8. Разрядка

К оружию следует прибегать в последнюю очередь — когда другие средства окажутся недостаточны.
(Никколо Макиавелли)
__________________________________________

Стемнело. Только блики от подсветки здания скупо проливали бледные пятна света у окон.

Мы от нечего делать шёпотом стали обсуждать боевые заклятия и прикидывать, чем лучше бить. Но это ещё больше действовало на нервы.

Тогда мы замолчали. Тишина начинала давить.

В книгах обычно пишут: «мы потеряли счёт времени», но у меня-то есть дурацкая привычка вечно посматривать на часы, и потому могу сказать, что прошло часа полтора в таком ожидании, то есть, когда всё случилось, было уже за полночь, хотя точно сказать не могу.

А ещё пишут насчёт того, что «беззвучно отворилась дверь». Отворилась она действительно беззвучно, разрыв-траву стоит лишь приложить к замку. Дальнейшие реплики и действия тоже были типичными – но только до определённого момента.

Мы различили скользящий силуэт и тонкий луч фонарика – и здесь-то Влада щёлкнула выключателем и отчеканила:

- Именем великого князя вы арестованы!

Я вскинула пистолет. Влада распахнула глаза в возмущении: перед нами стояла Магда. Это было и предсказуемо, и неожиданно – вернее, выводило из себя. Они всего несколько часов назад болтали в трамвае и рассыпались в притворных любезностях. И одета паненка была не по-шпионски: в пепельно-розовом строгом платье и с ниткой жемчуга. Тоже ликовала, форсила. Она что, тоже полагается на магию?

- Не пори горячку, - презрительно протянула Магда, спокойно опустив руки.

- И без глупостей, - раздался голос сзади меня.

Я похолодела. Рука с оружием стала опускаться сама собой. В шею мне ощутимо впилось лезвие. Обострённым чувством я уловила, как уже саднит: сейчас поползёт капелька. Всего одна. Какой чёткий, картинный расчёт.

- Бросьте пистолет.

Сердце толклось у самого горла, ноги стали ватными. Как во сне, я поставила «глок» обратно на предохранитель и бросила под ноги. Как мне показалось, нелепым, трусливым движением. Щёки залило жаром, в глазах потемнело. Никакой я не храбрец, кабинетный вояка, и всё.

- Вот так, правильно, - произнёс хорошо поставленный голос. – нечего храбриться.

- Кстати, - подала голос Магда, глядя на Владу, - я думала, ты не придёшь, струсишь. Ты ж такая осторожная. Горчаков в юбке.

- А вот и нет, не угадала, - вкрадчивым, ядовитым голоском возразила Влада. - Я, скорее, Талейран*. И ради «блага Франции» готова начхать и на «мораль», и на судьбу отдельных личностей.

- Ну-ну, девочки, не ссорьтесь, лучше скажите, это вы сами геройствуете? – спросил голос за моей спиной. - Или вас послали? Если второе, просто без комментариев.

Что-то знакомое – энергетика, аура. Но я не могла повернуться и посмотреть в лицо.

- С кем имею честь? – выдавила я.

- А это не вы ли писали статьи о Пиночете?

Что за еврейская манера, вопросом на вопрос...

- Допустим.

- Тогда я знаком не с вами, но с вашим творчеством. Увы, слабовато. Источниковая база просто никакая.

Так он ещё и издевается! У меня появилась смутная догадка. Терять было нечего, и я выпалила наугад:

- Так вам же легче, Иосиф Ромуальдович! И вы вообще в своём репертуаре.

Я услышала мягкий смех и ощутила жаркое дыхание в затылок:

- Чудесно, вы знаете, что со мной шутки плохи.

- Кто это? – спросила Влада. Лицо у неё посерело, как грязный снежок.

- Шпион и убийца, альендовский биограф. Караим из Вильни, - мрачно проронила я. Я подозревала, что с последним и было связано его появление из ниоткуда. Оккультизм, «воздействия», в том числе сейчас - виртуозно исполненный портал. А ещё вывод из строя сигнализации, камер, внезапно сморенная сном охрана – и открытие сейфа?

- Профессор, дипломат и переводчик, пан Юзеф Григулевич, к вашим услугам, - осклабился мой мучитель. Я догадалась, что осклабился, снова по его дыханию. – Но вам какая разница? Хватит болтать, и слушайте: вы отсюда уходите, мы забираем, что надо, держите рот на замке – и вы живы.

- Нет, - отрезала Влада.

- Не спешите показывать характер, - презрительно процедил Григулевич, - нахватались тут замашек от начальства... Я вам ещё кое-что скажу, чтоб вы не обольщались: вы останетесь в живых только если согласитесь на сотрудничество. Вы, панна Кунец, слишком много личного мешаете в служебные отношения, а вас, панна Стамбровская, за поддержку диктатур и работу на Чили...

- Так что же ждёте?

- Вы слишком ценные кадры, к сожалению, - снова вкрадчиво произнёс шпион.

- Судя по всему, пан Григулевич, вы тоже владеете... некими знаниями, которыми и пользуетесь? – спросила я, сглотнув. Всё то же дрожание во всём теле, но разговаривать мне стало как-то легче.

- О да.

- Тогда справитесь и без нас.

- Вот именно, - зловеще проворковал он. – Милостивый пан Вышинский ещё не до конца решил, что с вами делать, я просто стараюсь убедить его...

- Извините, - недовольно встряла Магда, - мы будем тут болтать, как в тупом американском кино?

- Разумеется, нет. Магда, позаботьтесь о девочках.

Она подошла к нам и подняла с пола «глок», потом достала и свой пистолет, направила на нас оба. Влада стояла в мучительном желании шарахнуть заклятием, но понимала, что так убьёт меня.

Однако тут нож от моего горла отняли. Плотный, быстрый, как бильярдный шар, Григулевич шмыгнул к сейфу. В свете включённой настольной лампы мелькнули эти южные черты, с которыми так легко притвориться латиносом. В руке его я различила кинжал с крестообразной рукоятью и волнами изогнутым лезвием.

- У вас ещё кое-что есть, - небрежно заметил он. – То, чем вы открыли все двери.

Я мрачно швырнула ему карточку разрыв-травы. Он соединил со своей, ухмыльнулся, разве что руки не потёр. Но пока отложил. А сам вынул мел и начал чертить на дверце сейфа какой-то симметричный рисунок, приговаривая вполголоса отрывочные слова, некоторые повторяя, как мантры, меняя интонацию. Рисунок, кажется, начал фосфоресцировать. Защитные формулы распутывались и разряжались. Что-то неуловимо менялось в атмосфере и поле кабинета. Наконец все формулы распались. Оставалась одна разрыв-трава.

И тут Влада хлопнула в ладоши, и пистолеты рванулись из рук Магды, стреляя уже в воздухе. Она растерялась, но я в стрессе среагировала верно: размашисто метнула в её напарника Когти Пумы. Голова его мотнулась, как от хорошего удара, а на лице вскрылись алые полосы. Слабовато, но сойдёт: я увернулась от его Юдифи, и голова осталась на месте, зато шкаф позади зиял зарубом.

Наши заклятия были авторскими: Владино называлось Хемингуэй, или «Прощай, оружие» - разработал его сам министр на досуге. Мою формулу почерпнул у индейцев генерал.

По стенам кабинета метались тени: человеческие и прозрачные, вибрирующие, как тень от кострового дыма.

Магда выбросила руки вперёд и хлестнула нас воздушными плетями – тело ожгло в десятке мест, но Влада перехватила импульсы и зло рванула на себя. Я пошатнулась, а Магда полетела носом на ковёр. Шатнулась я снова кстати – волосы на голове чуть не выдрало Крылом Кондора. Ишь, снова Латамерика! Я наугад метнула в Григулевича двумя ударными импульсами, одним промазала, вторым попала. Он крякнул, ответил тем же, но я выставила щит. Под новым ударом он прогнулся, я попятилась.

А Влада точно Горчаков, молодец: стояла выжидала, пока этот головорез достаточно Силы на заклинания пустит, и только потом ударила.

Сейчас она разделывалась с Магдой: та оказалась сильнее, чем мы полагали. Ещё она была очень юркой: отражала и уворачивалась так, что Влада начинала злиться. Она оставила попытки точечных ударов и попробовала двинуть одной силовой волной – Магда сообразила и закрылась, и сейчас их поединок напоминал армрестлинг.

То же было и у нас с Григулевичем: он методично долбил мой щит, а я с испугом понимала, что и оборона слабеет, и концентрация падает – новый удар ещё долго не собрать. Боже... Чистые силовые поединки так выматывают!

У меня дух захватило: в меня полетел уже бесформенный сгусток тьмы, и свет лампы замигал, почти погас – мысленно я закричала: «Аугусто, помоги!». Ответ пришёл в виде прилива Силы. Я сняла щит и ударила в противника Красной Жарой – он отодвинулся назад, прочертив по ковру след, с криком упал на колени в страшной боли, скорчился и повалился на бок. Это тоже было чилийское заклятие: оно не причиняло физических повреждений, но провоцировало острые муки, как при пытках калёным железом, но не единичным прикосновением, а по всему телу. Не очень гуманно, а что делать? Вторым было связывающее заклятие, неплохо, только бы удержалось. Но, кажется, мой противник от боли потерял сознание. Что ж, и это неплохо!

Слева послышался звук падения, борьбы и крик. Обе девушки выложились на полную, их чары сами собой распались от напряжения, и пресс, и щит, - и они налетели друг на друга. Зрелище их драки было не из красивых – как раз из-за элегантности их обеих.

Магда вдруг вскинула руку с пальцами-когтями и хотела вцепиться Владе в лицо. И взвыла: её кисть была пробита насквозь. Клык острия с тыльной стороны ладони багровел кровью. Полешучка сжимала в руке имперский кортик – с таким же сосредоточенным, яростным лицом она провернула его в ране и только потом выдернула.

И тут распахнулось окно - каждая клетка наших тел сотряслась и сжалась: через нас пронёсся тёмный вихрь вроде того, что описывала Влада. Температура в помещении упала. Тени сгустились. Мы все замерли, как завороженные, даже Магда – она не пыталась даже вытереть пробитую руку, она повисла, как плеть, а девушка застыла на коленях с безвольным выражением лица.

- Надо же, какой турнир! – послышался резкий голос.

У меня хватило смелости поднять глаза: небрежно опираясь на стол министра, перед нами стоял пан Вышинский. Он был в прокурорской форме. Тонкий рот кривился в усмешке. Странно, но я не могла отвести от него глаз. Хотя чем больше смотрела, тем меньше боялась. А может, в этом и подвох?

Он глянул на Магду и произнёс одно слово:

- Отомрите.

Скинув оцепенение, она шустро вскочила с колен и, зажимая окровавленную руку, подбежала к шефу. На Григулевича тот глянул только мельком, тем и ограничился.

Вышинский подобрал с пола две карточки разрыв-травы, приложил к замку сейфа, внутри щёлкнуло, и дверца медленно поползла, открывая взору содержимое. Неторопливо, по-хозяйски, он принялся искать нужное, затем вынул аккуратную чёрную папку и довольно небрежно шмякнул на стол. А мы с Владой не могли двинуться, как во сне: и руки, и ноги чем-то сковало. Казалось, они скоро начнут затекать и неметь, как отсиженные. И ни одну известную формулу это нам не напоминало.

Правда, говорить мы могли, и даже кричать – но вот толку-то? Это осознание парализовало нас ещё больше.

- Я всегда поражался вам, Влада, - холодно заговорил Вышинский, обращаясь к моей подруге. Меня он полностью игнорировал. – Вы просто ограниченная, некомпетентная, а притом ещё дерзкая, весьма дурно воспитанная молодая особа, - процедил он. – В первый же раз в университете я понял, что вы напоминаете мне бывшего подчинённого.

- Что было, то прошло, времена меняются! – огрызнулась Влада.

- Ну вот, я ж сказал! – усмехнулся Вышинский. - Вот она, ваша хамская натура. А насчёт времён... Меня такое положение дел не устраивает, ни в чём. И меня тошнит от этих восточных окраин, от этого упёртого коронованного дикаря, который цацкается с выскочками из холопов! Вы бесите всё мировое сообщество, но на ваше развитие жалко смотреть. Вас как раз и надо макнуть разок в дерьмо, чтоб знали, что почём, - прошипел он. – А вы обе - подлые, реакционные душонки, как раз в духе нынешней власти. Я хорошо помню прошлую жизнь, тогда именно таких называли врагами народа.

- Собираетесь сдать страну, а сами ещё нас называете врагами народа. Какого народа?

- Цивилизованного. Но я и так заболтался, приступим. С вами, Стамбровская, разберусь позже, - бросил он мне.

Он вынул из кармана серебристую нить и ножнички вроде маникюрных. Он дёрнул и натянул нитку – Влада болезненно вытянулась и скривилась от боли, как подвешенная на крюке. Она сознавала, что её попытки тянуть время смотрятся жалко, но проговорила:

- И вы не попытаетесь соблазнить меня сотрудничеством?

Вышинский со странной готовностью ответил, оставив свой насмешливый тон:

- Вот насчёт Стамбровской подумаю, а вас – нет. Вас можно – только убить. Чтобы добраться до вашего обожаемого министра. Ну и нашли ж вы, в кого втюриться, прости Господи... Но вы – его доппельгангер, и мне не стоит объяснять, кто это, - понизив голос, сказал Вышинский. Влада вздрогнула. – В вас часть его души, его Силы, вы – просто отвратительный, разумный, думающий кусок на двух ногах, дрыгающийся, как хвост ящерицы, и, чтобы добить наверняка, мне надо избавиться от вас, - с ненавистью говорил он, превращая речь в скороговорку. – Вы посмотрите в зеркало, посмотрите на своё лицо, на свою отвратную лесбийскую манеру одеваться, пусть вы это считаете мидовским лоском! Недо-девушка, недо-клон, недо-человек, нежить! Даже мы, я и тот, другой, нормальные люди, потому что мы рождены и жили, а вы обе – ниоткуда и никто, вы потусторонние, пришельцы из другого мира! И ты, девочка, не тело, а антитело, порождение нечистой силы, и любой инквизитор сказал бы спасибо за твоё уничтожение! Всё ради большого, прекрасного Отечества, и пусть твоя кровь напоит наши поля!

Он был в исступлении, в наши лица било наэлектризованными, отдающими гарью волнами, а над головой его с тихими стонами заклубились бесформенные тени. Лампа замигала и погасла.

- Так давайте, убивайте меня. Можете выместить на мне свою ненависть. Но если вы его тронете, я желаю вам, чтоб вы сдохли в страшных муках, - глухо проговорила Влада.

Ножнички коснулись нити, и лицо её исказилось агонией.

Где-то позади раздался звучный, глубокий голос:

- Мне кажется, вы превышаете свои полномочия, пан Вышинский.

С наших тел спали невидимые оковы, и мы одновременно обернулись. За нашими спинами стоял министр.

Его фигура застыла тёмным пятном на фоне стены. По стене разливалось слабое зарево – но не тёплое, уютное, как от огня, а призрачное, неприветливое, как то, что в небе при зарницах. А может, просто показалось. Ещё мне показалось, что в воздухе запахло озоном.

- Вы предлагаете дуэль? – без обиняков спросил Вышинский.

- За слово «диалог» вы же поднимете меня на смех, - с полувопросительной интонацией произнёс министр. Вышинский ухмыльнулся. – Хотя дуэль? Уж лучше разоружение: бросьте-ка эту гадость, что у вас в руках.

- И не подумаю.

- Вы вообразили себя не то норной, не то Немезидой. Вы случайно не переоцениваете свою историческую роль? – саркастически усмехнулся министр.

- Она достойнее вашей, уж поверьте!

И почему он вдруг втянулся в болтовню? Наверное, решил, что непобедим, не иначе, вот и позволяет себе маленькую слабость – с наслаждением поругаться.

- Я думал, вы карьерист, а вы оказались вредителем, - с недоброй усмешкой произнёс министр. – Мало того – заговорщиком, переворотчиком! Поздравляю, вы растёте, это рангом выше палача!

- Зато вы как были цепным псом, так им и остались, - презрительно бросил Вышинский.

- Всё так, как вы говорите, всё так, - с опасной вкрадчивостью заговорил министр, - а значит, мне нужно вас остановить. Нанести стране удар, потом другой, устроить смуту, довести до отречения, посадить своего кандидата, провернуть унию и стабилизацию обстановки напоказ, а потом распоряжаться как вздумается – извините, не получится! Я вам свою страну не дам, - закончил он.

Оттого, как он просто, по-детски неуклюже сказал это «не дам», его слова прозвучали ещё более зловеще.

- Так вы даже поняли, что происходит, - издевательски протянул Вышинский, - но вам это знание уже не поможет. Тем более, без своего придатка, этой шавки Кунец, вы б ничего не узнали и не смогли.

И он начал смыкать ножницы на нити.

Темноту прорезала вспышка, Магда завизжала, Вышинский вскрикнул, затряс пальцами. Молния! Серебряная нить куда-то исчезла, ножнички валялись на полу. Вышинский с ненавистью переводил взгляд с Влады на министра и обратно.

- Значит так, да? – прорычал он сквозь зубы.

- Да, так! А за шавку ответишь! – крикнула Влада.

- Молодец, - шепнул министр, но она услышала. Это был её удар.

И тут мы все трое – включая Магду – инстинктивно упали на пол. Над нами с рёвом схлестнулись два потока Силы такой мощности, что, казалось, каждая клетка тела дрогнула. Стёкла в окнах вылетели начисто. Щёки исколола злая стеклянная пыль, стало трудно дышать. Воздух превратился в дикую смесь тёмных клоков и сверкающих разрядов. Но что-то схлынуло, и я в шоке вскочила на ноги, и Влада со мною вместе – мы увидели, что оба противника стоят против друга, вытянув правую руку.

Влада в кровь закусила губу: она глянула на министра и обмерла – он был бледнее полотна, а в глазах была неизъяснимая, предсмертная тоска.

Не выдерживал. Слишком обильное ему устроили кровопускание.

А Вышинский заметил – и расхохотался. И взревел:

- Да чтоб ты сгинул, Перуново отродье!

А над головой его парила стоокая влажная тьма, и он выкрикнул какое-то слово, и тьма заполонила потолок, все стены, и с леденящим рёвом со всех сторон ринулась на нас.

Я ничего не поняла. Просто министр из последних сил схватил нас обеих и толкнул в окно.

Я обезумела, падая с двадцать пятого этажа, но мне показалось, что он бросился вместе с нами.

Потом меня охватил смертный ужас, и сердце моё ещё в полёте разлетелось, как стекло, на сотни осколков.
_________________________________________
*Шарль Морис де Талейран-Перигор (1754- 1838) — французский политик и дипломат, занимавший пост министра иностранных дел при трёх режимах, начиная с Директории и кончая правительством Луи-Филиппа. Известный мастер политической интриги.  Имя Талейран стало едва ли не нарицательным для обозначения хитрости, ловкости и беспринципности. На самом же деле, по мнению историка Дэвида Лодея, всё дело в том, что Талейран был верен принципам (благо родной страны, а также мир и стабильность Европе), а не отдельным правителям.