Нежный возраст Гл. 13 Школьные годы чудесные

13

Ещё один последний месяц,  и летним каникулам капут!

Стайка мальчишек сидит на бетонном фундаменте металлической опоры высоковольтной линии, тянет по кругу одну сигарету на всех, и играет в подкидного дурака.

Совсем недалеко от нашего месторасположения находятся въездные ворота макаронной фабрики, куда периодически заезжают, взвешиваются на весовой, и снова выезжают на улицу грузовики, кузова которых с верхом нагружены большими полосатыми арбузами.

Везут их ЗИЛ-ами и ГАЗ-онами со знаменитых баштанов Голопристанского района, переправляют с левого берега Днепра на правый автомобильными паромами, и развозят этот самый народный деликатес по всей стране.

Вот очередной грузовик медленно выезжает из ворот, и поворачивает влево. Наша компания стайкой воробьёв срывается с места и устремляется за ним. Через полквартала машина повернёт вправо и наберёт ход. Для налёта есть всего пару минут. Один из нас забирается в кузов, успевает передать два-три арбуза бегущим сзади, и спрыгивает на дорогу.

Я раз пожадничал, и вместо двух-трёх скинул четыре. Машина за это время успела разогнаться, и я, сиганув из кузова, не смог удержаться на ногах, и больно треснулся локтями об брусчатку.

Ну что тут сказать? Лучше чем в пословице не скажешь! Жадность фраера сгубила.

Добычу тащим в расположенный неподалёку парк «Шумского». Был, оказывается, такой деятель культуры, потому как здесь же рядом, через дорогу, находится ещё и клуб его имени. Однако, мы ещё пока в вопросах культуры серые – как штаны пожарника.

Парк этот совсем небольшой, и не такой ухоженный как парк Ленина или Комсомольский парк. Зато в нём почти никого не бывает. Софоры, акации, клёны, гледичии (по-местному –  панские акации), дикие маслины (по научному –  лох серебристый), а также кусты жасмина и сирени растут здесь так густо, что парк этот, благодаря своей неухожености, больше напоминает джунгли.
Настоящее убежище для разбойников.

Кавуны – в смысле арбузы, разбиваются об землю и тут же съедаются. Вообще-то все эти наши «подвиги» обзываются хулиганством, но тогда они нам казались геройством и молодечеством.

Конечно, это моё личное мнение, но мне кажется, что первым в семье должен рождаться мальчишка. Тогда у него будет больше шансов стать лидером, пробиться куда-нибудь и добиться чего-нибудь в этой нашей довольно-таки жестокой жизни.

Я же умудрился оказаться последним ребёнком – послевоенным поскрёбышем. Поэтому мать и сёстры со мною нянчились и сюсюкали, да так, что чуть не получился из меня «ботаник». Отец был строг, и я, чего греха таить, его побаивался. Да и вообще поначалу рос робким, застенчивым мальчиком.

Говорят, что улица морально уродует мальчишек, а иногда и калечит физически, но мне в этом плане повезло. Уличное воспитание малость закалило мой характер, хоть и царапин на душе оставило немало.
               
                -------------------------------
               
Конец августа. До осени осталось несколько дней. У драмтеатра, на аллее в сквере Карла Маркса, расположился   импровизированный школьный базар. Прямо на земле разложены учебники бывшие в употреблении. Продавцов и покупателей примерно одинаковое количество. Стоящий тут же рядом на постаменте бронзовый автор «Капитала» с осуждением наблюдает за торговлей знаниями.

Мне повезло. Я распродал все свои учебники на бешенную сумму – один рубль и двадцать копеек! Теперь можно было с чистой совестью отправляться на «Бродвей»  – находящуюся рядом нашу главную торговую и прогулочную улицу Суворовскую. И с купеческим шиком прокутить честно заработанные денежки на лимонаде и мороженном. Ещё и на кино останется.

                -------------------

Первого сентября пошли опять в школу. Теперь, после вольного летнего жития, нужно напяливать на себя шерстяные штаны от формы, белую рубашку, да ещё и пионерский галстук на шею. И ещё всё это гладить, чуть ли не каждый день! Однако приходится снова втягиваться в учёбу.

Способности к точным наукам  достались, от отца в наследство, моим старшим сёстрам. Мне же, в виде утешительного приза, осталась лишь тяга к предметам гуманитарным. Ну, по крайней мере, история, география и литература давались мне относительно легко. Зато с математикой и физикой всегда была напряженка. Правда и русский язык с его орфографией и синтаксисом особого восторга у меня тоже не вызывал.

А вот учительница русского языка, а также литературы – Рита Эммануиловна, была настоящей модницей и фотомоделью. Уж кто-то, а девчонки нашего класса, да и не только нашего, едва не давились от зависти, глядя на её всё новые и новые наряды, которые она демонстрировала чуть ли не каждый учебный день.

У нас же пока к девочкам-одноклассницам интерес ещё прорезался. Ну а им нравились больше  мальчики из старших классов. Всему своё время.

                --------------------


 Зима! Днепр сковало льдом, и река превратилась в громадный каток. Зимы в средине шестидесятых были довольно суровыми, а мощных речных ледоколов тогда ещё не было. И могучая река до элеватора и морского порта спала себе до весны под толстым ледяным одеялом.

Какие зимние каникулы без санок, коньков и хоккея!? Целыми днями мы пропадаем на исторических валах бывшей крепости. С них так здорово скатываться в, не менее исторические, крепостные рвы: хоть на санках, а хоть и просто на ногах, или даже на собственной «пятой» точке. Дома потом, правда, попадёт за испачканные и затёртые штаны и пальто.

 Или же вопя, от избытка чувств и здоровья, пронестись на санках по укатанной наклонной дороге улицы Черноморской, мимо Приднепровского парка, потом свернуть в круто спускающийся кривой переулок  и выкатиться прямо на речной лёд. Чем тебе не бобслей!

Ну, какой мальчишка откажет себе в удовольствии перейти пешком Днепр?!

Перебравшись, всей уличной компанией, по льду на левый берег реки, мы заходим в уже известный читателю ерик, с  крохотном островком и одинокой вербой на нём. Теперь он стал настоящим катком, на котором отлично гонять шайбу самодельными клюшками. Коньки только были не у всех, но от этого игра не становилась менее интересной.

Наигравшись можно побродить зимними плавнями. Летом они были непроходимыми, а сейчас по ним можно разгуливать как по парку культуры и отдыха. Ничего если провалишься. Сразу же нужно наломать камыша, зажечь прямо на льду небольшого озерца костёр, и просушить промокшие штаны и носки.

Один раз я, правда, нырнул хорошо – по самую шею. Мы уже возвращались домой, почти перешли Днепр, и надо ж такой беде случиться. До берега оставалось каких-нибудь пару десятков метров. Именно в этом месте рыбаки набили лунок для подлёдного лова. Некоторые были вообще здоровенными – кита они собирались вытащить, что ли.

Вот в одну такую, – примёрзшую и присыпанную снегом, я сходу и угодил. Спасла меня клюшка, зацепившаяся за края ополонки.  Подтянувшись на клюшке, как на турнике, мне удалось выкарабкаться из ледяной ванны.

Оторвавшись от остальной братии, я рванул домой со скоростью призового рысака. Моментально схватившаяся ледяной коркой одежда скрипела и трещала на ходу.

Мне повезло – родителей дома не оказалось, зато печка была растоплена с утра и ещё не остыла.

Самое удивительное, что в результате этого приключения, я отделался всего лишь паршивенькой простудой. Однако остаток зимних каникул пришлось провести у телевизора, наблюдая как, в многосерийном фильме «Капитан Тенкеш», венгерские повстанцы-куруцы лихо сражаются с оккупантами-австрияками.


Продолжение следует.