Толян

Третьи сутки Толян мучился с глубокого похмелья – с пьянки он всегда болел. Голова мутная, сил никаких, тело ныло и было тяжелым, будто накачали его свинцом. Жить не хотелось: все казалось жутким и страшным. Мать в избе стукнет – внутри все обрывается. Синдром страха – о нем Толян в какой-то противоалкогольной брошюрке вычитал. Лежа в горнице на койке с панцирной сеткой, которая сгибала тело пополам, прокручивал Толян свою прожитую жизнь, но ничего хорошего в ней не видел – одна пьянка. Вспоминал и последнюю. Может, натворил что-нибудь? Да нет, вроде бы все нормально было. Тогда почему такое гнетущее, давящее чувство? Может, к бабе своей ходил, концерт ей устроил? Кажется, не было такого. Жена у Толяна, намучившись с ним, уже полгода как к матери своей ушла. «Вредная сучка, - размышлял он. – Хорошо, что хоть бежать есть куда». – «А что с тобой, алкоголиком долбаным, делать? Лечись, пока не поздно!..» - «Скотина…» Хорошо рассуждать, а вот как ее, жизнь, переменить? Для этого ох какая сила воли нужна! А какая сила воли у Толяна? Душа только в чем держится от беспробудной пьянки. Пальцем ткни – упадет. «Нет, надо бросать, - подумал Толян. – Вот с сегодняшнего дня и завязываю. Решено. Еще день доваляюсь, а завтра начну жизнь с нуля». От этого стало на душе хорошо. Он почувствовал, что многое может.

Так, перелопачивая мысли в голове, Толян поднял руку, посмотрел на нее, прицеливаясь – «да, худая рука!» - растопырил тонкие пальцы, снова сжал и почувствовал какое-то странное жжение. Рука вдруг стала неимоверно тяжелой, но не опускалась. Было такое ощущение, что она чем-то наполняется – горячим, вязким. А потом из ладони вырвался луч света – или показалось? - и ударил в стену напротив. Рука не опускалась до тех пор, пока не прекратился поток непонятно чего. А поток этот Толян чувствовал! Иссяк он неожиданно, и рука упала сама собой. Толян поднял ее, ставшую неимоверно легкой, к лицу и увидел на ладони красный кругляш. «Ожог?» - мелькнуло в голове. Потрогал. Ожога не было. Так, легкое жжение. Перевел взгляд на стену, куда направлял ладонь, и увидел в ней дырку – ровную такую, круглую. Вскочил с постели, подошел к стене. Так и есть: дыра насквозь, дерево с краев чуть опалилось. Заглянул в дыру, увидел свою ограду. На заборе сидел воробей и, как ни в чем не бывало, чирикал. Что за чертовщина?! Палец сунул в дыру – может, блазнится. Нет, дыра как дыра, сухая, немного горелым деревом пахнет.

- Мам-ка—а! – заорал Толян.

- Чего орешь? – заглянула в горницу мать Толяна.

Толян подвел ее к дыре и возбужденно ткнул пальцем:

- Была здесь дыра?

Мать испуганно посмотрела на дырку в стене:

- Господи, да откуда я помню. Была, кажись, - но, присмотревшись внимательней, всплеснула руками: - Нет, такого не было! Господи, чо деется, чо деется!.. Пресвятая Дева Мария, спаси и помилуй!..

- Так-так, - пробормотал Толян. – Ладно, мамка, иди! – вытолкал ее из горницы. – Не твоего ума это дело!

Снова прильнул к дырке, смотрел на двор. В голове был полный кавардак. Ну, дела! Что же это такое могло значить? Читал он, конечно, о всяких чудесах, да и по радио передавали, и по телеку сколько раз показывали: про тарелки летающие, про инопланетян разных. А недавно, сообщала районная газета, и к ним наведывались. Видел даже передачу: в Москве дом показывали, стены – сплошь в подозрительных черных дырах, жильцы этого дома живут и ничего не подозревают, а кто-то спокойно проникает сквозь бетонные стены. Кто-то или что-то, какая-то энергия непонятная?

Лежал Толян, размышлял, потом вставал, подходил к дыре, смотрел в нее. Странно все это. Так, рассуждая и заглядывая в дыру, увидел он, как в ограду зашел Юрка Согрин, кореш, один из постоянных собутыльников. Выглядел он нормально, с похмелья не болел никогда, хоть бочку выпьет.

- Эй, Согрин! Кореш, заходи быстрей! – крикнул в дыру Толян.

Согрин не мог понять, откуда это голос Толяна его зовет. Голос есть, а Толяна нет.

- Да вот я, рядом, заходи давай!

Согрин уже на крыльцо поднялся было и тут увидел дырку, а в ней глаз Толяна торчит. Юрке стало не по себе: глаз из бревна внимательно, не моргая, изучал его, как подопытного кролика. Тут Согрину стало совсем страшно, он рванул с крыльца.

- Согрин, куда ты! – Толян выскочил из избы, побежал за Юркой.

Тот, наконец, узнав его, подошел.

- Ну, ты даешь…

- Чо, напугался? – спросил Толян. – Пошли ко мне. Еще не то увидишь.

Толян подвел его к избе, рассказал все, как было. Несколько раз заглянули в избу снаружи, из избы на улицу, все видно – дыра насквозь, не зарубцевалась.

Мать причитала:

- Допился, допился, родименький…

- Да замолчи ты. Надоело! – цыкнул на нее Толян.

Пошли в ограду, сели на бревна, стали думать.

- Я считаю, - важно сказал Согрин, - это у нас галюны на почве пьянки.

- Какие галюны? А у матери что, тоже они? Нет, корешок, тут совсем другое… Здесь какой-то знак, какая-то сила действует! Ты ведь сам говорил, что в водке энергии много? Говорил? Говорил!

Было дело, говорил такое Согрин. Даже прихват у него был: «Давай вольем в себя энергии!», что означало: «Давай выпьем!»

- Ну, говорил. А чо, врал, что ли? Водка – это же спирт. В Германии на спирту машины ездят. Забыл только на каком. Этиловый… Метиловый… У нас этого нельзя делать: запьются.

- Представляешь, Согрин, как здорово – машины на спирту. Пошел, краник открыл, нацедил – и нема проблем! – заблестел глазами Толян.

Только сейчас он обратил внимание на то, что ничего у него не болит: голова чистая и ясная, легкость в теле, как будто заново родился.

- Это, Толян, из тебя энергия лишняя вышла. А с ней и алкоголь.

- Вышла? Да во мне энергии – куча!

- А давай проверим. Сможешь ты еще так? – предложил Согрин.

- Давай! – согласился Толян. Он схватился за бревно, но поднять его не смог.

Согрин запросто поднял березовый комель, прислонил его к забору.

- Действуй!

Толян посерьезнел, отошел на несколько шагов, медленно поднял руку, нацелился ею в бревешко. Но сколько он ни пыжился, ничего не выходило.

- Ладно, не напрягайся! – остановил Согрин. – Лишнюю энергию, что в тебе была, ты уже сжег. Пошли лучше в лавку, пузырь возьмем. У меня валюта есть. Твой дар Божий, как ты энергию в виде луча пускаешь, обмыть надо.

Толян сник: да, не получилось, бывает. С предложением Юрки согласился. Они пошли в магазин, взяли пузырь, потом еще, и… понеслась душа в рай. Пропировали они, как обычно, дня два-три. Очухавшись немного, Толян решил все же начать жить с нуля – пойти к жене Тамаре, уговорить ее вернуться. С собой прихватил и мордатого Согрина.

- Чего-о? – вздыбилась Тамара. – Вернуться? Да ты, алкоголик долбаный, хоть бы побрился вначале, а затем бы к даме с предложениями шел.

- Это ты-то, что ли, дама? – съязвил Толян, не сдержавшись.

- Посмотри на дружка своего, Согрина. Чистенький, ухоженный, побритый, - показала ладошкой на Юрку. – А ты? Глядеть тошно…

Да, Юрка Согрин был, как огурчик, толстый, с довольной мордой, как всегда побритый, опрятный. «И когда успел?» - подумал Толян. А горластую Тамарку за эти вот слова «алкоголик долбаный» он убил бы.

План Толяна помириться с супругой рушился. «Нет, надо себя все же сдерживать», - Толян глазами попросил помощи у друга. Тот понял.

- Тамара, ты не ругайся. У нас причина была выпить, - улещал женщину Согрин.

- Какая такая причина? У алкашей всегда причина найдется!

- Ну это долго объяснять. Ты не поймешь…

- Я?! Не пойму?! – взвилась опять Тамара.

Согрин прикусил язык, посмотрел на Толяна. Толян скромно сказал:

- Была причина. У меня дар появился.

- Какой дар?!

- Нормальный дар. Энергия. Вон Юрка Согрин свидетель тому…

Тамару это несколько заинтересовало. А Толян ободрился, встрепенулся, как молодой петушок, вспомнив необычный случай.

- Какая энергия? Бабу толком-то отодрать не можешь! – презрительно фыркнула она.

Вот этого-то не надо было говорить Тамаре. Не надо. Толян взбеленился, нервно заходил по избе. Он чувствовал, что опять какая-то энергия распирает его хилое тело, а правая рука все тяжелеет и тяжелеет. «Неужели заработала?» - с ужасом подумал Толян, поднимая руку. Тамара, глядя на изменившееся лицо супруга, отскочила к печке и схватилась за ухват. Но Толян не стал ее бить. Он, кстати, никогда ее не бил.

Судорожно соображал куда же направить энергию, ведь сожжет все к чертовой матери! Энергия перла изо всех уголков тела, приливала к руке. Больше Толян сдерживаться не мог, направил руку на дверь. И луч, примерно в два-три сантиметра толщиной, прошил толстенную дверь насквозь. Через некоторое время рука плетью упала к туловищу.

- Ну ты даешь, Толян! – толстое лицо Согрина выражало все сразу: испуг, удивление, восторг.

А Тамара, конечно, тоже была потрясена увиденным. Ничего не могла понять, стояла с ухватом возле печи, вперив бессмысленный взгляд в испорченную дверь. А потом заорала и двинулась с рогачом на мужиков:

- А ну убирайтесь отсюда к чертовой матери!..

Тамара – баба отчаянная, могла и ухватом зацепить промеж глаз.

Согрин увлек Толяна к двери, шепнул: «Я с ней покалякаю!»

Толян вышел на улицу от греха подальше, зажмурился от яркого солнца. Голова – как стеклышко, ясная; рука, правда, чуть-чуть подрагивала, кругляш на ладони, из которого энергия шла, немного чесался.

Через некоторое время на крыльцо выкатились Согрин с Тамарой.

- Ты, Тамара, главное, не пугайся. Каких только чудес на свете не бывает. А это энергия. Все очень просто: она копится-копится, а потом раз – и вылилась!

- Что-то ты, Согрин, так не можешь, - рассмеялась ехидно Тамара.

- У меня Нюська есть. Мне энергию копить не приходится. А дырку в двери мы тебе заделаем. Давай ножовку, сейчас палку вставим, отпилим – и все о’кей.

Настроение у Тамары поднялось. Она подошла к Толяну, приобняла его, заглянула в глаза.

- Рука-то у тебя в порядке?.. Вернусь, Толик, только пить бросай.

- Рука, да чо ей сделается! Еще постреляем! – хохотнул Толян и направил руку на кринку, висевшую на палке. Он опять почувствовал прилив энергии. И новая кринка на их глазах вдруг лопнула и разлетелась на мелкие кусочки.

Этого Тамара выдержать не могла. Расшумелась. Раскричалась. Раскудахталась:

- Пошли отсюда, козлы!

Но Согрин ее успокоил:

- Тамара, ты чего шумишь? Я тебе сам новую кринку принесу. А Толяном ты гордиться должна – такой мужик у тебя пропадает. Экстрасенс! Маг! Волшебник!

Тамара успокоилась: «Да Бог с ней, с кринкой! Действительно, чего-то я своего мужика не ценю».

- По стране будете ездить. Фокусы показывать будете. А ты, Толян, должен Тамару кое-чему обучить и своим ассистентом сделать. Как Кио. Я вот был на его представлении – куда ему до нашего Толяна… - балаболил Согрин.

Тамара аж зажмурилась от речей Согрина. Согрин мастер лапшу на уши вешать. А в конце своей тирады Согрин вытащил из глубин пиджака целехонькую поллитровку: «А вот и горючее!» Водку здесь же, на радостях, распили. И Тамара пригубила за Толянин дар. Прощаясь, Согрин поставил бутылку на полено,  и Толян запросто раздолбал ее своей энергией.

- Только ты, Толик, не пей больше вообще. Ладно? – просила его Тамара. – Этому бугаю Согрину чо не пить-то? А тебе нельзя. Ты ведь у меня слабенький. А энергию копи.

Толян дал слово не пить. Но как не пить? Толян заметил, что энергия появлялась, когда он изрядно вливал в себя «горючее». А когда не пил – энергии не было. Тамара пообещала вернуться, если Толян бросит пить, а бросить он уже не мог. Получался заколдованный круг, выйти из которого не было никаких сил. Бросить – не появится энергия. Не бросить – Тамарка не вернется. От таких мыслей Толян грустнел, а провокатор Согрин тут как тут. Вливали «горючее», но энергии у Толяна почему-то не появлялось.

- Энергия вообще-то штука малопонятная. Она как любовь: или она есть, или ее нет, - философствовал Согрин. – Ты, Толян, в школе двоечник был. А закон физики гласит, что энергия не исчезает, она только переходит из одного вида в другой.

- Может, моя энергия в тебя перешла? – предположил Толян.

Но сколько Согрин ни напрягался, никакой энергии выдавить не мог. И еще Толян заметил, что его энергия действует только на неодушевленные предметы. Как-то с мужиками заспорил о своих возможностях – мужики как раз доски пилили на циркулярке – те, конечно, подняли его на смех. «Смейтесь, смейтесь!» - злорадно сказал Толян и хотел направить энергию на доски. Но мужики не дали. «Еще нам пожар устроишь, ишь, чего удумал! Попробуй вон петуха шибануть!» Петух-красавец как раз важно разгуливал с курами. Но сколько ни старался Толян петуха энергией сшибить, не получилось, хотя чувствовал колоссальный ее прилив. Мужики до слез ухохатывались, глядя, как Толян бегает за петухом и выжимает из себя энергию. Петух-красавец остался жить, а Толян раскипятился и решил испытать энергию на железе. Наставил ладонь на пилу-циркулярку, и через углеродистую высококачественную сталь луч прошел как нож через масло. Мужики, конечно, обалдели, а потом Толяна чуть не побили за циркулярку – ровная, величиной с луковицу, дырка была в пиле. Но ничего, пилить-то циркуляркой можно было – простили. Да еще напоили Толяна за его удивительный талант.

Пить они с Согриным любили в колхозном саду. Сад был давно заброшен, Миасс наполовину смыл его. Когда-то высокосортные мичуринские яблони переродились, и на ветках висели мелкие зеленые ранетки. Из воды торчали корни и сучья смытых деревьев, и все это наводило на философские мысли о быстротечности жизни, о суете сует и так далее. Все деревенские алкоголики любили это место. Да и за закуской далеко ходить не надо – вот она, срывай ранетки с дерева… Согрин хлопнул себя по толстым ляжкам, театрально раскинул руки в разные стороны, заприбеднялся:

- Люблю природу-мать! Она, все она! Она, Толян, и тебя необычным даром наградила. А мы уж так, бедные хрестьяне… Мы – бесталанные…

А Толяна все сомнения мучили насчет того, что его энергия действует только на мертвые предметы, а не на живые. «Как здорово было бы: гуляет, к примеру, гусь, он его энергией раз! – и готов гусак, закусон что надо!» - рассуждал Толян, пережевывая во рту кислую ранетку. Он поискал глазами по берегу речки. Как назло, гусей не было видно.

- А это мы сейчас проверим, - бодро сказал Согрин.

- Чего проверять, уже все проверено. На петухе проверял.

- Сейчас проверим! На кутаке проверим! На моем… - Согрин стал расстегивать ремень. Расстегнув ремень и ширинку, вынул свое «хозяйство», взял его брезгливо за крайнюю плоть, как выражаются медики, оттянул. – Давай! – Морду отвернул в сторону, видимо, для того, чтобы Толян спьяну по морде энергией не заехал.

Толян стал его уговаривать:

- Да ты чо, Согрин, сдурел? Он тебе еще пригодится. Баба твоя потом мне всю плешь проест…

- Да ну его на хрен! Толку от него все равно никакого.

Толян сдерживал подступивший к горлу смех – кутак у Согрина , действительно, смешной: маленький, рыжий. Парадокс природы: мужик – амбал, а кутачок – не разглядеть. Мужикам в бане, когда они поднимали его на смех, Юрка отвечал словами: «А он нутряной у меня, нутряной…»

- Режь, Толян! Не жалей! – орал пьяный Согрин.

- Нет, Согрин, хоть убей, а жалко мне его. И тебя, пьяного дурака, тоже жалко. А тем более – живое моя энергия не берет.

- Да не живой он! Какой живой – тряпка! Обрезай!

Штаны с Согрина съехали на траву. И он так стоял, замерев, как статуя, одной рукой оттянув свой нутряной, а другой держа бутылку. Мимо шла старуха Пелагеиха с батожком и, увидев Согрина без штанов, плюнула и засеменила прочь: «Алкаши проклятые! Срамота! Совсем стыд потеряли…»

Ужрались они тогда крепко. Но «хозяйство» другу резать Толян не стал, как тот его ни уговаривал.

Чего только не лезло в пьяную башку Толяна. То видел себя в ракете, уносимого в бесконечные космические дали: деревня его, такая махонькая-махонькая, оставалась далеко внизу. То какие-то инопланетяне болтают с ним на своем инопланетянском языке, а он ни бе ни ме, ни кукареку. То он оказывался в муравейнике в виде какого-то червяка или личинки. Громадные муравьи, размером с корову, бегают вокруг, снуют, а один муравей давай его ни с того ни с сего жрать. И странное дело, муравей его жрет, а ему, Толяну, не больно. А однажды привиделось ему (он это хорошо запомнил): какой-то старик в ненашенских, вроде бы космических одеяниях, с седой бородкой, говорит ему: «Жди, Толян, сигнала. Жди сигнала…» Несколько раз так повторил и исчез.

- Толян, а может, ты засланец с другой планеты? Живешь на нашей земле, в нашей деревне, Анатолием называешься, а на самом деле никакой ты не Анатолий, а какой-нибудь Тутанхамон? – выдвинул теорию Согрин.

- А чо мне! Запросто, - согласился с ним Толян.

Все ничего, ждал бы Толян сигнала, но понял он, что случилось невероятное – пропала его энергия. Сколько раз пробовал – ничего не получалось.

- Сигнала жди. Тебе же ясно сказали. Жди и не рыпайся, - утешал Согрин. – Может, тебе сам Повелитель, сам Хозяин дает сигнал?

- Ты, Согрин, как в тюряге: Хозяин, Повелитель. Мы же в свободной стране живем. Хотим – пьем, хотим – гуляем!..

Слухи и сплетни, конечно, по деревне всякие ходили по поводу способностей Толяна. Говорили, что он-де знается с самим Сатаной, он-де американский шпион или робот, засланный Галактикой. А одна премудрая старушка сказала: «Лечить его надо, к бабке везти. Порчь на него напущена» – «Алкоголик, напьется до опупения, а потом ему всякая чертовщина мерещится» – «А мужики с циркулярки? Они же видели!» - «Ха-а, и мужики ваши – алкоголики!» Только Юрка Согрин яростно защищал друга да Тамара. Но Тамарке верить нельзя – баба, а Согрину – тем более. А один неудавшийся фермер, бывший парторг совхоза, сказал очень твердо: «Мужики, ну вы же умные люди, что вы, не понимаете, что ли? Идет повсеместное спаивание русского народа. Чтоб мы хлеб не растили, детей не рожали. Чтоб мы все, как Толян этот, были, или все передохли, наконец.» - «Чего мелешь? Кто спаивает?» - «Кто-кто? Де-мо-кра-ты…»

А жизнь Толяна совсем под откос пошла – все пропил, даже никелированную кровать с панцирной сеткой. У матери стал воровать ее пенсионные деньги. У Юрки Согрина тоже напряженка с деньгами – баба в оборот взяла. Но находились доброхоты, угощали Толяна. Стал он в деревне знаменитым. Работать не хотел, и многие допускали мысль, что он действительно уникальный человек, инопланетянин какой-то, а не просто алкаш, потому что все в деревне любили работать и без работы не могли жить.

А работать, опять же, где? Раньше Толян на ферме вкалывал. Совхоз превратили в акционерное общество, а в АО все коровы передохли, и денег не платили уже целый год. Мать посылала его к врачам: «Может, на учет какой поставят или на гособеспечение возьмут, как редкое явление природы». Да и у самого Толяна были такие мысли, но надо ехать в район – далеко, да и денег не было на дорогу. Местная фельдшерица прямо так и заявила, что «надо показаться невропатологу, а еще лучше – психиатру». – «Еще в дурдом засадят. Знаем мы вас. Нет уж, спасибочки. Сколько вы талантливых людей сгубили», - так и сказал фельдшерице.

- Я засланец с космоса! – орал Толян, напившись.

- Да какой ты засланец? Не засланец ты, а засранец! – сострил один придурок.

Хотел Толян показать ему «засранца», но не стал связываться: энергии, силы в теле не было. Но он ждал этого момента, ждал и верил в свой звездный час. Когда непонятная сила вдруг разольется по всему телу, наполнит каждую клеточку, каждый мускул, и он усилием воли сгонит ее со всех точек в одно место, в правую руку, потом к ладони, к пальцам, и… пошла, пошла родимая! Тогда повалятся дубы, заборы, мосты, здания… Конечно, если он этого захочет. Тогда «они» узнают Толяна. Тамарка, наконец, оценит. Пьяный Толян засыпал, где придется, где упадет: на чистом берегу речки или прямо в бурьяне, и сны, один фантастичнее другого, заполняли его голову.

Он ждал сигнала, а сигнала все не было.

…С утра Толян успел где-то напиться и валялся на крыльце магазина. Милиционер, один на несколько деревень, наслышался всякого про Толяна. Рассказали ему и про дыру в стене, и про циркулярку. Милиционер, молодой, наглый, увидев бесчувственного Толяна на крыльце, заорал благим матом: «Встать!» А Толяну хоть бы хны: ори, заорись. Тогда милиционер несколько раз огрел его дубинкой так, что рубашка на Толяне лопнула и на худом теле образовались багровые полосы. Деревенские – кто возмутился, а кто и одобрил: «Правильно, нечего в магазине валяться. Дома надо спать!» Толян тяжело поднялся, не соображая, где он и что с ним.

Дело в том, что в соседней деревне недавно магазин ограбили, а сделали это просто: с тыльной стороны кирпичную стену разобрали и всю водку вытащили. «Нет, такой не сможет», - подумал милиционер, ощупывая взглядом опухшее лицо Толяна и его жалкую фигурку. А Толян, наконец, врубился, что перед ним милиционер стоит, давай дерзить, не понимая, что властям дерзить нельзя – себе хуже: «Убери свою палку, мент поганый!» - за что милиционер ткнул его дубинкой в грудь. Толян упал. Он чувствовал, что правая рука, которая давно бездействовала, начала набухать, набухать… Усилием воли Толян заставил себя все же встать. Он поднялся и уставился тяжелым взглядом в милиционера, бормоча: «Ну посмотрим, посмотрим, мент…» Лицо перекосила судорога, Толян поднял руку…

- Не подходите к нему! – истошно завопила одна заполошная баба. – У него же энергия! Убьет к черту!

Толян сделал шаг к милиционеру, не опуская руку. Алкогольные отеки враз спали – вся кровь отлила от лица, оно стало мучнисто-белым и удивительно спокойным, как маска.

- Но-но! – сказал милиционер, отступая назад и хватаясь за кобуру пистолета. Видно было, что напугался. «А может, действительно, обладает алкаш какой-то энергией? Шарахнет – и пропадешь ни за что ни про что. Тут никакой пистолет не поможет…»

Положение спасла Тамара. Она фурией налетела на милиционера, потом бросилась на грудь Толяну.

- Он экстрасенс! – кричала Тамара, размахивая руками и размазывая слезы по впалым щекам. – А ты, паршивец, еще дубинку поднимаешь на моего Толика!

Она еще много чего кричала, но времена нынче демократические, можно и покричать. Милиционер не стал связываться, ощерился: «Ага, еще маг и волшебник!» Сел в машину и уехал.

А Тамара увела Толяна в сторонку, долго плакала, перемежая плач с руганью. Заботливо отцепляла репьи с его штанов и по-собачьи преданно заглядывала ему в глаза. Она все же верила, что Толян еще покажет себя, бросит пить, и уедут они куда-нибудь далеко-далеко, подальше из этой ненавистной деревни, будут ездить по России и по всему свету, показывать фокусы.

…Толян, наконец, пришел в себя. Всмотрелся в лицо жены. Жалость залила сердце. Вот и седые волоски появились, мелкие морщинки у глаз и в уголках рта обозначились. Постарела, подурнела она с ним. Единственный родной человечек, который еще верил в него. Толян придвинулся к Тамаре, неумело обнял ее за плечи, что-то бормотал, шептал: «Тома… Томик… Ну, чего ты… Ну, чего?..» Она долго всхлипывала у него на груди, потом притихла.

Толян размышлял: «Что же делать? Как жить дальше?» Поднял глаза к небу. А там – облака ходуном ходят. И показалось – а может, действительно, так и было? – старик с седой бородкой в космических одеяниях среди облаков поднял в приветствии руку и загадочно ухмыльнулся.