Дети зомби-ящика

Позвонили родственники: надо поговорить, посоветоваться.

Надо, так надо. Дело касалось наших детей – моей дочери и их сына, моего зятя. Как я понимал родственную субординацию, они мне представлялись свояком (отец зятя) и свояченицей (мать зятя).

Собрались дружно и вовремя: вопрос для обсуждения предстояло обсудить крайне серьёзный. Без преувеличения скажу: на повестке дня стоял вопрос жизни или смерти будущего человека.

Наши дети скромно сидели в углу на стульях, а мы, родительский «комитет», расположились в рядок на диване. Годовалый внук Димка увлечённо катал по полу игрушечную машинку, не понимая важности текущего момента, а ведь и для него решался вопрос – быть или не быть его братику или сестрёнке.

Перед нами, в трёх метрах, светился широкий экран современного телевизора, мелькали кадры какого-то сериала и звук гремел на всю катушку, а мои свояки таращились на экран с нескрываемым интересом, словно мы и собрались сюда для коллективного просмотра сериала.

Давно уж было замечено: новый цветной телевизор в зале у наших родственников – это для них центр притяжения и все радости жизни в одном ящике. Всё в одном. Они и от старого зомби-ящика неохотно отрывались, когда приходили к ним внезапные гости, а возле нового японского аппарата сразу же сосредоточилась вся их жизнь: здесь они ели и пили, вели непринуждённые беседы, здесь же принимали гостей и угощали их, не отрываясь от телевизора.

Сегодня мы собрались для важного разговора, они сами нас собрали, а теперь все, кроме меня, почему-то всматривались в экран телевизора, словно оттуда должно придти нужное нам решение или добрый совет.

Довольно долго мы так и сидели: зять с дочкой о чём-то шептались, внук укатил машинку в прихожую и уже оттуда доносился его восторженный крик, когда заведённая машинка резво катилась по полу, натыкаясь на препятствия, свояки смотрели сериал, а я поглядывал на всех по очереди и это тоже было бы интересно, если бы не назревший повод к нашему педсовету.

Тронул свояка за плечо и показал ему на часы: дескать, не пора ли нам начинать. Он понял меня правильно и тут же уменьшил звук. Всё остальное и все остальные продолжалось по-прежнему.

Выждав ещё минут пять, я встал и решительно выдернул шнур из розетки. В наступившей тишине раздался голос свояченицы:

    – Ой, можно бы только звук убрать, а телевизор зачем выключать?

Мне показалось, что они забыли уже, зачем мы здесь собрались, а потому я напомнил:

    – Так о чём же будем говорить? Или будем сериал смотреть?

Свояченица недовольно зыркнула в мою сторону и толкнула мужа под бок:
    – Володя, ну что же ты сидишь? Скажи что-нибудь?

    – А что я скажу?...Ты сама скажи…

Свояк не тот человек, чтобы внятно изложить проблему. Он и трёх слов толком не свяжет. А потому начала говорить свояченица, сначала медленно, с паузами, потом всё быстрее, поглядывая поочерёдно то на Володю, то на детей, то на меня.

Проблема заключалась в следующем: молодые проявили неосторожность и дочка забеременела. Сейчас у неё месячный срок. Второго ребёнка так быстро они не планировали, но так уж получилось.

С дочкой мы на днях поговорили и решили: ребёнок будет жить. Зять как будто бы тоже был «за», но почему-то ссылался на мать свою, которая считала, что беременность надо прерывать, ибо «как они будут жить с двумя детьми, когда такая жизнь тяжёлая, им бы одного прокормить».

Вот эти слова насчёт «тяжёлой жизни» она путано изложила при молчащем телевизоре, а в конце своей речи сделала решительный вывод:

    – Надо что-то делать.

И выждав минуту, добавила:

    – Пока ещё не поздно…

Все молчали, потому что понимали – за словами «что-то делать» стоит жестокий смысл. Все знали о существующих в обществе способах прерывания беременности, но одно дело, когда речь идёт о чужих детях, и совсем другое дело, когда надо избавиться от своего, родного, который уже месяц жил и развивался в материнской утробе.

Тогда я предложил:
    – А что думают сами родители? Пусть они скажут.

Дочка так и сказала, как мы с ней договорились – «мой ребёнок будет жить, буду рожать», но сейчас, в присутствии волевой свекрови у неё это получилось как-то робко, словно она ещё не решила, что дальше делать и полагалась на мудрость старших.

Зять повторил слова своей маман о «тяжёлой жизни с двумя детьми». Он не был уверен в том, что вообще способен прокормить свою семью, даже с одним ребёнком.

Я слушал его неубедительные слова и не мог понять: как может отец желать смерти своему ещё не родившемуся ребёнку? Или они считали, что месячный возраст плода – это вовсе и не человек?

Мне уж не терпелось сказать своё мнение, и я перебил свояченицу, похвалившую сына за понимание её позиции:

    – Никаких абортов! Пусть наши дети рожают второго ребёночка. Кто мы такие, чтобы решать, кому жить, а кому умереть? Только Бог имеет такую власть.

Свояченица недовольно покосилась в мою сторону, и накинулась на мужа:

    – А ты что молчишь, дед? Скажи своё слово.

Володя неожиданно пошёл против жены:
    – А что тут говорить? Это их ребёночек и пусть рожают…Будет тяжело, поможем…

И уже совсем дерзко осадил жену:
    – А ты не указывай как им жить! Сами взрослые, разберутся…

Не ожидавшая сурового многословия от всегда с ней согласного мужа, свояченица растерялась.

    – Да я и не указываю, – сказала она осипшим голосом. – Мы же собрались посоветоваться…Пусть рожают…поможем…мы ещё не старые.

…Через восемь месяцев у наших молодых родилась здоровая симпатичная девочка. Она так смешно кряхтела, когда мама её пеленала, и таким же кряхтением давала знать, что у неё мокрые пелёнки.

Дети росли, окружённые общим вниманием и любовью, и в свою очередь отвечали тем же своим родителям, бабушкам и дедушкам.

Я смотрю на свою почти взрослую внучку и вижу перед собой рослую и стройную красивую девушку. Умница, учится отлично, занимается спортом, общительная, имеет много друзей и подруг. И самое главное - не любит смотреть зомби-ящик.

А ведь когда-то мы, неразумные взрослые, держали совет – жить ей или не жить. Какие же мы были тогда…! Слов не хватает, чтобы назвать…

Как-то у меня мелькнула мысль: а что если рассказать ей о том педсовете, когда решался вопрос жить ей или нет. К счастью, такой рассказ не состоялся – у меня хватило ума сообразить, что это будет жестокий и никому не нужный рассказ.

                27.11.2014