ощутил усталость: если он будет читать все книги, которые ему приносят просители…
   Заметив по лицу Императора, какую реакцию вызывала у него принесенная книга, архимандрит сказал:
   - Я думаю, вам будет небезынтересно узнать, что ваша Августейшая Бабушка тоже весьма почитала старца Серафима.   
   - Откуда вам это известно? – Николай вскинул взгляд на Чичагова. Тот оставил его вопрос без ответа, и продолжил:
   - Вы сказали, что вам абсолютно не известно ничего об этом старце.
   - Да, это так, - твердо сказал Император.
   - И тут вы тоже ошибаетесь. Более того, я утверждаю, что в вашем доме имеются три изображения старца Серафима.
   У Николая при этих словах удивленно изогнулись брови. Он никак не ожидал такого поворота разговора.
   - Вы понимаете, о чем вы беретесь смелости говорить? – медленно  проговорил он. 
    - Я могу вам в точности указать, где все эти три портрета находятся.
   После этой фразы, произнесенной вкрадчивым тоном, в кабинете на мгновение воцарилась тишина. Император разглядывал архимандрита так, словно тот только что вошел. И теперь он видел в нем нечто такое, чего не замечал раньше, и чего не мог объяснить словами.
   - Это смелое заявление. – Государь смотрел прямо в глаза Чичагову. – И вы не боитесь ошибиться? Не боитесь совершить ошибку?
   Архимандрит ничего не ответил, но выражение его лица было вполне красноречиво.
   - Почему же я тогда никогда его не видел?
   - Видели, просто не придавали ему значения.
   Этот довольно дерзкий разговор, тем не менее, заинтриговал Императора. Что будет, если этот человек действительно укажет ему эти три портрета? И если они, в самом деле, существуют, то откуда он может о них знать?
   - Вы можете указать, где находятся эти три изображения?
   - Да, Ваше Величество, даже более того, искренне прошу вас позволить мне сделать это.
   Николай колебался. Это было бы настоящим чудом, если бы архимандрит, никогда не бывавший ранее в Царском Доме, вдруг указал на эти изображения.
   - Хорошо, я желаю, чтобы вы сделали это.
   И Серафим Чичагов «сделал» это. Он повел Государя по комнатам, безошибочно разыскивая портреты, и указывая на изображения старца. Николай долго рассматривал изображенного на них седовласого согбенного старичка, с удивительно добрым лицом. Он действительно видел эти портреты раньше, но никогда не задумывался о том, что за монах изображен здесь. И теперь уже мысли не столько о старце Серафиме охватывали его, сколько о том, что стоящий рядом с ним архимандрит сам является провидцем. Откуда он мог знать все это? Каким образом он безошибочно указал местонахождения всех этих трех изображений? Ответ на этот вопрос Николай так и не смог получить.
   - Это и есть саровский старец Серафим? – нерешительно спросил Государь.
   - Да, Ваше Величество, это он и есть.
   Император погрузился в глубокие раздумья. Ему было ясно, что происходит что-то сверхъестественное, и подсознательно чувствовал, что это способно изменить всю его дальнейшую жизнь, и возможно, даже саму судьбу.               
   - Расскажите мне подробней об этом старце? – попросил Николай.
   - Рассказ будет долгим, - отозвался Чичагов. – Гораздо проще будет вам самим прочитать эту книгу. – Он снова указал на «Летопись», которую держал в руках.
    - Хотя бы поведайте основное. Прежде чем я приступлю к чтению, мне хотелось бы знать, что же именно связывает старца Серафима, почившего семьдесят лет назад, со мною, и моей семьей.
    Император слушал, и изумлялся. То, что открывал ему архимандрит Серафим Чичагов, было невероятным, и порой Николай испытывал сильные сомнения по поводу услышанного. Когда тот закончил, Государь погрузился в глубокое раздумье. Чичагов внимательно наблюдал за его лицом, стараясь понять, к какому выводу приходит Царь, и какое впечатление произвел на него рассказ. 
   - Что сказала комиссия по канонизации? – вдруг спросил Император, выходя из состояния раздумья.
   Архимандрит оживился. Он вкратце пересказал решение комиссии, ощущая в своей душе глубокое облегчение при мысли о том, что смог, наконец-то заинтересовать Государя, и привлечь его на свою сторону.
   Николай благоговейно принял из рук Чичагова книгу, осматривая переплет.
   - Хорошо, я прочту «Летопись». Думаю, что после этого я смогу принять соответствующее решение.
   Архимандрит низко и почтительно  поклонился Императору.

   Николай сдержал свое слово. Он действительно очень внимательно прочитал «Летопись». Книга глубоко потрясла его. То, что открылось перед Государем после ее прочтения, переменило все его взгляды, и прочтенное глубоко запало в его душу. Император уже не сомневался в том, что старец Серафим достоин того, чтобы быть канонизированным. Более того, Николая удивляло то, что комиссия до сих пор не прославила старца.
   Императрица Александра Федоровна тоже ознакомилась с «Летописью», и она была солидарна с мужем по вопросу канонизации старца Серафима. Наверное, она была даже больше потрясена святостью старца, чем Николай. Выросшая, и воспитанная за границей, Аликс, у себя на родине, никогда не читала ни о чем подобном. Ни один из западных святых не имел в себе ничего схожего со старцем Серафимом. Ей впервые открылось, как же все-таки резко отличаются понятия о святости в Европе, от понятий о святости на Руси. 
   После глубокого раздумья Николай принял решение, и распорядился, чтобы послали за Победоносцевым. К его удивлению тот не проявил должного уважения и даже просто интереса к личности Серафима Саровского. Рассказ Императора он выслушал совершенно равнодушно.
   - Никак не могу понять, Ваше Величество, куда вы клоните? – признался он, выслушав историю.
   - Разве вы не видите, что преподобный Серафим достоин того, чтобы быть причисленным к лику святых.
    Государь произнес это твердым и уверенным тоном, желая произвести впечатление на Победоносцева, но этого ему не удалось. Победоносцев был скорее удивлен таким рвением Государя. Выслушав Императора, он произнес:
   - Ваше Величество, осмелюсь высказать, что ваши суждения чересчур поспешны. Чтобы принять такое решение, необходимо одобрение Святейшего Синода. Вы не можете, и не должны влиять на вывод комиссии, которая высказалась против такой канонизации.
   - В таком случае, я настаиваю, чтобы этот вопрос был пересмотрен.
   Победоносцев поднял голову, и встретился с взглядом Императора. Решительность, которой были наполнены серо-голубые глаза Государя, весьма удивила его. Он никак не мог понять, почему вдруг сам Император заинтересовался этим вопросом. Ведь его должен решать Синод, это дело отнюдь не государственное.
   И Победоносцев попытался убедить в этом Николая. Однако уверенность Государя в собственной правоте уже никто не мог поколебать. Его вердиктом было следующее:
   «Немедленно прославить!»