Истомин

ИВАН КОЖЕМЯКО




ИСТОМИН


© Кожемяко Иван Иванович
24 ноября 2014 года



Москва
2014 г.

Нахимов, предельно занятый общим руководством Синопским сражением, которое он скрупулёзно спланировал, тем не менее, не удержался и тут же велел вахтенному офицеру передать свою личную благодарность командиру 120 пушечного линейного корабля «Париж», тридцати девяти летнему капитану I ранга Истомину:
«Почитаю за высокую честь начальствовать над Вами.
Вы являетесь образцом для подражания всему личному составу эскадры.
Благодарю Вас за мужество и отличную подготовку экипажа».
Это была честно заслуженная награда.
«Париж», под водительством искромётного Истомина, несмотря на огонь турецких береговых батарей и корабельной артиллерии неприятеля, чётко выдержал оговоренный заранее курс, не отклонившись от него ни на сантиметр, команда споро завела якоря и корабль тут же ожил – безжалостный огонь 60 пушек одного борта, начал свою разрушительную работу.
В воздух сразу же взлетела дорогая обшивка турецкого флагмана, сиротливо повисла мачта с флагом неприятеля, на котором на месте полумесяца сияла дыра от ядра.
– Прошу Вас, Сергей Сергеевич, голубчик, – не поворачивая головы и не отрываясь от подзорной трубы, спокойно сказал Истомин вахтенному офицеру, – попросите комендоров – не отвлекаться ни на что, огонь только по флагману, в самом высоком темпе.
Уже через несколько минут флагман запылал.
Турки перестали стрелять вообще и стали прыгать с борта корабля в воду.
– А теперь, – распорядился Истомин, – огонь по следующему кораблю.
И «Париж» снова повёл яростный огонь по очередной цели.
Так, последовательно, он уничтожил три корабля противника и только после этого экипаж стал вытаскивать на борт копошащихся в воде турок.
Степенный матрос, закусив ленты бескозырки зубами, вытащил на борт дородного турка с тяжёлыми золотыми эполетами на сюртуке. И звучно, с хохлацким акцентом, закричал, обращаясь к Истомину:
– Ваше Высокородие, так что поглядите, какого я важнецкого турка вытягнув!
Якийсь начальник!
Истомин оглядел турка с ног до головы, и молодо засмеявшись, обнял матроса и расцеловал:
– Ох, Охрименко, какой ты нам всем подарок изловил!
Это же командующий турецкой эскадрой вице-адмирал Осман-паша.
 
Проворный матрос тут же снял с Осман-паши его палаш и протянул Истомину.
Тот, взяв палаш в руки, тут же повернулся к сигнальщикам:
– Сигнальщики, – зычно крикнул он, – доложить Его Превосходительству вице-адмиралу Нахимову о такой удаче.
Ура, братцы!
И его поддержал рёв матросских голосов.
Да так, что этот торжественный клич даже услышал Нахимов, несмотря на артиллерийскую пальбу.
– Спасибо, Истомин, – прошептал он и снова приник к своей подзорной трубе.
Через пару часов всё было завершено.
Турецкая эскадра перестала существовать.
Спастись из семнадцати кораблей противника удалось лишь одному пароходофрегату, который тоже был изрядно избит русской артиллерией.
Нахимов, как мог, воздал все возможные заслуженные почести Истомину.
Ему было присвоено звание контр-адмирала и монаршим указом он был удостоен Георгиевского креста III степени.
Нахимов, вручая эполеты с орлом Истомину, вспомнил о случае вообще беспрецедентном – когда 8 октября 1827 года Истомин, в ту пору ещё гардемарин, за личное мужество в Наваринском сражении был удостоен ордена Святого Георгия Победоносца IV степени, тут же последовал и первый офицерский чин – мичмана.
И старые морские «волки», офицеры чинами намного старше Истомина, поначалу недоумевали – это же по какому-то недосмотру или по ошибке чьей этот мичманец так высоко отмечен – самой желанной и высокой для каждого офицера наградой.
Пожалуй, это был единственный случай на русском флоте, когда гардемарин был удостоен столь высокого отличия.
И этому правилу – презревать опасность и смерть, и всегда служить примером для подчинённых – Истомин был верен всю жизнь…
С началом осады Севастополя. Корнилов, по совету Нахимова, назначил Истомина начальником 4-ё оборонительной дистанции.
Это было самое сложное дело его жизни.
Весь вопрос состоял в том, что эту дистанцию надо было создать, обустроить, укрепить, снабдить корабельными орудиями и личным составом, который не только надо было собрать с «бору по сосенке», но ещё и обучить.
И его на всё это хватало.
Не было минуты, не было дня, чтобы он не появлялся в самых ключевых точках линии и не принимал самых энергичных организаторских и воспитательных мер.
Офицеры гордились своим командиром.
И, как знать, будущая слава России формировалась именно среди офицерского состава, выпестованного Истоминым в значительной мере.
Из тех, кто остался в живых.
Всем участникам обороны запомнился один поучительный пример, к коему Истомин прибег умышленно.
Расчётливо и даже зло.
В очередной артналёт врага два орудия, это он определил по звуку, на слух, примыкавшие к Малахову кургану, не стреляли.
И когда он, взбешённый, неспешным шагом, умышленно, прошествовал к орудиям – его изумлённому взору открылась странная картина: матросы, в растерянности, сгрудились в капонире, а командира батареи нигде не было видно.
Истомин, сдерживая ярость, спокойно, обняв за плечо старого баталера, спросил:
– А где лейтенант Фомин?
– Так что, Ваше Превосходительство, не ночевали Его Благородие на батарее, не вернулись…
– Откуда?!!
– Ну, – и матрос замялся…
– Ты, Карпов, меня знаешь, – еле сдерживаясь и побагровев от гнева, еле слышно проговорил Истомин – изволь отвечать.
Ты – после Фомина, старший на батарее.
Карпов вытянулся в струнку:
– Так барышня у него на Северной стороне. Уж больно пригожая.
И отчаянная! Почти каждый день к нам приходит – еду приносит, кому-никому – одежду, подштопает, что увидит, а то все оборвались, Ваше Высокородие.
Хорошая барышня, Ваше Превосходительство, мы так и кличем её дочкой промеж себя…
И тут на батарею вбежал Фомин.
Увидев Истомина и молчащие пушки – побелел, как мел.
– Ваше Превосходительство, после боя – застрелюсь.
А сейчас – позвольте, Ваше Превосходительство, искупить вину и открыть огонь по неприятелю…
И уже не обращая ни на кого внимания, даже на Истомина, стал умело и сноровисто распоряжаться на батарее.
Истомин засмеялся и пошёл на свой командный пункт.
Остановился у орудия, которое извергло первое ядро по врагу, и тихо, только для Фомина, бросил:
– И без глупостей мне, Фомин.
После отражения налёта противника – ко мне.
Героической была и последняя страница в жизни этого молодого ученика Истомина.
Когда вся его батарея пала при штурме неприятелем Малахова кургана, ошеломлённые противники встретили на бруствере окопа для боевых припасов, молодого офицера в парадной форме.
Противники, как на диво, смотрели на Фомина и радостно гоготали: как же, первый, в таких обстоятельствах, защитник Севастополя попадает им в плен.
Молодой русский офицер, на груди которого теснились три ордена, стоял, горделиво положив левую руку на кортик.
– Собирайтесь, собирайтесь. Господа. – на хорошем английском языке обратился к вражеским солдатам и офицерам.
Позовите сюда начальство ваше. Имею чрезвычайное сообщение.
Англичане тут же известили своё высокое начальство, что ими пленён русский офицер.
К окопу, чопорно, не вынимая сигар изо рта, подошла группа английских офицеров.
Возглавлял их тучный, багроволицый полковник.
И только он обратился к Фомину, в надежде услышать что-то важное, Фомин, мертвенно побледнев, тихо бросил в люк окопа:
– Давай, Кривцов. Устал я от них…
Оглушительный взрыв вздыбил холм.
От его силы в воздух взлетели даже две пушки из окопов, круша всё на своём пути.
Герой, ценой своей жизни, унёс с собой десятки врагов, которые в ужасе, из тех, кто остался в живых, бежали вниз, оставляя оружие и изувеченных товарищей.
Истомин, через несколько часов, когда враг был в бесчисленный раз сброшен с кургана в штыковом бою, преклонил колено на краю развороченного взрывом окопа и обращаясь к своим однополчанам, сказал:
– Вот у кого мы должны учиться мужеству! Честь России, товарищи мои боевые, в этом окопе погибла.
Храни Господь Его душу бессмертную, – и он благоговейно перекрестился и поклонился руинам.
Такой же лёгкой была смерть и самого Владимира Ивановича.
Он не кланялся пулям, не укрывался от ядер – верил в судьбу и даже говорил своим подчинённым, что он – заговорённый и смерть его не настигнет.
В очередной налёт противника ядро оторвало ему голову.
Думается, что он даже и не понял, что произошло.

***

Именем адмирала Истомина названа красивейшая улица Севастополя.
С его именем и именами его боевых товарищей, с которыми он и покоится во Владимирском соборе, наши воины освобождали Севастополь в годы Великой Отечественной войны.
И сегодня, гордо реет Андреевский стяг на мачте фрегата, который носит имя контр-адмирала Истомина…

***