Поспорил

Мишка приоткрыл веки и глянул на светящийся циферблат настенных часов. Времени было около семи. В горле было сухо, голова казалась неподъёмно тяжёлой, веки с  трудом держались, в желудке было как – то неловко, на душе прескверно.  Чувство непонятной вины терзало и без того нагруженное сердце.

  Вчера, вечером, после удачной охоты, неплохо посидели в новом Колькином гараже. Мишка был в фаворитах.  Огромного лося  выгнали прямо на номера, бык прошёл вдоль стрелков, но пули его миновали и лишь Мишкин меткий выстрел, королевский выстрел, (попадание в холку), уложил зверя наповал. По сложившейся охотничьей традиции неудачники накрывали стол. Стол получился богатый, ибо стрелков было трое. Мишка с трудом помнил, как он вчера пришёл домой.
 
 Глянув в сторону дверей, он не увидел привычную полоску света.  Дверь в его комнату была плотно закрыта. Такого раньше никогда не было.  Он прокашлял и тихим, страдающим голосом позвал жену. Прошла минута, другая, но никто не отозвался. Мишку охватило непонятное волнение. Раньше, бывало, только проснёшься, она, жена, тут как тут и принесёт попить, чего попросишь. Мишка никогда не опохмелялся.  Помается,  попьёт до обеда капустного или огуречного рассольчику, предусмотрительно приготовленного женой, а в обед тарелку солянки или щей опустошит и оживёт.

 Когда на Мишкино обращение, произнесённое умоляюще, как со смертного одра, никто не отозвался, его охватило чувство паники. Он понял, что в доме витает невидимый, непонятно на чём основанный,  дух войны. Желая немедленно покончить с неопределённостью, он, натянув штаны и не застёгивая ремня, прошёл на кухню, где было, необычно для этого времени, тихо. На краешке табуретки, у кухонного стола, сидела жена, с припухшими, красными от слёз глазами.   У Мишки перехватило дыхание, кольнуло, где – то под сердцем, в коленках появилась слабость. Случилось, что – то ужасное, непоправимое. На ум, в такие минуты, как всегда приходят дети, внуки и очень близкие люди, чья беда не может пройти мимо. Моментом вылетел хмель, Мишка был готов ко всему.  Но то, что произошло в следующее  мгновение,  напрочь, отбило способность,  что  - ни будь,  понимать.  Он бросился к жене, что б обнять её и узнать в чём дело.  Но маленький кулачок его супруги упёрся в Мишкину нижнюю губу.

 Приняв позу обиженного,  Мишка, что – то бормотал о своей значимости и несправедливости. В ответ, к Мишкиным ногам была брошена охотничья куртка.  Он поднял, ещё не затасканную, почти новую куртку – подарок жены на пятидесятилетие, и заметил нежно белый кусок материи с кружевами, торчащий из кармана. Потянув за конец,  к своему удивлению и ужасу, рассмотрел женский лифчик. Пока Мишка пыхтел и рассматривал находку, жена трижды произнесла роковое для мужа слово. Развод прозвучало сначала  гордо и почти торжественно, потом с нотками безысходности, а третий раз уже со слезами в голосе.

  Мишка любил свою жену. Ему было жаль её, но он не знал, что делать.  Он понимал бесполезность любых утешений. Надо искать,  откуда  взялся этот предмет. Мишка стал восстанавливать в памяти события вчерашнего вечера. Подвыпив, они много говорили о всяких охотничьих розыгрышах и курьёзах. Кажется, кто – то рассказывал, как один охотник зашёл к своей любовнице после охоты, а потом от неё, по пьяни, ушёл в чужой куртке.  Мишка доказывал, что не может нормальный мужик, даже, по пьяни, неизвестно чего домой притащить. Очевидно, кто - то из их компании решил доказать, что такое возможно. С верёвки, натянутой от бани к веранде Колькиного дома, на которой трепыхалось женское бельё, был, незаметно стащен тот  самый предмет и запихнут в карман Мишкиной куртки, когда он садился в машину, предусмотрительно оставлен кончик на воле.

 Осознав всё это, он быстро оделся и, с видом, изрядно потрёпанного, но не побеждённого героя, полный жажды мести, вышёл за ворота.