Портвейн

Ничего не предвещало, что мы будем сидеть в гостиничном номере и попивать настоящий португальский портвейн. Густой рубиновой жидкостью он катался по стенкам стаканов, которые принадлежали номеру, так же как и тапочки на наших ногах и уютные махровые халаты. Портвейн был не отеля, он был наш. Хоть мы и не португальцы. Мы оставили в «дьютике» кровно заработанные денежки и приобрели эту бутылку в вечное пользование. Вечность бутылки казалась не очень долгой, экватор её был преодолен стремительно. Казалось, что мы плыли не только под парусами, но дополнительно запустили дизель и до кучи уселись за весла. Мы, это я и моя жена. Поэтому все сексуальные фантазеры, ожидающие невесть каких эротоманских рассказов могут дальше не читать. Не смотря на то, что мы находились за пределами родины, на то, что с нами не было наших любимых детишек, нам было хорошо. Портвейн быстро разливался вкусной теплотой по благодарным организмам, которые в свою очередь наполняли головы легким дурманом, а грудь превращалась в более отзывчивую область на всевозможные раздражители, типа воспоминаний, мечтаний, грёз и прочей няшности. Ах, как же хорош этот напиток! Молодцы португальцы! Без ложной скромности их можно назвать богами портвейна. И тут я вспомнил…
Какие же были названия, ласкающие в основном мужские уши, «Агдам», «777», «72», «33» и прочая и прочая… Их было пить вкусно. И тут же вполне пьяно. Сладкие, но не как девчачьи наливки, они были востребованы в народе. Я тогда тоже считал частью могучей не кучки, а огромного социалистического социума. Справедливости ради надо отметить, что такого слова я тогда не знал, я еще не закончил школу. Нас собрали учителя и объявили, что генеральный секретарь ЦК КПСС, уважаемый Леонид Ильич, покинул нас. Он решил, что пора отправиться в светлую даль развитого коммунизма одному, а мы, то есть неразумный народ, остались практически сиротами. Нас с пацанами потрясла эта новость. Шепотом обсуждали возможность начала войны. Всё таки память о Второй мировой была жива. Точно теперь в отсутствии нашенского гаранта капиталисты проклятые во главе с дядей Сэмом попрут на нас. Ну, предположим, ядерной бомбы мы не боялись. У самих есть, а значит, отдача бы их замучила, а вот третей мировой, со всеми выезжающими танками и гаубицами, вылетающими самолетами, выплывающими эсминцами и выбегающей из окопов пехоты с криками «ура» это да. Дальше подошел Степа и сказал, что жалко ему Брежнева и зачем же он нас покинул. Посмотрев на нас грустной рожей, он отошел. Уроки закончились, и на собрании узкого круга из семи пацанов, было единогласно принято решение о том, что век не пей, а уж если сам Брежнев откинулся, отметить должны. Сбегали по домам переоделись в ватники и керзачи, встретились у ТЦ (торговый центр), этакой стандартной прямоугольной двухэтажной стекляшки со входом в винный отдел сбоку и пивным ларьком под длинным навесом. Понятное дело, что даже Сереге, несмотря на его пробившиеся усы, фиг бы продали даже одну бутылку, не говоря о пяти, на которые наскреблось денег. Сговорчивого мужика, который запросил пол фуфыря, нашли быстро. Отдали ему всю сумму и стали ждать за углом. Наконец-то, минут через двадцать, все-таки пришел наш спаситель. Быстро ключом сдернув пластиковую пробку с «Агдама», он приложился к горлу и под наши восхищенно-завистливые взгляды засадил, не останавливаясь, свою долю. Не успели отойти и десяти шагов, как прямо лоб в лоб на нас вышел ментовской патруль, да еще и с дружинниками в красных повязках на рукавах. «А ну-ка, стоять! Куда это молодежь собралась? Что в карманах? Выворачивайте живо!» Как назло всё происходило рядом с пунктом ДНД, располагавшимся в задней части этой чертовой стеклянной постройке. Нас препроводили туда и, предварительно отобрав бутылки и пачку папирос, отправили за решетку в «аквариум». Вызывали по одному, расспрашивали в какой учимся школе, где живем, кто родители. Все виртуозно врали, что телефона дома нет, родители в командировке и т.д. Поскуливая и пытаясь давить на жалость. Запомнилось: «И зачем вам портвейн?», «Так это, Брежнев же умер, вот мы и решили…», «Куда вам так много-то? Сдохли бы ведь!», это мент говорил еле сдерживая смех. Дружинники не удержались, прыснули и вышли на улицу, типа покурить. Нас, конечно отпустили. Портвейн остался у них. Надеюсь, что за упокой души генсека один тост все-таки тогда у ментов был.
Мы в номере, из окна видно реку и мост через нее. Зажигается красный сигнал светофора, автомобили останавливаются, мост вздымает вверх свое крыло. По реке чинно проплывает какое-то утлое экскурсионное суденышко, мост сводится обратно, и машины продолжают свое движение. Это происходит регулярно. И никакого пафоса разведенных мостов, как у нас дома в Питере. Открылось – закрылось и всё. Но это у них так, в Роттердаме. У них и портвейн - это благородный напиток. А мы поедем домой, к «Агдаму». Только пить его уже не будем, мы выросли и всё изменилось. Но воспоминания о том времени все равно будут регулярно накатывать приятной, вкусной и пьянящей волной ненастоящего, но такого настоящего портвейна.