Смертельная схватка

 Не часто встретишь среди охотников любителей покараулить медведя на овсяных полях. Охота эта особенная: здесь, кроме отменного здоровья, должен быть определённый склад ума и характер поведения. Я знал немало молодых охотников, которые с большим желанием и нетерпением, просто, рвались на такую охоту, но через некоторое время с таким же успехом бросали её.

 В молодости мне посчастливилось оказаться в кампании опытных, бывалых охотников. Они – то и посадили меня в первый раз на лабаз. Возможность наблюдать происходящие явления в природе на стыке дня и ночи, стать их участником и, затаившись, постигнуть скрытые, невидимые тайны – всё это увлекло меня и не осталось не замеченным моими новыми приятелями.  Мы быстро подружились, и все охотничьи сезоны проводили вместе. В ту пору начало осеннего охотничьего сезона всегда совпадало с началом охоты на медведя. В этот год она началась во второй половине августа. Хоть ночи и были прохладными, но дни ещё по–летнему, были жаркими и, даже, знойными. Отметив начало охотничьего сезона доброй чаркой отменного самогона, сделанного на мёде и, наговорившись вдоволь, как подобает в данных случаях, подшучивая друг над другом, мы разошлись по своим местам.  Овсяное поле было неправильной формы. Одна сторона его была ограничена неровной, изрезанной  кромкой леса, другая, меньшая, была открыта и уходила в сторону речки, за которой, на взгорке, были видны дома нежилой деревни. С чувством ожидания свидания, я подходил к берёзовому кусту на опушке леса. Здесь, на трёх берёзах, высоко, ближе к вершинам, в их кронах скрывался мой лабаз, который мы соорудили ещё в июле. Он был удобен: с подлокотниками, упором для спины и для ног, на расстоянии вытянутой руки с поперечиной для ружья. Сидение было выслано ветками свежего ельника. Сидеть на таком кресле было удобно и, мне казалось, я чувствовал себя комфортнее, затаившейся в кустах  сойки, которая сразу же прокричала; то ли здоровалась со мной, то ли всем сообщала о моём появлении. Сегодня птицы в лесу – верные союзники. Они всегда оповестят о приближении кого-либо. Их щебетание так и сопровождает идущих. Стоит только остановиться, и они смолкают. А уж сороки и сойки - настоящие предатели – болтуны. Кажется, что они только и ждут того; чтоб кто – ни будь, где – ни будь, зашевелился, чтобы застрекотать, да так громко, что даже сонного разбудят. Я устроился поудобнее,  в расчёте малоподвижного, незаметного пребывания на лабазе,  часов пять – шесть.

 Солнце стояло ещё высоко, и я стал рассматривать овсы в зоне видимости. Надо было отметить все детали до мелочей, чтобы завтра можно было сравнить и понять: приходил ли зверь. По примятым, закрученным и ободранным овсяным метёлкам, рядом с лабазом, было видно, что, раза два, или три, медвежья трапеза, в этом месте, состоялась. Но это было давно, так как, местами, примятый овёс уже пророс травой. Что спугнуло косолапого, почему он не наведывается в этот глухой уголок поля, стало для меня загадкой, которую надо было непременно разгадать, иначе на успех рассчитывать трудно. Из всех выдвинутых версий я выбрал одну. Судя по приметам, мишка был не крупный и, наверняка, его прогнал более сильный соперник. У них тоже иерархия и субординация соблюдается. Но где же следы соперника? Разве, что подальше, где овёс гораздо мощнее и гуще. Вдали всё рассмотреть было невозможно, но что - то похожее на жировку я заметил. Что бы сохранить праздничное настроение, я стал думать, что мои напарники окажутся более  везучими. С такими мыслями я расслабился и, не сопротивляясь воздействию ранее  выпитого хмельного,  задремал. В такой полудрёме я пробыл часа два. Солнце уже клонилось к горизонту и, по моим расчётам, примерно, через полчаса наступит то время, когда медведь, где – то, непременно, выйдет на овёс, если для этого не будет помех.  Я сидел весь поглощённый ожиданиями предстоящих событий, начала той развязки, которая приведёт к ликованию или горестным раздумьям.  Предчувствие меня не обмануло – рядом за ивняком, в низине, прозвучало два выстрела, один за другим. Я прислушался и услышал глухой вздох, а затем треск в кустах, который уносился всё дальше и дальше в глубь леса. Сомнений не было: так уходит смертельно раненый зверь. Он, пришедший воровать, изначально запрограммирован на быстрое, безопасное и бесшумное отступление. Даже если был выстрел – промах, то он просто исчезал, и его нельзя было не увидеть и не услышать. А, сейчас, он шёл напролом, его, ещё мощный организм, уносил раненое тело подальше от опасности. Я быстро покинул своё укрытие и поспешил к стрелку, чтобы разрядить создавшуюся ситуацию. Чуть  позже подошел другой охотник. Мы смоделировали всё происшедшее и позволили стрелку покинуть свою позицию. Медведь, со слов, был довольно – таки крупный, вышел  справа, и стрелять, это знает каждый охотник, было не с руки. За многие годы совместной охоты у нас появились свои заповеди и традиции. Мы старались их соблюдать. Но в этот раз, нарушение одной из заповедей, чуть не привело к трагической развязке. Желание посмотреть на след и уточнить, насколько он кровавый, незаметно переросло в преследование. Кровь была тёмного цвета, и это говорило о внутреннем кровоизлиянии и серьёзности ранения. В начале, мы встречали  её довольно – таки часто, на листьях малины и прочей низкой растительности, затем она стала встречаться всё реже и реже. Вместо того, чтобы прекратить преследование раненого зверя, мы, не сговариваясь, продолжали идти по следу, ибо ещё было совсем светло. Чтобы не утратить след, на деревьях стали делать заметки.  Увлечённые преследованием, мы чувствовали себя хозяевами положения и не понимали той опасности, которая могла подстерегать нас. Ведь бывало, и не раз, когда, после выстрелов, мы находили медведя мёртвым, буквально, в нескольких метрах от кромки леса. Я был самый молодой и уверенно и безопасно чувствовал себя рядом с двумя опытными охотниками. Пока они спорили и доказывали друг другу, на какой высоте, и с которой стороны надо делать затёски на деревьях, я оторвался от них метров на двадцать – тридцать и приближался к бурелому, поросшему молодым ельником и быльником. На моём пути оказалась сваленная ёлка на уровне пояса, через которую преследуемый раненый зверь перевалился, оставив кровавый след. Я стал выбирать место, где можно было бы обойти валёжник и, неожиданно, боковым зрением, слева, заметил, закачавшуюся белую метёлку быльника. Сосредоточившись, я заметил, как   качнулись ветки молодого ельника, обозначая  чьё – то продвижение. Какое – то время я был в сомнении, которое внезапно сменилось мгновенным пониманием происходящего.     Медведь, почуяв преследование, делал скидку, что бы, затем, выйти на свой след и, внезапно, настигнуть охотника сзади. Мы поменялись ролями! Холодок пробежал по всему телу, во рту стало сухо. Взяв себя в руки, я стал осторожно пятиться, держа ружьё наготове. На какое – то мгновение, контролируемое место, закрылось парой поваленных ёлок. Продолжая пятиться, я заметил его, пытающего протиснуться между развилкой огромной лежащей осины и двумя ёлками. Я выстрелил, не целясь, навскидку, и тут же переломил ружьё для перезарядки. Эжектор выбросил лишь одну гильзу, оставив вторую в стволе. Я с ужасом понял:  ружьё утратило своё предназначение. Мною управлял инстинкт самосохранения.  Не знаю, откуда взялись силы и та лёгкость, с которой я оторвался от земли и буквально полетел, с единственным желанием оказаться, как можно дальше от опасности. Прозвучавшие позади один за другим четыре выстрела, не остановили меня. На бегу я ножом вытащил застрявшую в стволе гильзу, но перезарядиться не успел. Запнувшись за что - то, упал, упёршись стволами ружья в землю.  Но тут же вскочил, оценивая возможности спрятаться и защититься. Зовущий голос моих друзей вернул  чувство самообладания. Я остановился, прислонился к стволу осины, переводя дух.  Отозвавшись, я расслабился, и тут же почувствовал тяжесть во всём теле, а на голове, казалось, только что разжали тяжёлый обруч. Какое – то время мне захотелось побыть одному.  Срезав берёзовый прутик, я тщательно, со скрупулёзностью, очистил  стволы ружья от земли. Я осознавал, что испытал огромный стресс, что мой организм мобилизовал то, что никогда в обыденной жизни не востребовал бы. Я достал фляжку и сделал из неё несколько глотков разбавленного спирта, осмотрел ружьё, пытаясь найти причину отказа, и пришёл к выводу, что не стоит пули заряжать в бумажные гильзы. Мне было не ведомо, что оба моих заряда лишь слегка поцарапали бок раненого зверя, а все четыре выстрела моих друзей были промахи. Пули, предназначенные для стрельбы на открытой местности, легко меняют траекторию, встретив на пути даже травинку. Ружейная канонада лишь сбила медведя с толку, и он ушёл дальше, в глубь леса, придерживаясь кромки болота.

 Утром следующего дня, мы продолжили преследование, прихватив с собой собаку, в надежде, что она хоть и не натаскана, но всё же предупредит о приближающейся опасности. Наша надежда пропала, как её только спустили с поводка. Собака бросилась в сторону от следа и пропала в лесной чаще. Пройдя по следу около километра, в приболоти, на открытом месте, среди редкого сухостоя олешняка, мы увидели, поднимающегося из - за корней огромной поваленной ели, медведя, охающего, каким – то внутренним, грудным, глухим, леденящим душу, голосом. Он не знал себе равных по силе и мощи.  Ему, ранее не вступавшему в смертельный поединок с человеком, было не ведомо: по каким причинам он должен уступить. Огромный, под два метра ростом,  разъярённый могучий зверь наводил ужас.

  Выстрелы звучали один за другим, зверь то падал, то снова вставал на задние лапы, шарахаясь в разные стороны и круша всё на своём пути. Он свалил несколько сухих ольх, вершина одной из которых едва не ударила мне по стволу ружья. Пень выкорчеванный и запущенный без цели, пролетел по верхушкам ивняка и упал, хлюпнув по воде. Я пытался перезарядить ружьё, когда, буквально, в трёх шага от меня, после двух выстрелов, прозвучавших один за другим, я увидел окровавленную пасть зверя, задранную кверху, вместе с передними лапами, которые он в броске успел вытянуть вдоль замшелого ствола берёзы, как бы пытаясь запрыгнуть на него. Не сводя глаз, запихивая патроны в стволы, я отчаянно, не смотря ни на что, стремился оказаться подальше от разъярённого, умирающего могучего зверя.  Жизнь медленно угасала в этом, в общем – то, не вредном звере -  хозяине леса. Его могучее, израненное  тело медленно сползало вдоль ствола берёзы, и он упал,  прикрыв морду лапами. У берёзы, с глубокими прорезями коры вдоль ствола, собрались участники смертельной схватки, в которой на кон была поставлена жизнь каждого.

 После всего пережитого, не было ликования и удовлетворённости, как это бывало раньше. Чувство горечи, сожаления и какой - то непонятной вины, ещё долго не покидало меня.

2011г.