Правдист

Правдист очень популярен в своей деревне. Конечно, Правдист, это не фамилия, это - кликуха, кличка такая у него. А во¬обще-то он Юрка Жариков. Правдистом его прозвали за его въедливую и нудную натуру. Все ему надо до самого нутра до¬копаться, до самой сути. Начнет нудить, нудить, копать, и это ему не так, и то не эдак. «Чего ты ищешь, чего ты хочешь?!» - бывало взорвется его баба, работящая и смирная Зоя, слушая разглагольствования супруга. «Зерно сути ищу. Понимаешь, зер-но-о...» - «Сходи на склад да набери. Там зерна много...»

Не понимает баба. Да и мужики в деревне частенько с насмешкой относились к его «правдоискательству».

Как-то Правдист ездил в город. Подвыпил, едет в автобусе, а на передних местах для инвалидов и стариков пацаны сидят, рядом старушка с кошелками стоит - вены на руках вздулись. Он к ним прицепился: «Как вам не стыдно! Сидите, молодые лбы, а старушка стоит. И билеты, поди, не взяли?!» - «Пойдем выйдем, поговорим.» - «Пошли!» - не испугался Правдист. В общем, накостыляли ему хорошо.

«Тебя, Юрка, точно когда-нибудь пришибут за твою правду!» - ругалась Зоя.

Мужичок Жариков невидный, замухрыстый какой-то, ро¬сточку небольшого, с большим вислогубым ртом и большими ушами, тонкий как тростинка, дунь - упадет. Зато жена его Зоя — шире своего супруга раза в четыре-пять, белая, с лицом широким и добродушным. Две дочки-стрекозки, длинноногие и послушные - Нинка и Танька.

Юрка - человек впечатлительный и мнительный. Его увлечение в этой серой и однообразной жизни - собирание необычных жизненных фактов, он называл их «фактиками». «Фак¬тиков» он знал великое множество. Мужик он был не очень-то болтливый, но если разойдется, то не остановишь. Голос у Юрки громкий, резкий, неприятный даже. Но слушать его очень даже интересно. Говорил четко, логично о фактах, о которых мало кто знал и слышал. Свои «фактики» он собирал давно. Читая газеты, слушая радио и телевизор, или просто в разговорах с людьми поражался каким-то необычным фактом, запоминал его или записывал на клочке газеты или пачке сигарет. Потом стал переписывать «фактики» в ученическую тетрадь, которую стащил у старшей дочери Нинки, учившейся в пятом классе. Записи вел бессистемно. Услыхал что-то поразившее его - записал.

Свою тетрадку Юрка не афишировал и прятал от любопытных глаз. «Фактики» помнил наизусть. Когда в мужской компании начинались шумные разговоры или обсуждали очередного «правителя», он подкидывал «фактик». Мужики разевали рты: «Юрка, откуда ты это знаешь?» - «А у меня,- отвечал Юрка, - связь с ним»,- и пальчик подымал со значением, показывая вверх. - «С кем с ним? С Богом, чо ли?» - «С Космосом», - важно отвечал Юрка.

Истории и «фактики» мужики слушать любили. В его «фактики» кто-то верил, некоторые - нет. Особенно их любил дядя Митрофан, долговязый, с прямыми и сильными руками и прямым затылком, работавший вместе с Юркой в столярке. В столярной мастерской их работало четверо: пожилой и рассудительный Митрофан - был он за главного, Коля Маленький, прозванный так за свой малый рост, татарин Генка Хафизов (по паспорту - Габдрахман), и он - Жариков. Когда не было работы или в перекур, долговязый Митрофан садился на верстак - он любил сидеть на верстаке, - скручивал и закуривал «козью ножку» и, прокашлявшись, говорил: «Ну, Правдист, начинай». «Нет, вы уж начинайте, а мы дополним», - скромно отвечал Правдист.

Митрофан кряхтел, сопел, щурил насмешливо светлые глаза, подначивал:

- Ну-ко, Юрка, расскажи нам про ё...ное дерево. Слово «эбеновое» выговорить не мог, скорее не хотел, и выражался напрямую, по-русски.

Мужики подхихикивали.

- Дядя Митрофан, сколько тебе можно объяснять, что не ё...ное дерево, а эбеновое... - злился Юрка.

Все мужики, не только плотники, знали про это эбеновое дерево. И что оно тяжелое, черное и плотное как железо и рас¬тет только в Африке. Про эбеновое дерево Юрке рассказал один морячок, с которым случайно столкнулся в райцентре и который показал даже статуэтку голой африканки, вырезанную из этого дерева. Нашли лужу, опустили черную «бабу» в воду - она как камень ушла на дно. «Я с этой «бабой» не расстаюсь, - рассмеялся морячок, пряча скульптурку в карман. - Оружие! Дашь по кумполу, плохо не станет!»

- Ну, а эти чурки, негры-то, они, говорят, голые ходют? - допытывался Юрка у морячка.

- Нагишом! - врал морячок, изрядно налакавшись на Юркину дармовщинку. - Некоторые, правда, набедренные тряпки носят, а в основном - голые. Особенно бабы да ребятишки.

«Вот это житуха! Моряку повезло - весь свет объездил, даже в Африке был. А тут живешь в глухомани, в дыре деревенской, и ни черта не видишь», - раздумывал Юрка, записывая «фактик» про эбеновое дерево. Но просто на веру «фактик» не принял. Пошел в библиотеку, взял энциклопедию и нашел-таки про это самое дерево с хулиганским названием. Называлось оно еще - «черное дерево». Эбеновое, в переводе с греческого, означало «черное».

А началось Юркино увлечение, наверное, с туалета. Как-то сидел Правдист в туалете (он у него в огороде), сидел и обрывок газеты в руках мусолил. Ну и вычитал в газетке о человеке с двумя' головами, о матери ста двадцати детей, о зайце, который задрал лису... Обрывок газеты Юрка сохранил и показал Зое. Жена отмахнулась: «Брехня!» - «Ну какая же брехня? В газетах же пишут!» - «Мало ли што пишут. Все равно брехня». У них в деревне тоже случались всякие небывалые случаи. Бабка вон рассказывала в детстве о том, что в их родне одна баба родила мальчишку с перепонками на руках и чешуей на спине. Еще рассказывала про соседку, которую обидел один мужик, и та в горячах ляпнула: «Чтоб ты сдох!». Через день мужик ни с того ни с сего помер. Жизнь, действительно, загадка и полна таинств.

Жариков любил передачу «В мире животных», его потрясла передача про хамелеонов. Оказывается, хамелеоны похожи на ящериц, которые водились в их местах. Только «ростом» были поболе. Но в отличие от местных юрких ящериц, оставляющих свои хвосты в руках, если ее схватишь за этот самый хвост, хамелеон был очень медлителен, сонный прямо. Лапы - как клешни, и цвет своей кожи хамелеон мог менять под цвет окружающей его среды. Еще его поразило то, что у хамелеона один глаз может смотреть вперед, другой - назад, вращались как шарики в капсулах. А язык за 1/6 секунды вылетал из нутра и хватал добычу. Юрка долго не мог уснуть после этой передачи и надоел своей Зое разговорами о хамелеонах.

Потом он узнал о летающих лисицах и о том, что ученые нашли яйцо динозавра весом с пуд и пытаются выпарить из него динозаврика. «Только зачем же они это делают? - размышлял Юрка. - А вдруг пожрут динозавры всех людей?..» Еще он где-то вычитал, что японцы из коровьего молока, вернее из одной его клетки, пытаются вырастить теленка, но держат это в боль¬шом секрете.

Мужики смеялись, когда он рассказывал им о яйце динозавра: «Сколько можно бы яичницы нажарить! На всю бригаду хватит». А вот сведения о летающей лисице приняли настороженно. Один дуролом, Колька Лупандин, мужик злой и неугомонный спорщик, доказывал, что он, Юрка, все врет и летающих лисиц не бывает.

- У нее што, крылья вместо лап?

- Да, именно крылья! Перепонки между лапами. И она летает с дерева на дерево.

- Лисица, хх-а-а! С дерева на дерево? Ты, Правдист, языком своим как помелом мелешь!

Чуть не подрались с косорылым Лупандиным. Лупандин - мужик без царя в голове, какой с него спрос? Морду у мужика перекосило, потому что пьет «косорыловку».

Чего только не насобирал Юрка в свою тетрадь! «Церквей на Руси было уничтожено большевиками 600000», - было, на¬пример, записано в ней. Была запись про ведьму, которая превратилась в свинью, бегала по деревне и кусала людей. Тут же была запись про поэта Пушкина. Рост Пушкина был 166 см, а рост жены — 173 см, а негодяй, который убил великого поэта - пацан был, ему тогда всего-то было 17 лет. Были сведения о самом толстом человеке, который живет в Америке и весит 480 кг, о самом высоком, имевшем рост 2 м 48 см. Где-то он выудил «фактики» о человеке с самыми большими ушами. Матершинник Чепелев, услыхав про уши, рассмеялся: «Жариков, а самый большой х... не знаешь у кого?»

Особенно Юрку поразил «фактик» про Александра Матросова, который закрыл своим телом амбразуру врага. Этот «фактик» он обнаружил случайно у одного фронтовика в подаренной ему на 9 Мая книге. В этой книге было прямо написано, что подвиг Матросова повторили 300 человек. Триста! Огромная цифра. Юрка глазам своим не поверил. Несколько раз перечитал и внес этот «фактик» в тетрадочку. Было в книге написано и о том, что свой подвиг Александр Матросов совершил не первый. Первым был Николай Сердюков, и совершил он его в июле со¬рок первого.

- Триста человек легли на амбразуру! А мы только одного знаем. Где же правда, где справедливость? - кипятился Прав¬дист. - А почему одного знаем? А потому одного знаем, что пресса у нас - лживая! Вот так, мужики...

- Правдист, а может врут про триста человек? Если у нас пресса лживая, то и про триста матросовых могли набрехать.

Мужики хмурились. Они, хоть и не шибко грамотные, но за справедливость, как и Юрка. Они - патриоты своей земли. Действительно, как же так получается, что про Александра Матросова все знают, а про Сердюкова - никто?

- Кровью залили русские свою землю... Кровью... Этим и спаслись, - вздыхал дядя Митрофан.

Особенно земляки зауважали Юрку за «фактик» про граненый стакан, который так уважается на Руси. Граненый стакан, как рассказывал всем Правдист, пытался насадить в армии император Павел I вместо петровских кружек, но стакан в армии не прижился, народ же этот самый граненый стакан полюбил. И великий ученый Менделеев, который изобрел родимую 40-градусную, говаривал, что «из граненого стакана водка пьется особенно смачно». Водку, утверждал Жариков, ученый изобрел специально для этого стакана.

«Сёдня ведь праздник!» - «Какой?» - «Не слыхал, чо ли?! Сто пятьдесят лет граненому стакану. Ха-ха...» Этот «прихват», как доказывал Юрка, имел под собой историческую основу. Да-а, с Правдистом не соскучишься. Все знал. «И где он свои «фактики» только выкапывает?» - удивлялись мужики.

В голове у Юрки полный винегрет. «Фактики» умещались в ней разные. Про самую большую в мире бактерию, величиной с добрую вошь; про художника Морзе, который изобрел телеграф; про русскую игрушку-матрешку, которая на самом деле была вовсе не русской, а японской; про улиток, которых во Франции жрут живыми; про изобретателя радио Попова...

Соберутся мужики, базарят-базарят, гонца пошлют в магазинчик. Опять сидят, базарят. Тут Юрка им «фактик» подкинет - нате, кушайте. Пережевывайте. Мужики заводились, вступали в бесконечные дебаты.

- В Китае китайцы тоже разную гадость жрут, - рассказы¬вал дядя Митрофан, подключившись к обсуждению «фактиков». - У меня знакомый в Китае служил, рассказывал, что едят там и крыс, и собак, и даже ласточкины гнезда, слепленные из слю¬ны и разной дряни. Идет старик по улице, бежит собака, он удав¬ку снимает с плеча, бросил - и на удавке собака болтается. Он ее на плечо и дальше идет, деткам кушать несет.

А насчет бактерии, о которой рассказал Правдист, Коля Маленький заметил, что мир скоро передохнет, наглотавшись этих бактерий или бацилл, как там их?

Мужики припоминали разные разности и засиживались, бывало, допоздна за разговорами и бутылочкой. Приходили домой и получали взбучку от своих жен за «задержали на работе».

Тетрадочку свою с разными «фактиками» Юрка заполнил всю. Завел вторую. С некоторых пор его стали интересовать всякие «правители» и так называемые «великие люди». Тетрадочку он разделил пополам, написав сверху печатными буква¬ми: «Явления. Животные», а на другой половине: «Из жизни великих людей». Корявым почерком, без запятых - точки иногда ставил - вносил «данные»: р - рост, в - вес, н - недостатки. Но заполнялась она плохо - фактов из жизни великих попадалось мало. Старый пердун, по выражению дяди Митрофана, Брежнев, помер, власть ненадолго перешла к Черненко, но о нем в тетрадь Юрка ничего не занес. О Брежневе записал так: «Мох. узк. д - п, зм, ген. вз.», что значило: «Мохнобровый, узколобый, дочь - пьяница, зять - мент, генерал, взяточник». Про царицу Екатерину II записал: «Ек. II - великая ****ь». Когда к власти пришел Горбачев, Жариков отметил: «Говорит много. Непонят¬но о чем. На лбу черная метка».

А интересоваться «великими» он стал после того, как узнал, что «великий» Сталин был маленького роста, каких-то 160 см, а «великий» Наполеон был еще меньше, но данных про рост Наполеона ему не попадалось. Гитлер вот тоже был маленького росточку, говорят. Льва Толстого, великого писателя, возьми - вообще карапетик был, но с большой умной головой. «Интересно, _ размышлял Юрка, - все они малень¬кие запёрдыши, вроде меня, а такие дела творили. А наши правители росту нормального, а дел великих что-то не видно. Брежневу вон за книгу «Малая земля» Ленинскую премию дали, а сейчас по радио говорят, что он и не писал ее вовсе, да и победы все себе приписал. Кто он был во время войны? Парторг!»

Есть у них в совхозе такая должность - парторг. На этой должности работал Николай Александрович Усольцев. Мужик ничего, но ведь если разобраться толком - трутень, не пашет, не сеет, а зарплату получает. В совхозе у них полно всяких бездельников. Взять Лупандина - никчемный крикливый мужичонка, взять Симакова... Юрка терпеть не мог бездельников и считал их обузой для общества.

- Да на хрен мне знать какой рост у Наполеона, на хрен мне твой Гитлер, какой размер обуви они носили и какой, извините за выражение, у них хер! - кричал пьяный Лупандин.

- Во-первых! - подымал пальчик Юрка, - они не мои. Во-вторых, они - большие исторические личности, правители мира! - Юрка повторял, нажимая: - Ба-а-льшие... И мы должны знать о них правду-матку!

- Да какая это правда?! - взвивался косорылый Лупандин. - Это, Жариков, не правда... Это, Жариков... - подыскивал слова, как бы побольнее зацепить Правдиста, - это так... - рукой поболтал, - правдёшка! Мелкая такая правдёшка.

- Нет, ну ты, Лупандин, не прав. Нам вот, сельским дуракам, очень даже необходима такая информация... Очень даже интересно знать какой урод нами правит, - рассудительно сказал Митрофан.

Коля Маленький рассмеялся:

- А нами правит этот... Между ног болтается, на «хэ» назы¬вается... Горбатый.

Мужики покрыли хохотом его слова. Мужики они и есть мужики, дураки, в общем-то, быдло. Чего им, этим «быдлягам», доказывать? (Слово «быдляги» выдумал Жариков от слова «быдло»). Быдляги они и есть быдляги.

- Кибальчича, знаете такого?

- Какого такого Кибальчича?

- Эх вы! - искренне удивился Юрка. - Да Кибальчича, который ракету изобрел.

- Ракету изобрел Королев. А Юрий Гагарин на ней в космос слетал.

- Дуроломы. Первый был Кибальчич. Он в тюрьме идею выносил, родил. А потом был Циолковский. Тоже великий человек был... Слушайте про Королева. Королев был очень суеверный человек, баб к тому же терпеть не мог. Если бабу или кошку увидит на космодроме - все полеты отменял. Вы вспомните, день космонавтики когда? - 12 апреля, счастливое число, дюжина. А баб он не любил, это я вам точно говорю.

- Он был коммунист, а они ни в Бога, ни в приметы не верят.

- Да откуда ты, Юрка, знаешь? Все было засекречено. Жариков не распространялся откуда знает. (О Королеве ему рассказал завхоз районного Дома культуры, который когда-то служил на Байконуре в Казахстане и с которого взяли подписку на десять лет о неразглашении тайны. Десять лет прошло, вот он и рассказывает теперь).

- Еще, мужики, фактик: когда запускали ракету, Королев подходил к ракете, ссал на нее, потом махал рукой и говорил: «Давай!..»

Нет, с Правдистом спорить бесполезно. Мужик нахватанный. Его надо просто слушать и не спорить. Сколько раз мужики убеждались в том, что Правдист говорит правду и только правду. О чем мужики ни заговорят, Правдист тут же «фактик» подкидывает. Как-то заговорили о писателях, сколько они получают и пьют ли они водку. Коля Маленький высказал предположение, что писатели люди святые и водку им пить нельзя, иначе, мол, у них от водки будет помутнение мозгов и ничего путнего они не напишут.

Правдист давай загибать пальцы:

- Пьют, робя. Еще как закладывают. Фадеев - алкоголик, застрелился. Шолохов - алкоголик, композитор Мусоргский - алкоголик... Музыканты - те, ва-а-ще, на букву «ё».

Митрофан, который до безумия любил кинофильм «Тихий Дон» и был казацкого происхождения, поднялся на дыбы:

- Юрка, болтать будешь - пришибу! Пришлось Юрке брать свои слова обратно.

Если быть честным, то Юрка, наверное, завидовал всем этим великим, завидовал где-то в глубине души, вот и выискивал всякую пакость. Интересно все же знать такое: вот, мол, великие люди, а посмотрите на них, приглядитесь к ним внимательней - да такая же мелочь, такая же шваль, как и мы, простые никчемные людишки, такое же дерьмо... Жена Зоя его иногда ругала, говорила, что он тоже на букву «ё» и ему не мешало бы полечиться. Но ругала так, - любя.

- Но это же Правда! - оправдывался он.

Темы разговоров и споров были разные, но о чем говорят мужики, когда примут? О политике да о бабах. Бабы Юрку не интересовали, он относился к ним не то, чтобы презрительно, а как-то скептически. Раз заспорили мужики о Сталине. Шумели, шумели, а конкретного никто ничего сказать не может. Ну плохой, ну погубил массу народу, ну культ личности ему вначале раздули, а потом развенчали, а конкретного - ничего! Тут ярый коммунист Кузнецов, сын ветерана войны Петра Кузнецова, горячо говорит:

- С именем Сталина в бой шли! На танке моего отца было написано: «За Родину, за Сталина!»

Замахал руками, заплевался другой сын, тоже ветерана, которого после войны упрятали в лагерь. Он весь аж затрясся, покраснел и саданул:

- Его, суку, надо было как фашиста Муссолини, кверху ногами подвесить, чтобы вся страна, весь народ шли и плевали на него!

Мужики разорались - чуть было морды не расквасили друг другу. А Правдист встает спокойно так, пиджачок замусоленный, одернул и говорит:

- Дайте я скажу. Я только факты скажу. Я человек правдивый и информацию до вас донесу честную и правдивую. Значит так. Сталин, Джугашвили, взял власть в 24 году, когда умер Ленин. Выиграл войну...

- Ага, и погубил миллионы, - вставил антисталинист Прошкин.

- За короткие годы из отсталой страны превратил Россию в мощную промышленную державу. Премьер-министр Англии мистер Черчилль сказал так о Сталине: «Он принял страну с сохой, а оставил ее с атомной бомбой».

Колька Лупандин заорал:

- Так ты что, Правдист, за Сталина?!

- Я ни за Сталина, ни за Гитлера. Я за Правду. Мужики, | интересно: сначала мы этого карлика возвеличиваем, а потом в грязь втаптываем.

- Какой карлик? Что за карлик?

- Да Сталин. У него рост был как у меня - сто шестьдесят сантиметров, - Юрка сделал улыбку, прикрыл глаза и встал в позу.

- Так ты, Юрка, карлик, что ли? Нет, Юрка, ты у нас не карлик. Ты нормальный мужик.

Мужики поудивлялись Юркиному сообщению - все знает, подлец. Кто-то заметил, что Сталин сам себе шил сапоги. Он, мол, не только людей стрелял. Юрка уточнил:

- Ничего он не шил. Он стихи сочинял. Хороший поэт был. А сапоги ему шил Каганович. Каблук этот хитрый Каганович ему делал тоже хитрый, потайной. В этих сапогах Сталин выше ростом был. А когда он стоял на трибуне мавзолея, то ему специальную подставку ставили, чтоб еще выше казался. А еще Сталин был сухорукий, не работала одна рука. Отбили, когда по молодости грабежами занимался.

- Он еще и грабитель был?

- Да шалил в молодые годы. На нужды партии... Рыжий был.

- Рыжий, рыжий, конопатый, убил бабушку лопатой! - пошутил Генка Хафизов, мрачный и немногословный парень.

Нет, с Жариковым не соскучишься. Где он только свои фактики выискивал? Нигде, впрочем, он их не выискивал, они к нему в руки сами шли.

Лупандин, перекосив свою морду, хитро спросил:

- Загадку отгадайте: почему Ленин ходил в простых штанах, а Сталин в галифе? (Эту детскую загадку все знают - по полу).

- Да какая разница, в чем они ходили, - сказал Коля Маленький. - Разница в том, что один е..., а другой дразнится.

- Если Ленин ходил в штанах - это о многом говорит, а что Сталин ходил в галифе - это совсем о другом. Понятно?! - разъяснил Жариков.

Внук репрессированного Прошкин крыл свое:

- Оба диктаторы, что тот, что этот, хоть один в штанах ходил, а другой в галифе!

В этом Жариков с Прошкиным согласен: все правители - диктаторы, иначе как власть удержать?

- Я вот слышал, что дети у Сталина придурки, - подал свой голос Коля Маленький. - Он-то умный был - вождь, а дети у него - того... Одна, дочка, - проститутка, в Америку сбежала, а сын Василий - алкоголик, в Казани похоронен. Я вот у шурина в Казани был, видел его могилку.

- Интересно-интересно. Памятник хоть есть? - навострился Правдист.

- Скромненький такой обелиск.

- Народу много?

- Никого.

- Это Хрущев, скотина, туда его сослал. Ну, алкаш... Сыночек, мать твою! - подытожил Митрофан.

- Я так понимаю, - сказал Юрка, - будь ты царь или генеральный секретарь партии - можно по-разному назвать, - но руководитель обязан думать о своем народе, а не о самом себе. Вот что самое главное. А у нас?

Слова Жарикова о народе мужики встретили одобрительно.

- Был такой царишко Николай II, или Николай Кровавый, как его прозвали. Что он сделал для народа? Да ничего! В 1905 году он этот самый народ расстреливал. Алкоголик тоже был. Ворон еще хорошо стрелял. Вот потому-то народ его и скинул. А наши правители? Вы посмотрите: один узурпатор, другой - дурак, третий - старик безмозглый...

Нет, не везло России на правителей. Хрущев, который разоблачил культ личности, сам хорошим болтуном оказался. Правда, постучал ботинком по трибуне, показал этим вшивым американцам «кузькину мать». А новый генсек Горбачев тоже несусветный болтун.

Тетрадочка Юркина, правда, стала заполняться быстрее, потому что «фактиков» из жизни вождей стало публиковаться больше. О «новом мышлении» заговорили, о «новых реалиях» и «новых подходах», на что мрачный Хафизов съехидничал: «Новые реалии, новые подходы - новые задние проходы!..»

За свой язык Жарикову частенько доставалось от местного начальства. Начальство у них какое? - мужичье необразованное. Однажды он назвал бригадира «хамелеоном». Тот весь скособочился, подумав, что это что-то очень скверное и пообещал  Юрке «разобраться».

- Ты, Правдист, поосторожней со словами, а то я и обидеться могу.

Пришлось бригадиру объяснить, что хамелеон - животное очень даже неплохое. «Тупой народ, ничего не знают». Люди, заметил Жариков, правды не любят. Скажешь человеку в глаза правду, и он весь на дыбки, ощерится как щука зубастая.

«Ходят, ****и, гордо выпятив груди, в ручках сплошь и значках нагрудных. Мы их всех, конечно, скрутим, но всех скрутить ужасно трудно!..» - произнес Юрка и сплюнул вслед бригадиру. (Эту фразу Маяковского он любил и помнил ее со школы. Слово «****и» он добавил сам).

Парторг, услыхав эти слова, прицепился к Жарикову:

- Юрка, ты кого имеешь ввиду? Кто это «****и», в каких «ручках»?

- Ну, ****и они и есть ****и... Вы что, не знаете? - усмехнулся Правдист. - Ходят в ручках...

Парторг машинально посмотрел на свой нагрудный карман, где торчали две ручки, и сокрушенно покачал головой. Привязываться с дальнейшими вопросами не стал, но сказал: «Ты, Прав¬дист, настоящий провокатор!» Позже, услышав его «фактики», поговорил с ним один на один.

- Большая путаница у тебя, Жариков, в мозгах. Большая! Ты, Жариков, настоящий контрреволюционер. Вот такие баламуты, как ты, мутят народ и страну.

- А наши правители, Горбачев, например, не мутят народ? - спросил Юрка.

Парторгу и ответить нечего. Он сам не знал, как относиться к Горбачеву.

- Ты законченный диссидент, - сказал парторг. - Знаешь, сколько их, трепачей этих, за границу уже выслали? Так что мотай на ус.

Юрке «беседы» эти до лампочки, на то они и парторги, чтобы с людьми беседовать, за это они деньги получают. А про диссидентов он пока не слыхал.

Совхоз, где жил Юрка, назывался «Петровский». Кто говорил, что его так назвали в честь святых Петра и Павла (чушь собачья!), кто - в честь Петра I. Но опять же - причем здесь Петр I и их захудалый совхоз, никто не задумывался, кроме Правдиста. Чьего имени - какая разница? Недалеко вон колхоз Карла Маркса, а по соседству - имени Чапаева. Ну, ладно, Василий Иванович свой герой, уральский, ну а Петрушу далеко занесло. Впрочем, Урал Петру Великому во многом помог, да и Урал стал Уралом благодаря императору всея... Демидов и вся его купеческая братия с петровского благословения тут появились.

Когда-то расторопное начальство постаралось: привезли и установили в совхозе чугунный бюст Петру I. Бюст поставили напротив совхозной конторы в скверике. Вначале школьники ухаживали за ним, потом перестали; бюст зарос травой, деревьями так, что его и не видно было. Забыли о бюсте.

Как-то подвернулся случай - Юрка съездил к двоюродной сестре в Прибалтику, она была замужем за военным и моталась с ним по всему Союзу. Ехал через Ленинград с пересадкой.

Случайный попутчик уговорил его пойти в Эрмитаж, бывший Зимний дворец, где жили цари. Целый день протолкались во Дворце, осматривая царские апартаменты. Ночевал на вокзале, на другой день опять пошел.

После этой поездки Жариков долго не мог успокоиться, часами рассказывал своей Зое и мужикам о царском житье и особенно о Петре I.

- Народу - тьма, туда-сюда снуют, всем все интересно, как они, цари эти, жили. Шикарная мебель, диваны, кресла... золото, брильянты, картины... Там, комнат этих, несколько тысяч. Несколько тысяч...

- Ни хрена себе. Вот, твари, жили. Цари, чего говорить... За счет народа жили.

- Да, за счет бедного народа. Сколько там нашего брата, простых людей, полегло. На костях город стоит, на костях! - Жарикова волнует несправедливость, которая в мире была всегда, он горячится. - Заходим в апартаменты, смотрю: в шкафу за стеклом кафтан царя висит. Длинный. Узкий. Плечики, как y ребенка, уже моих. Я ничего понять не могу. Говорю попутчику: «Ну-ка встань рядом». Тот встал. Мужик он не плечистый, средней комплекции, а плечи шире царского кафтана намного. Что за фигня? Тут же за столом ботфорты стоят, ну, сапоги по-нашему. Смотрю - длинные, а размер - детский. Что такое, что за ерунда? - Юрка делает удивленные глаза, суживает руки, показывая пальцами размер ботфорт.

- Ну! - торопят нетерпеливые слушатели.

- Я думаю: усохли. Годков-то много прошло, двести лет, - Жариков осматривает слушателей. - Опять же думаю: почему в длину не усох кафтан, а только в ширину. Тут девушка-экскурсовод появилась и бойко так про царя рассказывает. Я ей: «Можно вопросик?» - «Да, пожалуйста», - Юрка делает вздох, потом выдох. - Я ей говорю: «Как же так, вот смотрю я на кафтан русского царя-богатыря и не могу взять в толк - плечи какие-то непонятные, узенькие, это что, кафтан усох?» Она засмеялась и говорит: «Нет, кафтан не усох. Это он, Петр I такой узкоплечий был». - «Как узкоплечий?» - «Так, узкоплечий, говорит. У него размер в плечах был, по-современному, - 46-й».

- Сорок шестой? - ахнули слушатели.

- Да, мужики, сорок шестой. А рост царя, знаете какой? А рост, говорит мне экскурсовод, у царя был 2 метра 7 сантиметров.

Мужики загалдели, а когда успокоились, Юрка продолжил:

- Я спрашиваю ее про ботфорты. Что за ботфортики такие, мол, маленькие. А она мне: «У Петра Первого размер обуви был тоже маленький - 36-й».

- Тридцать шестой? Ну ты, Правдист, врешь и не смеешься! Рост два ноль семь, а нога тридцать шестого размера? Это что за ножка?.. - удивлялись мужики.

- Вот именно! - Правдист победно смотрит на мужиков. Он еще не кончил. - Ладно, дальше слушайте. Идем мы в другую залу. Там...

Но мужики не слушают. Они обсуждают и комментируют сказанное Юркой:

- Это глист какой-то!..

- Как он ходил-то? При таком росте-то да с такой ножкой? Упадет человек, быть такого не могло!

- Росту он был великого, это точно, - прогудел Митрофан. - А что узкоплечий и с таким размером ноги... что-то сумлеваюсь.

- Ты, Митрофан, не сомневайся. Я врать не люблю. Что экскурсоводша сказала, то и передаю. Бабкой своей клянусь, - сказал Юрка, и лицо у него посерьезнело.

Мужики угомонились. Жариков рассказывал дальше.

- Значит, заходим в другую залу. Бог ты мой, его физиономия натуральная. В натуре, как живая. Из воска вылеплена при жизни еще. Фамилию скульптора забыл, на «фэ». Не записал, жалко. Морда - плоская, глаза - навыкате, как у рака, усы, как у таракана торчат, а рот - щелка!.. - Юрка все сказанное подтверждает жестами. - Мне он не понравился. Я смотрел с разных сторон. Сбоку подошел, смотрю - морда плоская. Блин. Китаец.

- А, может, он китаец и был! - хохотнул один из слушателей.

- Потом я его посмертную маску посмотрел. Да, морда плоская, как у китайца, глаза, правда, закрыты. Маску с мертво¬го этот скульптор на «фэ» снял.

Рассказ Жарикова произвел на мужиков большое впечатление. Они отпускали всякие ехидные реплики:

- Дак это не царь, а урод какой-то был.

- Да зачем же его показывают таким богатырем?

- Да он богатырь и был. Врет все ваш Правдист, - плевался косорылый Лупандин. - Чего вы уши-то развесили? Я кинокартину видел про Петра I. Там царь - у-у! - богатырь, красавец!

- Это не царь, а артист.- Нашли артиста здорового, сыграл за деньги, - доказывал Юрка своему вечному оппоненту.

- Петр I подковы гнул руками. А как же такой глист мог подковы гнуть? А-а? - недоумевали мужики.

Вообще, конечно, странно все с этим царем Петром I. Как он подковы гнул, действительно, при таких узких плечиках и при таких ножках? Но Юрка Жариков божился, что то, о чем он рассказал, - истинная правда.

Дядя Митрофан рассудил, что если царь был и тонкий, то сила у него была, он же плотником работал на верфи по молодости.

Сила у царя была, если он зубы у своих генералов запросто дергал. С этим Юрка Жариков согласен. Его тогда, в Ленинграде, поразили не только рост и обличье русского царя, но и крючки, которыми тот дергал зубы у своих подчиненных. Про крючки он рассказал, конечно, Зое и мужикам. (Сам Жариков боялся ходить к зубному врачу).

- Сам крючки выковал в кузне. Если у генерала вдруг заболит зуб, он этот зуб крючком подцепит и - вырвал зуб. Я эти крючки самолично видел... Вот такой царь был. А плотником он работал за границей под чужой фамилией. Забыл только под какой.

- Памятник ему правильно поставили, - сказал дядя Митрофан. - Он в России курево ввел. Как же без курева жить? Без курева невозможно.

После спора мужики отправились смотреть бюст Петру I, что стоял в заброшенном скверике напротив конторы. Долго ходили вокруг, обсуждали. На бюсте ряха у царя что надо, упитанный. Крупный, мощный, с волевым подбородком и крутым лбом, усы вверх задраны. Красавец, да и только! Плечи, правда, обрезаны, но можно догадаться, что они у царя широкие.

- Не такой он был, мужики. Нет, не такой! Неправда это! Врут эти художники, эти скульпторы. И артисты врут. Все врут! - разнервничался Юрка.

Потом он еще не раз бывал возле заброшенного бюста и пришел к выводу, что бюст «неправильный» и что кругом в жизни вранье. Библиотекарша Нэля нашла ему репродукции картин «Утро стрелецкой казни», «Петр I допрашивает сына Алексея», где царь Петр I был изображен грузным богатырем.

- Я знаю, почему его таким изображают, - поделился с Правдистом дядя Митрофан. - Царь великий был. Россию из говна вытащил. Вот его и изображают этаким богатырем. Как же иначе?

Умный Митрофан кое-что кумекал. И Юрка с его мнением согласился. Не гоже царя каким-то хлюпиком изображать. Но, вообще-то, Юрка к начальству и так называемым «правителям» относился с пренебрежением. «Для себя только и живут!» - говорил он, размахивая длинными руками. «Ну а как же Петр I?» - вопрошал Митрофан. «А чем он лучше других? Что он сделал для народа? Для себя да своих приспешников старался. А народ он за скотов держал. Если подсчитать, сколь¬ко там погибло нашего брата крестьянина, у-у - цифр не хватит - мильоны, мильоны...»

- Он для России старался! - орал Лупандин.

- Знаем, окно в Европу еще прорубил. Тебе, Лупандин, много эта Европа дала?

- Да ничего она ему не дала! А косорыловку мы и без Европы умеем делать! - смеялись мужики.

- Во-во! И паровоз первый построили у нас тут, на Урале, простые мужики. Отец и сын Черепановы, - добавил Правдист, подняв пальчик. - А Петр I не прав в том, что пытки он возвел в государственную политику.

- Ну возвел. А то не было бы Российской империи. - Хх-е-е! Вот именно, империи. Империалисты хреновы...

- Ты, Правдист, против империи, что ли?

Пришлось рассказать мужикам еще один «фактик», который он привез из Ленинграда.

- Жестокий был царь Петя, не приведи Господи. Мстительный. Самолично людей пытал и казнил. После расстрела стрельцов боярина Милославского приказал вырыть из могилы; запрягли шесть свиней и везли через всю Москву на свиньях. Потом облили труп керосином и вместе со свиньями сожгли.

...Везде, где Правдист, там шум и споры. Мужики, хоть они и «быдляги», но в них, как и в Правдисте, глубоко сидит чувство справедливости, - на то они и русские мужики. Парторг Николай Александрович как-то сделал Юрке внушение:

- Ты только коммунистов не трогай, а то знаешь...

- Я честных людей не трогаю. Я трогаю царей и империалистов... Да какие вы коммунисты, Николай Александрович... вы уже не коммунисты...

- А кто мы, по-твоему? Кто?! - вскинулся парторг.

Не стал говорить «кто». Скажи «хапуги и приспособленцы» -неприятностей не оберешься. Промолчал. Не любил Юрка всех угнетателей и начальников, и когда кто-то говорил про начальников хорошее, то он старался в спор не ввязываться. Но, бывало, не выдерживал и приводил «фактики», по которым выходило, что «все начальники - дерьмо».

Дома, лежа в постели со своей необъятной Зоей, заводил разговоры про «правигелей».

- Ты понимаешь, Зоя, в карты людей проигрывали. На брильянтики целые села выменивали. Брильянтик - это ка¬мушек такой крохотный...

Сонной Зое по фигу бриллианты. Она их в глаза не видела и видеть не хотела.

- Што мне твои бриль-ян-ты...

- Может быть, наших предков в карты проиграл помещик какой Демидов, а, может, на брильянтик обменял...

- Ну и што? - отвечала Зоя, засыпая.

В деревню приехал лектор. Кругленький, лоснящийся весь, с лысой, как бильярдный шарик, головой и толстым портфелем. В столярку прибежал бригадир и наказал: «Чтоб все были как штык. Поняли?»

- Лекция-то о чем?

- Да лекция-лекция, есть ли жизнь на Марсе...

На дверях красного уголка афишку повесили: «Лекция о международном положении».

- Все и так ясно: они строят капитализм, мы - коммунизм. Какое международное положение? - заметил Коля Маленький.

Пошли все - не дай Бог еще премии лишат. Ну, а Юрка Жариков первым бежит.

Лектор взошел на трибуну, пузатый портфель поставил рядом, осмотрел немногочисленную публику, покашлял для солидности и начал, как магнитофон, бубнить фразы, которые повторяет уже многие годы. Говорил про сельское хозяйство, как оно растет в области и стране, и какое изобилие ожидает людей в скором будущем.

Люди сидели скучные, а дядя Митрофан шепнул Жарикову:

- Нет, Правдист, тебя слушать интересней.

Так бы и пронудил свою лекцию кругленький толстячок, если бы не Юрка Жариков. Он послушал-послушал этот бред сивой кобылы, поднял руку.

- Спросить хочу!

- Да-да, я весь внимание, - лектор сложил ручки на груди, поднял свою голову-арбузик.

- Вот вы тут нам все расхваливаете наше сельское хозяйство. Ну, мы это сами знаем как и что. Не первый год пшеничку сеем. Меня интересует, почему капиталисты эти живут луч¬ше нас. Тут одна женщина в ФРГ ездила, ну и, говорят, в обморок упала от вида их изобилия. У них, у капиталистов этих, говорят, колбасы в магазинах сортов аж 170. (Юрка для пущей важности прибавил десяток. Он слышал - 160). Это как пони-мать?

- Как понимать? - лектор, слушая Юрку, снисходительно улыбался. - Это объяснимо. Во-первых, у них климат лучше. Во-вторых, производительность труда у них выше. Они выжимают из рабочего все соки. У нас власть рабочая, и у нас нет такой эксплуатации, как у них.

- Ну это понятно. Но почему же они лучше работают?

- Немцы, Правдист, не понимаешь, што ли?

- Я все понимаю. Понимаю, что война была, где погибло 26 миллионов русских. А чем, спрашивается, русские хуже этих немцев? Почему мы это хуже работаем и должны жить хуже?

Юрка явно заводил в дебри. Парторг, отвечающий за лекцию, встал с места и махнул рукой:

- Ладно, Жариков, оставь свою философию!

Лектор поправил очки, погладил зачем-то лысину и сказал:

- Ну, погибло, допустим, не 26 миллионов, а 20. У вас не¬верные сведения.

Правдист не отступал. Он крикнул с места:

- Не двадцать, а двадцать шесть!

- Ладно, спорить не будем. Это очень хорошо, что вы интересуетесь политикой. Политика - это сконцентрированная экономика...

«Ездят, учат их. А сами-то ведь ничего не умеют да и не знают. Болтать красиво умеют. Ты вот попробуй вырасти его, хлебушко, а болтать- то оно всегда легче», - думал Юрка, глядя на мясистые щечки и розовый румянец толстяка-лектора. Лектор же лепил свои гладкие выверенные фразы, думая о том, что его лекции могут не нравиться людям, все это они в газетах читают, по радио слушают, но в райкоме партии ему строго-настрого запретили говорить лишнее, слушатели - всякие, да и общество будоражить не нужно, правда - она штука опасная.

Юрка опять тянул руку. Он спросил про эту самую производительность труда.

- Вопросик лектору. Сколько ихний крестьянин или фермер кормит городских?

Лектор снова потер лысину, улыбнувшись, ответил, глубокомысленно помолчав:

- Двадцать человек.

В зале запереговаривались: «Надо же - двадцать...» Кто-то спросил:

- А у нас?

Лектор помялся, посмотрел на парторга, сидевшего в первом ряду. Может быть, он и знал ответ, но тянул время.

- А у нас - пять, - сказал громко Правдист.

Сидевшие в зале уставились на городского лектора, ожидая, что он скажет. Тот опять погладил лысину, поправил очки и сказал:

- Товарищ прав. У нас колхозник или рабочий совхоза кормит... ну не пять, но мало... человек шесть-семь. Это, конечно, товарищи, не дело.

В зале удовлетворительно и удивленно заперешептывались:

 «Вот тебе и Правдист!» А дядя Митрофан одобрительно хлопнул Юрку Жарикова по коленке: «Молоток, Правдист!» Прав¬дист снова тянул руку, желая задать вопрос. Парторг Николай Александрович настороженно смотрел на Жарикова.

- Ответьте, пожалуйста, почему у нас так неумно борются с пьянством? Виноградники в стране все повырубали. Это же «очень неправильная политика наших правителей».

Лектора не смутил вопрос. Такие вопросы он слышал сотни раз. Заговорил бойко и напористо. Говорил, что так жить нельзя, как жили, успехи должны быть более весомыми и, конечно же, это не дело, что в капиталистической ФРГ много колбасы, а у нас ее мало. И про водку сказал. «Водку на Руси, - сказал он, - пили всегда, и это не дело, что сократили ее производство и что люди занимают очередь с самого утра, чтобы купить бутылку».

Слова про водку зал встретил одобрительными возгласа¬ми. А Симаков, первый алкаш и бездельник, крикнул:

- Это вредительство! Надо это дело расследовать! Лектор заметил, погладив лысину:

- Ну, вредительства, может быть, здесь и нет, но политика неправильная. Надо, чтобы в жизни каждого человека все было. Хоть понемногу, но было.

А Жариков уже стоял, вытянувшись во весь свой малый рост, пережидая, когда можно будет вклиниться с очередным вопросиком.

- Так это что же получается? Выходит, революцию в семнадцатом году делали зря?

- Ну почему зря? Раскрепощенный народ скинул ярмо угнетателей...

- Нет, вы нам не говорите общих слов. Вы конкретно! Правду-матку скажите. Выходит, по-вашему, что семьдесят лет, что прожили после революции, прожито напрасно?

Зал насторожился. Ну, Правдист!

Лектор кашлянул, осторожно поправил очки, пугливо осмотрел слушателей.

- Ну как вам сказать... Революцию в России делали не напрасно, и семьдесят лет прожито не зря: построили заводы и фабрики, развитую промышленность, науку, создали мощные социалистические хозяйства на селе... Войну выиграли, наконец...

- Нет, вы конкретно! Мы не мальчики в школе. Угнетателей-то скинули, а в магазинах - шаром покати. Почему правите¬ли ничего не делают, чтоб народ жил лучше, а только болтают? Как я понял, лекция у нас о международном положении. Сейчас мы по радио слышим два слова, вернее четыре: «новые реалии» и «новые подходы». Что имеет в виду генеральный секретарь под этими словами?

Парторг заметил было: «У нас тут лекция, а не вечер вопросов и ответов». Но зал неодобрительно загудел на его слова: «Лекция, она для чего? Для просвещения людей. Вот и пусть просвещает лектор народ. А то опять получается болтовня и затыкание ртов, как в старые времена». Ну, а Юрке не нравились ни лекция, ни сам лектор: скользкий какой-то, ничего тол¬ком не говорит и старается увильнуть от конкретных вопросов.

- У нас тут конюх один есть, дядя Саша. Так он, когда дежурит в конюховке, всегда его, Горбачева, по радио слушает. Вот он меня и спрашивает: «Правдист, - Юрка поправился, — Юрий Иванович. Вот ты, Юрий Иванович, у нас человек умственно не глупый, а потому ответь мне: включаю я утром в конюховке радио. Слушаю-слушаю этого самого Горбачева - ничего понять не могу. Объясни ты мне, - это он спрашивает меня, - объясни мне, простому смертному, о чем он, Горбачев, генеральный секретарь, говорит?» - Юрка помолчал, стрельнул глазами по сторонам, продолжил: - Я, как человек начитанный и честный, отвечаю...

Зал замер, насторожился: чего же ответил Правдист дяде Саше-конюху?

- Я отвечаю ему: «Дорогой дядя Саша, я и сам понять ни¬чего не могу, о чем он говорит». Вот такие дела... Так вы, уважаемый гражданин лектор, объясните нам, малообразованным совхозникам, про эти самые «новые подходы» и «новые реалии», а то в народе сплошное непонимание...

Правдист постоял, подождал ответа, сел. В зале зашумели:

- Надо же, самого Горбачева зацепил. Дядю Сашу приплел. Ну, Правдист!..

Лектор покашлял для солидности, потер лысину. Он сам не знал, что такое «новые реалии» и «новые подходы. Он разнервничался, растерянно моргал глазенками за стеклами очков, гладил и без того гладкую лысину и нес какую-то околесицу. Слушатели и Жариков ничего не поняли из сказанного. Ничего конкретного. Говорильня. Вот если бы лектор оперировал фактами. А говорить «вообще» все умеют, особенно правители и их прихлебатели.

Правдист снисходительно слушал «объяснения» лектора, потом сказал своим скрипучим и громким голосом:

- Ладно, оставим это словоблудие. Я вижу - вы мастер вешать лапшу на уши, как и наш уважаемый Михаил Сергеевич.

Да-а, вот это Правдист! Слушатели были радёхоньки, что Юрка не побоялся городского лектора и посадил всезнающего зазнайку в лужу. Даже парторг в душе был доволен Юркой, хотя виду не подал и сделал Юрке замечание:

- Только без эпитетов и эмоций! Жариков закусил удила. Его понесло.

- Еще один вопросик!

- Жариков, да ты уже заколебал своими вопросиками, - пытался охладить Юркин пыл парторг.

- Нет-нет, - возразил суетливо лектор. - Очень интересные вопросы и очень интересный человек, их задающий.

- Давайте перейдем к истории вплотную. Вы, как лектор, должны историю хорошо знать. Потому что, не зная истории, мы не будем знать настоящего. А вопросик такой... - Юрка опять сделал паузу. У лектора застыли глазки за стеклами очков. - Ответьте, пожалуйста, какой рост был у Петра Первого?

- Простите, я не ослышался - у Петра Первого? У царя?

- Да, у императора всея Руси, который в Европу окно про¬рубил.

Лектор деланно засмеялся:

Ну причем здесь Петр I? Его рост! История - это совсем другое...

- Наш совхоз носит имя Петра Первого и называется «Петровским». Так что мы к русскому царю имеем прямое отношение.

- Да, да, извините, совхоз «Петровский»... Да, очень интересный вопрос. Очень, - лектор сморщил лоб, вынул платок из кармана, громко высморкался, закатил глазки кверху. - Э-э... Вы знаете, забыл. Но Петр Великий... Он был высокий... Да-да... он был высокий. Широкоплечий такой...

Попался лектор! Ничего-то он не знал, ничего-то толком объяснить не мог.

- Петр Великий был узкоплечий! - сказал громко Юрка. - Он носил кафтан сорок шестого размера. А росту он был два метра семь сантиметров. А обувь носил тридцать шестого размера.

- Да-а? - лектор стоял обескураженный. Но сдаваться не собирался. Лектор возмутился: - Я читаю лекцию или вы? Если вы все знаете, то выходите сюда и читайте.

- Да я так тоже могу! - сказал Юрка. - Лепить общие фразки. Говорить много и ни о чем.

Лектор не ожидал такой наглости.

- Я лектор-международник. У меня высшее образование... Я... я... Прошу меня простить - у вас какое образование?

- Да у него высшее! - крикнул Генка Хафизов. - Пять лет на тракторе, пять - в столярке!

Лектор попытался все перевести в шутку, заулыбался сладко, замахал коротенькими ручками:

- Ну у вас выходит два высших образования... Нет-нет, я уважаю физический труд, даже очень... Но каждый должен за¬ниматься своим делом, трудиться в своей области...

- Ага, - пошутил кто-то, - труд облагораживает человека, но делает его горбатым.

Парторг поднялся с первого ряда, грозно осмотрел зал, сказал Юрке:

- Жариков, опять ты развыступался?

- Все, не буду, не буду... Молчу как рыба, Николай Александрович.

Но слушать эту галиматью Юрке было невмоготу. Он слушал, слушал, не вытерпел.

- Рост Сталина назовите, пожалуйста!

- Причем здесь рост Сталина?! - хотел уйти от вопроса лектор. (Рост Сталина он тоже не знал).

Парторг попытался навести порядок в красном уголке.

- Жариков, ты давай не скандаль!

- Я не скандалю. Я задаю вопросы, а лектор отвечает. Вернее - не может ответить.

Всю обедню испортил Правдист своими «вопросиками» и «фактиками», не лекция получилась, а черт-те что.

- Нет-нет, я, конечно, прошу прощения... Но какой вы лектор к хренам собачьим, если рост ни Сталина, ни Петра I не знаете? И не можете объяснить, что такое «реалии» и «новые подходы...» - сказал Юрка въедливым голосом.

Люди в зале захихикали, загудели как пчелы в улье. Парторг метал сердитые взгляды. Он попытался разрядить обстановку:

- Товарищ лектор, вы его простите, у него не все дома. То есть дома-то у него все, а вот тут... - он крутанул пальцем возле виска.

Лектор за трибуной растерянно моргал глазками.

Правдист не мог вынести такого оскорбления. «Это у него не все дома? Козлы вонючие. Партия сраная...»

Юрка ушел из красного уголка, хлопнув откидным сиденьем. Лектор и парторг проводили его недовольными взглядами. За Правдистом потянулись было и другие.

- Новые реалии, новые подходы, новые задние проходы... Пошли! - нехорошо засмеялся Хафизов, увлекая за собой Колю Маленького.

- Ку-да?! - грозно окликнул их парторг. Пришлось мужикам остаться.

Правдист был мрачен. «Лектор хренов! Ни черта не зна¬ет... Вот таких болтунов и посылают в деревню... Лопайте, вам и такой сойдет!..»

Выйдя из помещения, Жариков пошел к бюсту, долго стоял возле, смотрел императору в его круглые, выпуклые глаза.

- Ну не такой он был, не такой! Чего вы нам лапшу на уши вешаете? - сказал он громко. Сел на приступочек возле поста¬мента, поразмышлял.

Потом шагал по деревне, что-то говорил себе под нос, подымал назидательно палец, споря с невидимыми оппонентами. Опомнился возле трактора «Беларусь» с навесным ковшом, стоявшего у одного из домов - тракторист Миша Поволяев, как всегда, оставил его на ночь возле своего дома. Пронзила внезапно шальная мысль, аж жарко стало. Ноги сами подошли к трактору. Хозяин вышел из ограды, рубаха навыпуск, хмурым взглядом уставился на Жарикова.

- Чего тебе?

- Как дела, Михаил? Работаешь?

- Работаю...

- Ну-ну, всю деревню изрыли, - пожевал губами Правдист.

- А-а!.. Роем... - криво усмехнулся тракторист. (Миша Поволяев рыл «Беларусом» траншеи для водопровода).

Постояли. Покурили. Поволяев курил, пальцы у него дро¬жали, ему явно хотелось выпить.

- Чо, мучаешься? Давай сгоняю. Поволяев тоскливо бросил:

- Сейчас не достать нигде... Магазин не работает.

- Я достану.

Тракторист помог завести трактор. Наскребли мелочи.

- Давай!

Жариков умело сдернул трактор с места; трактор, нещадно дымя и треща как гигантский кузнечик, подпрыгивая на ухабах и бренча ковшом, понесся через деревню. (Заметим, что Юрка работал до столярки и на «Беларуси», знал его как свои пять пальцев). Проезжая мимо бюста, покосился на Петра I, ухмыльнулся, поехал дальше. Возвращаясь от продавщицы Лизки, подторговывавшей спиртным на дому, не выдержал все же, остановил «Беларусь».

Петр I смотрел на Правдиста сурово, как и полагалось на¬стоящему царю: губы тонкие ужал, на круглом глазе играл блик уходящего света, усы грозно топорщились и, как показалось Юрке, подымались они вверх.

- Хули ты топорщишься, хули топорщишься!.. - сказал Жа¬риков, вынимая бутылку «Гамыры» - дешевого вонючего вина из бардачка. - Сейчас вот дам бутылкой по кумполу, дотопорщишься...

Давать по кумполу царю он не стал. Зубами открыл металлическую нашлепку, глотнул вонючей жидкости, глядя исподлобья на бюст. Внутри обожгло, почувствовал, как подымалась внутри непонятная мутная ярость; она, эта ярость, может быть, была не к одному Петру Первому, а была ко всем царям и угнетателям.

- Суки поганые! Только и знаете, что над народом издеваться... Сколько ты людей погубил? А-а?.. Чего молчишь? Ну, говори... Бороды брил, да?.. Ну правильно, правильно, нечего с бородами ходить. Стрельцов казнил? Казнил... Столицу на болоте построил? Построил... А зачем столько народу порешил? За что сына пытал и до смерти довел?

Глотнув, бутылку затолкал в карман пиджака, выскочил из кабины, разомкнул фиксатор, крепивший «хобот» с ковшом, снова заскочил внутрь. Трактор подогнал вплотную к бюсту. «Лапы» опускать не стал, судорожно заработал рычагами. Ковш поднялся вверх, дернулся влево, затем вправо и застыл как раз над головой императора.

- Так-так, мин хере... - засмеялся Жариков. - Сейчас мы тебя, ваше величество, мин хере то есть, у-би-рать-с будем... Неправильный ты царь, хоть тебя и великим признали... И бюст твой неправильный... - Юрка сжал зубы, сузил мстительно глаза, прицелился. И быть бы факту умышленного злодеяния - снес бы он голову славному царю Петру Великому, если бы не Генка Хафизов. Он давно наблюдал за странными действиями Жарикова и, сообразив, что тот хочет зацепить ковшом голову Петра, решил помешать этому.

Хафизов метнулся к трактору.

- Правдист! Ты чего, с ума сошел?

Руки Жарикова застыли на рычагах. «А-а, ч-черт, кого там под руку принесло?» Повернул голову, увидел испуганное лицо Хафизова.

- Юрка, охренел совсем? - видя, что Жариков не реагирует, схватил крепко за руки. - Правдист, посадят ведь. Прекрати! За это дело - тюрьма!

Жариков пришел в себя. Надо же, монумент пытался сдернуть! Скривился в усмешке, переведя взгляд на императора:

- Ладно, мин хере, стой как стоял. Хрен с тобой... В Европу окно прорубил... Империю создал мощную...

Хафизов вытащил Правдиста из кабины. Сел сам за рычаги, пощупал кнопочки - трактор он знал плохо, чем черт не шутит, - нажмешь не то, и опустится ковш на бедного Петрушу.

- Пусти, я сам! - Правдист отпихнул Хафизова, что-то там нажал - ковш отошел в сторону, что-то там дернул - и тот послушно согнулся пополам и замер в нерабочем положении.

- Ну ты мастак, Правдист, - похвалил Генка.

У запасливого тракториста нашли в бардачке граненую сто¬почку. Юрка разлил оставшееся в бутылке.

- За Петра!

- За новые реалии и новое мышление! Снес бы я башку Петру I, как пить дать, снес, - глядя на царя, сказал Жариков, подымая стопарик. - Спасибо, Гена, не оставил товарища в беде.

Правдисту показалось на этот раз, что у грозного Петра подобрели глаза и шевельнулись усы.

Подошел любопытствующий сторож из конторы, поинтересовался, что делают мужики с трактором в нерабочее время.

- Да вот приказ пришел из Москвы убрать памятник Петрушин, а твой, Михеич, поставить! - съюморил Правдист. Он уже пришел в себя.

- А што? - отозвался Михеич. - Я не против.

Через минуту Жариков и Хафизов тряслись на «Беларуси» к Мишке-трактористу и он, Юрка Жариков, по прозвищу Правдист, хвалил судьбу и Генку-татарина за то, что спасли его от великой глупости, от суда и, может быть, от тюрьмы.

- Тоталитарная Россия, понимаешь, Хафизов...

- То-та-ли-тар-ная? - Хафизов не понимал.

Вернувшись к трактористу, они, как и полагается, раздавили «пузырь», а потом еще не один раз быстроногий «Беларусь», громыхая и болтая ковшом, бегал мимо бюста, мимо клуба, через все село к продавщице Лизке. Правдист был в ударе: он рассказывал мужикам «фактики» из жизни великих. По его словам выходило: великие-то они великие, но дел пакостных наворотили много.

...Явился Юрка домой за полночь. На столе стоял давно остывший ужин. Жена Зоя и дети спали. Он осторожно прошел в спальню, есть не стал. Не зажигая свет, разделся и юркнул под ватное одеяло к жене. От ее сдобного тела исходило тепло. Юрка не стал прижиматься к горячему телу супруги, дабы не потревожить ее сон, лежал с открытыми глазами. Зоя во сне почмокала губами, что-то забормотала, положив свою пухлую руку на его худое тело, придвинулась вплотную. «Вот это и есть жизнь...» - подумал Жариков, лежа под пудовой рукой супруги и смотря в потолок.

За окном в лазурном небе светлячками сияли звездочки. Перечеркнув квадрат окна, одна из них упала где-то в бесконечности. «Кто-то умер», - отметил Правдист. Тихо и размеренно стучали ходики, подаренные тещей к пятилетию свадьбы, звон¬ко тенькал сверчок где-то на кухне. Юрке никак не спалось.