Анатолий Краснослободцев

ПАМЯТЬ ЗРЕЛОГО СЕРДЦА

Память зрелого сердца –
Свет зари на снегу…
Я бегу вслед за детством,
А догнать не могу.
Звезды падают с неба,
Отражаясь в глазах…
Привкус черствого хлеба
До сих пор на губах…
Я бегу по ухабам
Полугол, полубос
В ту страну, где когда-то
Безотцовщиной рос,
Где у детской кроватки
У слепого огня
Молодая солдатка, –
Мать кормила меня.
Берегла, как умела,
Осеняя крестом…
Ее боль, ее веру
Я впитал с молоком…
И чем дальше от детства,
Как могу, берегу
Память зрелого сердца,
Свет зари на снегу.

* * *
Вот и вновь я на родину еду
Сбросить цепи душевных оков
И послушать живую беседу
Безутешных моих стариков.
На крылечке усядемся рядом,
Не заметив, как вспыхнут огни…
Ничего мне в ту пору не надо.
Ничего - только б жили они!

* * *
Вернуться б снова к тополям
седым и древним,
к звенящим колосом полям
окрест деревни.
Заснуть недолгим сладким сном,
легко проснуться.
Взглянуть на речку за окном
и улыбнуться,
припомнив,
как в полдневный зной
с разбегу, с ходу
ныряли,
чтоб нащупать дно,
не зная броду.
Уплыть в мечтах за окоем,
где рельсы гнутся.
Вернуться в старый мамин дом –
к себе вернуться.
.
* * *
Вечереет.
Стынет свет
над речным извивом.
На душе –
с уходом лет, -
грустные мотивы.
Сыплют горькие слова
поздние деревья.
Серебрится голова,
словно снег за дверью.
Посмотрю на старый дом, –
горбятся стропила…
Неужели было сном
все, чем сердце жило?..

* * *
Над замшелою, ветхою крышей
Полумесяц, как отрок хмельной.
Беспокойные серые мыши
То и дело шуршат за стеной.
От мышиной устав канители, -
Слава Богу, родные спят, -
Незамеченным встану с постели
И пройду в свой запущенный сад.
Дерева встретят настороженно,
Отчужденно ветвями взмахнут,
И тропою, давно мной нехоженой,
К огороду меня приведут.
Долго буду бродить в огороде я
В ожидании нового дня,
С немудреною думой о родине,
Что так долго жила без меня.
* * *
Не всем легко о детстве вспоминать…
И у меня оно не легким было.
В разгар страды моя больная мать
По целым дням домой не приходила.
Она была в колхозе звеньевой.
Ее звено трудилось за поселком.
И часто-часто колкою тропой
Я уходил к ней босым на прополку.
Пололи мы там зелень-коноплю,
Точнее, посконь дергали руками.
А отдыхали только на краю
За пройденными долгими рядами.
Звенела высь. Кружилась голова
От дымчато-прогорклой едкой пыли,
И от порезов посконью всегда
Так нестерпимо больно руки ныли…
С тех пор прошло немало дней и лет,
И я уже не чувствую той боли.
Но до сих пор хранят мои ладони,
Как и душа, поры военной след.
.
* * *
Ах, какие были яблоки!
И какой приятный хруст…
Не в саду, а в диких зарослях, -
Брали первые - на вкус.
Ударяло кислым в голову,
Рот кривился до ушей.
Как же это было здорово –
Быть в ватаге малышей!
Возвращались поздно вечером,
Узкой тропкою пыля,
Босоногими, беспечными…
Голод был. И шла война.

МОИ ОТЕЦ И МАТЬ

Тех, кто защитил страну от «фрица»,
Чтят и помнят всех до одного…
У одних – медаль с войны хранится,
У других - шинель, бушлат в петлицах, -
У меня на память – ничего,
Кроме строгой краткой похоронки
… «Был убит за Родину в бою».
Этот листик ветхий, желтый, тонкий
Много лет я у себя храню.
Мой отец погиб под Ленинградом
В стылый день, когда пурга мела,
При прорыве огненной блокады,
Что навек в историю вошла.
Мама часто плакала ночами,
И ждала, что все-таки, - придет.
Пусть контужен будет, пусть изранен,
В отчем доме вскоре оживет.
Отойдет больной душой сначала,
Будем жить счастливою судьбой.
Не пришел… В стенах осталась мама
Навсегда печальницей - вдовой.
Я, тогда совсем еще мальчонка,
Только – только начинал ходить,
И свои протягивал ручонки
К ней, родной, как к Солнцу, - чтобы жить!..»   

***
Школа моя деревянная
Н. РУБЦОВ

Память строга и сурова…
Как ты ее не гони -
Видится снова и снова:
Светится сельская школа
Окнами издали.
Небо седое, недоброе,
Тучи чуть выше бровей.
Ветер колючий, холодный
Нижет до самых костей,
Режет лицо, как осколком.
Кинешь встревоженный взгляд –
Клочья соломы, как волки,
Из-под сугробов глядят.
Ветреным полем, по насту
Встречь – не единой души…
Вот оно, детское счастье
Из деревенской глуши.

ФОТОГРАФИЯ

В лесу,
что минами изранен,
авиабомбами изрыт,
он с фотографии на память
с задумчивостью вдаль глядит.
На нем шинель и портупея,
груз позолоченных погон…
Снимался он на батарее,
а через сутки был сражен.
Бойцы комбата похоронят,
и батальон уйдет вперед…
Лишь через год в село родное
та фотография придет.
Ее получит тетя Настя,
которой с фронта он писал…
Видать, не зря гонцом несчастья
над домом ворон зависал.
И упадет из рук работа,
и потускнеют образа.
И на единственное фото
падет горючая слеза.

* * *
Земля и кров – всему первооснова.
Душой мы с детства помним свой исток.
Я долго жил оторванным от дома,
С надеждою ступить на свой порог.
И вот я вижу в солнечном мерцании,
Среди еще не скошенных полей,
Село мое, как центр мироздания,
В зеленом окруженье тополей.
И вот мой дом. Спешу в объятья мамы,
Но нет ее. Грустят о ней цветы.
И я стою с туманными глазами,
Вобрав в себя всю горечь пустоты.
Над томной грядкой легкий пар струится -
Дыхание вчерашнего дождя.
На тонкой ветке брюшко золотится
Невысохшего, сонного шмеля…
Не думал я, пока меня носило.
Что этот мир все время жил во мне,
Когда искал и находил чернила,
Чтоб рассказать об отчей стороне.

* * *
Тополя - в зеленом,
Небо - в голубом…
Солнцем побеленный
Домик над прудом.
Несказанно ясен
Хлебный дух жилья.
У высоких прясел
Дремлет конопля.
Жгут крапивных листьев
Сквозь просвет ворот,
Наклонившись низко,
Смотрит в огород.
Там, на огороде,
Конный плуг блестит…
Все знакомо, вроде,
А душа болит!
* * *
Никогда я не был на войне.
Не видал окопной злобной драки,
В штыковые не ходил атаки,
Но война всегда живет во мне:
Скорбным взглядом, тяжкой неудачей,
Строгой недописанной строкой…
Женским криком, горьким детским плачем,
Или друга прерванной судьбой.
Не был. Не был…
Не в меня огнем вонзался
Меткой пули жалящий свинец…
Только с детством рано я расстался -
Не пришел с войны и мой отец.
Без отцов мы много голодали,
И чтоб как-то голод пережить,
Летом кислым щавелем питались,
Осенью – зерном колючей ржи.
А весной картошку в огородах
Я искал, едва сойдут снега.
Из нее, гнилой, на сковородке
Мама мне ландорики пекла.
… Детство–детство –
Дни без расписания,
Тонкий луч на выжженной стерне…
До тех пор, пока во мне дыханье,
А вокруг и слезы, и страдания, -
Эта память будет жить во мне.

* * *
Над вечерней водой ветви ивы колышутся.
В пойме тихой реки лист осенний горит.
У песчаной косы песня юности слышится.
Эта песня о многом душе говорит.
В этой песне – весна, дни беспечные светлые,
И черемухи всплеск у села на краю…
Вспоминаю тебя и тропинку рассветную,
Где в ладонях твоих целовал я зарю.
Все прошло. Пронеслось. Жизнь подводит итоги.
Стынет сердце мое, как костер на снегу.
Разошлись навсегда наши тропки-дороги,
Хоть живем мы с тобой на одном берегу.
Скоро лист догорит. В леденеющей замяти
Сердцу станет больней и еще холодней:
Словно нищий-слепой закоулками памяти,
Сердце будет бродить до скончания дней.

***

Далеко, у самой горной сини,
У подножья каменистых врат,
Одиноко под пластом могильным
Мои предки в тишине лежат.
Дал господь крестьянскую им долю, -
До конца узнали вкус земли,
Пропитав себя исподней солью…
И в могилу  солью той легли.
День и ночь под вечным небосклоном,
Подперев собою горизонт,
Золотые, в легкой дымке, горы
Охраняют их покой и сон.
Эти горы, словно предков лица,
Издали всегда меня зовут:
Посмотреть, как гордо реют птицы,
Над землею, где они живут.
Эхо гор и тишину послушать,
У могил забытых постоять.
И, слезой очистив свою душу,
В этой жизни многое понять.

* * *
Скудеют все сильней деревни,
Все к вымиранию близки.
И вслед за ними, как деревья,
Уходят наши старики.
Они уходят так степенно,
Как жили век. Не торопясь,
Нам оставляя в мире бренном
Былых времен живую связь.
Небесной подчиняясь воле,
Скрестивши руки на груди,
Они уходят с тихой болью,
Как с отработанного поля
Уходят поздние дожди.
В преддверии земной разлуки,
Стараясь из последних сил,
Они надежду дарят внукам,
И горки памятных могил.

* * *
У рябины красной –
привкус горечи.
Исхлестал рябину
листобой…
Обнимая нежно у обочины,
говорила:
- Навсегда с тобой!..
Но пришла зима
на смену осени.
Гасит снег рябину,
как свечу…
Повстречались снова
у обочины –
ты молчишь…
И я стою, молчу…
.
* * *
В стороне моей простуженной,
В непроглядной стороне
День и ночь печально кружится
Небо зябкое в окне.
Подойду к окну промерзшему
Поглядеть на стынь реки,
И сожмется сердце, съежится,
Потускнеет свет строки.
Не рвануться, не отважится
К берегам наискосок!..
И судьба на миг покажется
Птицей, раненой в висок.

* * *
В глухой заснеженной округе,
Где ветер ветлы гнул в дугу,
Узнал я рано посвист вьюги,
И скрип полозьев на снегу.
Полозья медленно скрипели
Под мерный ход больших саней,
Потом быстрее все, быстрей…
И вдруг пронзительно запели,
Сливаясь с храпом лошадей.
Гнедые сани мчали с гулом
Под взмахом хлесткого бича.
И ветер больно бил по скулам,
И даль летела, горяча.
С лошажьих спин, с морозных ветел
В лицо летел густой куржак…
И я в метелях не заметил,
Как проскочил судьбы большак.
И вот теперь в степном разгоне,
Сквозь давность лет, на склоне дней,
Несут меня по жизни кони,
А ветер бьет еще больней…
И нет уже на свете силы,
Чтоб тех коней остановить.
Гнедые мчат меня к обрыву,
Где жизни оборвется нить…
* * *
Осень стелет узоры,
Вяжет дней невода.
Ветры желтые скоро
Принесут холода.
Задымится осока
В тихом шелесте снов.
Заскучает протока,
Загрустит рыболов.
Поздний луч, угасая,
Будет стыть на волне…
Эта грусть вековая
Передастся и мне.
Эту грусть понимая,
Буду ветреным днем,
Сердцем к Богу взывая,
Тихо ладить жилье.
А чуть позже, под вечер,
На великий Покров,
Буду слушать я вечность –
Белый шорох снегов.
* * *
Сыплет снег. Засыпает калитку.
Колеи полустанка в снегу…
Не твою ли, как месяц, улыбку
До сих пор я забыть не могу…
Были встречи, да кончились скоро.
Было счастье, а вышла печаль…
Не тебя ли в осеннюю пору
Подхватил пролетающий скорый
И в рассветную дымку умчал…
Ночь на ветках еще угасала,
В жухлых травах качались цветы,
Когда в поздние двери вокзала
Срикошетила боль пустоты.
Мне бы - вслед. А тебе бы - вернуться…
Но мы молоды были, вольны.
В нас еще не успело проснуться
Запоздалое чувство вины.
И теперь, только память окликнет
Эту боль, что в душе берегу, -
Выйду в степь, от отчаяния вскрикну,
Вдаль рванусь. И замру на бегу.

* * *
Не пойму, что стряслось со мною:
после серых скупых дождей
чуть смежу глаза, чуть прикрою –
вижу мчащихся лошадей,
молодых – по дороге пыльной –
мимо прясел, худых дворов,
мимо старых крестов могильных,
покосившихся от ветров. И себя…
И себя мальчишкой лет, наверное,
так семи,
рядом с конюхом дядей Гришей…
Ах, какие то были дни!
Развернется табун гривастый
над рекой у крутых стогов
и направится рысью частой
в тишь не тронутую лугов!..
Сны я эти все чаще вижу
после серых скупых дождей.
Только нет уже дяди Гриши,
Ни лугов нет, ни лошадей…

БЕДА
Памяти Ивана Семоненкова

Беда вошла в мой дом
не сразу,
не сразу душу обожгла.
Она вначале полуфразой
в моем сознании жила.
Дышала тяжело, неровно.
Ворочалась…
И лишь потом,
сжав, как тисками, спазмом
горло,
обрушилась,
как с неба гром.
И сразу даль в глазах
погасла,
бумага выпала из рук…
И вдруг, - отчетливо и ясно:
ушел из жизни старый друг.

* * *
С утратой лет,
с уходом дней бесценных
(а память их надежно так хранит)
душа моя –
как поздний луч вечерний –
сильнее все, томится и грустит.
Что ей, душе, до дней моих течения?
Живи, твори, не ведая оков!
Так нет,
она еще до вознесения
тревожится, хлопочет о спасении, -
чтоб было меньше у меня грехов.
.
СТАРУХА

У дороги,
чья грусть и вина
в том,
что свалка и кладбище рядом,
одиноко сидела она
с угасающим ликом и взглядом.
В свете дня,
сколь заметить я мог,
её блеклые губы дрожали.
На руках сиротел узелок,
как последний штрих
на скрижали.
Ветер пряди волос шевелил.
Боль и скорбь
затаилась в морщинах…
А под боком
праздником жил
Город
с дочерью, внучкой и сыном.
И подумалось мне на миг:
не далеки
ни день мой, ни вечер, -
что и сам я, хотя не старик,
той же участью буду отмечен.

СКРИПАЧ

Владимиру Казакову

На пятачке,
вблизи вокзала,
под смех и раздраженный плач
нередко музыка звучала,
которую творил скрипач.
Худые старческие руки,
глаза не зрячи,
нос  крючком…
Но, Бог ты мой!..
Какие звуки
рождались под его смычком!
В них –
гнев и боль,
печаль и ласка,
мечтаний юношеских взлет;
невольная тоска по сказкам,
что в каждом
с детских лет живет.
Не выдержат, казалось, нервы.
Нет,
он не клял свою страну,
хотя, - узнал я, -
в сорок первом
ушел на фронт…
И был в плену
немецком…
А потом - советском
с клеймом «врага»
свой срок волок
за то,
что где-то под Елецком
не до конца исполнил долг…
А срок отбыв, -
лишился света
за то,
что свет в душе хранил
и виртуозом стать при этом
надежд своих не хоронил…
… И стал…
И нищ, и неухожен,
привыкший слышать плач и мат,
он дарит музыку прохожим,
как будто в чем-то виноват.

* * *
Тленно все.
Нетленно – небо.
Сознавая в том вину,
Что в согласьи с Богом не был,
Не делился с ближним хлебом –
Нищим по миру пойду.
Запестреют деревеньки,
Как на вышитых холстах.
Ветка вздрогнет, птица тренькнет…
Околдованная звенью,
За верстой пойдет верста.
По крапивам, по осокам,
С бездорожием в ладах…
В тихой заводи Востока
Надо мной взойдет высоко
Вифлеемская звезда.
Посреди земной юдоли
Разомкну свои уста.
Выйду, встану в чистом поле,
К небу протяну ладони
И увижу лик Христа…

ВОЙНА

Внуку Виктору

Однажды ты спросил меня –
Дед, почему такой печальный? -
И я ответил – неслучайно,
Опять ко мне пришла война.
Я в детстве пережил немало –
Питался жмыхом и травой.
Я до сих пор живу устало
Той прошлой страшной мировой.
Войну - я вижу и во сне –
Она как тень идет по следу.
Вот почему после обеда,
Как ты успел уже заметить,
Хоть маленький кусочек хлеба
Я оставляю на столе.
Мне кажется, что кто-то рядом,
Прижавшись к сумрачной стене,
Следит за мной печальным взглядом
С рукой, протянутой ко мне.
Как будто - чем ему обязан…
Как будто - есть моя вина…
И я с ним кровно сердцем связан, -
Вот что такое, брат, война.
* * *
В горах такая тишина! –
коснешься чутких сосен,
и ты услышишь, как века
скрипят земною осью.
Веков прошедших не вернуть,
не воскресить из пыли…
но хочется в них заглянуть,
узнать, как предки жили
Вот здесь в нагорной стороне,
где их следы остыли…
Они, наверно, на Земле
не меньше нас любили:
Дыханье первого ручья, -
начало пробужденья…
Движенье к свету муравья,
рожденного в апреле.
И эту неба синеву,
где пребывает Вечность.
И этих сосен тишину,
что наши души лечит.

БЛАГОВЕСТ

Пролетели
По-над речкой гуси,
Потемнела
В омутах вода.
И с извечной
Затаенной грустью –
Затянули песню
Провода.
И в душе
Извечная тревога:
Что нас ожидает впереди?
Выпадет ли
Торная дорога
Или по ухабам
Вновь идти
Наугад,
Изматывая силы,
На ноги наматывая
Грязь?..
В нашей,
Со времен князей,
России
Так уже бывало
Сотни раз…
Нынче, к счастью,
Даль
Полна свеченьем.
И на лес,
На тихий свет
Зари
Наплывают
Медленным теченьем
Благостные звуки
Издали.
Отчий край,
Не твой ли за деревней
Слышу чудный
Колокольный звон,
Так похожий
На святой и древний,
Что сердца и души
Брал в полон?!..
* * *
Время светлого мая! –
Тень лежит на челе.
Не живу - пребываю
В летаргическом сне:
Ни беда там какая, -
Ни заботы – дела…
Просто песнь удалая
За пределом села.
Просто молодость чья-то
Брызжет соком берез.
А мою без возврата
Ветер в дали унес.
Мне не жаль свет небесный,
И не жалко огня.
Жаль, что лучшие песни
Будут петь без меня.

Мальчик ищет чудо

Сколько ни бываю в Божьем храме, -
Видится картина мне одна:
Ходит мальчик с ясными глазами,
Вглядываясь в лица прихожан.
Прихожане к звоннице, - он с ними.
Прихожане в храм, - и он к дверям.
Следует ступенями крутыми
Провожая их до алтаря.
В день, когда идет богослужение,
На виду у всех, не торопясь,
Ходит он, прислушиваясь к пенью,
Тайной детской радостью светясь.
То глядит, как свечи зажигают,
Как со стен стекает темнота…
То стоит подолгу со слезами
У распятья Господа Христа.
И всегда, сколь помню я, он - всюду.
И всегда, как будто что-то ждет…
Ходит мальчик. Мальчик ищет чудо!
И, надеюсь, он его найдет.
* * *
Течет вода по батареям -
ручей невидимый журчит…
И снова воздух голубеет,
и снова музыка звучит.
В тиши предутренней,
в скворешне,
скворчат разбуженных возня,
и желтый шелест в чаще вешней,
как гимн родившегося дня…
Поляной,
вниз по крутосклону,
бегу с открытой головой
в просторы
от родного дома, -
весь мир открыт передо мной.
Бегу к ручью, к воде холодной
Услышать искренность волны,
Такой живой и первородной,
Как звук натянутой струны…
… Но скрипом включенного крана
хозяйка прерывает сны.
И нет ручьи, и нет поляны,
И так далеко до весны!

Я ВВЕРХ ПОДНИМАЛСЯ

И боль отступала. И даль просветлела.
Над хаосом мира в небесном краю,
Крестом осенив свое бренное тело,
У двери вселенной с молитвой стою.
Ступил я не сразу на Горнюю крышу,
Не сразу зажглись подо мною снега.
И сердце не сразу забилось так слышно,
И хлынуло небо не сразу в глаза.
Я вверх поднимался по выступам кручи,
Лицо обжигали ветра и дожди,
Грозя опрокинуть, ворочались тучи…
Но кто-то твердил неотступно – иди!
И шел я вперед, погружаясь в пространство.
И видел я сердцем другие Миры.
Там в заводях чистых живет постоянство,
Там нет ни страданий, ни злобной вражды…
Я верю: судьба приведет меня скоро
К истоку высокой великой любви,
Туда, где родилось Господнее слово,
Где Светом наполнятся вечные дни.

* * *
Родина моя…

***


На лице моем – граница
Между летом и зимой.
Разноликою страницей
Степь и лес передо мной.
Наши тощие суглинки,
Деревеньки в стороне
От дорог,
Как по старинке,
Словно родинки-кровинки
На моей худой спине.
А по трактам -
Пыль да грозы,
Версты рвутся на бегу…
Лечь бы на ночь под березы,
А проснуться на лугу.
Поутру росой умыться,
Смыть с лица печаль и грусть.
В роднике воды напиться,
Встать с колен и удивиться,
Тихо молвя;
- Здравствуй, Русь!
* * *
На горизонте стынут облака.
Туман взметнул небесные стропила.
Рассвет заметно тронул берега,
Однако ночь еще не отступила.
Еще во сне –
деревья и цветы,
и в щедрых росах спят тугие травы,
и над речным дыханьем воды
не слышен всплеск весла у переправы.
И люди  видят утренние сны,
забыв про все заботы и печали.
Но скоро луч проклюнется зари,
и журавли в полях разбудят дали.
Зашелестит,
зашепчется трава,
пройдет по кронам ветерок несмелый…
И жизнь опять войдет в свои права,
и новый день заполнит до предела.

ПЕЙЗАЖ

Утро. Знакомый пейзаж.
Домик. Песчаная речка.
Тополь, пронзающий вечность, –
Мест этих сказочных страж.
В воздухе август разлит.
В легком дыханье печали
Хлеба созревшего клин –
Златом округу венчает.
Речка быстра и светла.
Сразу за нею, на взгорке,
В выцветших неба осколках,
Церкви видны купола.
Гляну в окрестную даль,
В край, где теряется поле, -
И широта, и печаль
Манят покоем и волей…
В руки возьму колосок,
И посижу возле речки.
Ветер погладит  висок.
Родина – это навечно!


* * *
Короткий всплеск –
С все с начала…
И снова у куста ракит
Вода прибрежная качает
Печальный журавлиный крик;
И медленные звуки тают,
И медленно листва кружит,
Как будто этот миг прощальный
Они пытаются продлить…
И минет срок –
Растают птицы,
Покинут мой родной причал.
И долго-долго будет сниться
В снегах, сквозь лунные ресницы
Ракитам крик тот по ночам.

С А Д

Вешний сад – белый сад
Над искринкой - рекою,
Ты приснился мне, сад,
С нареченной судьбою:
С тишиной облаков,
Опрокинутых в небо,
С гущей теплых стволов,
Где мальчишкой я бегал.
Весь ты цвел и кипел,
На зарю был похожим!
А теперь постарел,
Мрачен стал, неухожен.
Не свистят соловьи,
Не шалят по низинам.
Только чьи-то следы
По остуде крапивной,
Только ворона взгляд.
Только времени вечность…
Белый сад – вешний сад –
Снов моих бесконечность.

ПОЛДЕНЬ. СЕНОКОС

Последний круг, -
и с плеч долой работа!
Пустив на волю жарких лошадей,
смахнув с лица крутые капли пота,
шагаю в тень, под занавес ветвей.
И там, в тени,
мне греют сердце звуки:
шуршанье трав,
хруст на тропе лесной…
Ласкает мои бронзовые руки
в разгаре лета ветер озорной.
Июльский день безоблачен и светел.
Лиловый воздух плавится в тиши.
Легко и мне, забыв про все на свете,
побыть наедине с собой в глуши.
Но час прошел…
Упрямо солнце клонит
к земле сквозь кроны жаркие лучи.
И слышится – стреноженные кони
проходят вброд звенящие ручьи.

* * *
День отошел.
Затихли звуки.
А к вечеру, -
обнажены, -
ветвей заломленные руки
качнули тихий свет луны
и потянулись ввысь.
И в свете,
стремительный и ледяной,
ударил по деревьям ветер
такою взрывчатой волной,
что, силу страшную
изведав,
в прах разлетелась тишина…
И поплыла
в обнимку с небом
над миром полная луна.

ПРЕДЧУВСТВИЕ ОСЕНИ

Пока еще роса на ветках,
еще пастуший слышен свист,
пока листву не гонит ветром,
и горизонт еще плечист.
Еще лугам трава не снится,
реке – воды холодный звон…
Но желтобрюхая синица
уже садится на балкон.
И часто-часто клювом долбит
щепотку зерен на окне…
И тишины прозрачной волны,
и чей-то голос, грусти полный,
уже качаются во мне.
И я сквозь преломленье света
к открытому окну иду.
И вижу, как выводит лето
из стойла осень в поводу…

* * *
Улыбайся малиновый лист,
улыбайся.
В каплях тихой зари,
как в ладонях качайся…
Сколько бурь, сколько бед
над тобой отшумело,
Все же ты сентябрю
сохранил свое тело.
Ни любви, ни тепла
до поры не развеял,
В животворную силу
земную поверил.
И теперь на заре
звуком солнечной скрипки
Ты несешь в этот мир
безупречность улыбки.

СНЕГИРИ

Еще деревья крепко спят
в сугробах мартовских ночами.
Но даль, продутую ветрами,
все меньше звезды леденят.
И по утрам в лучах зари
заметней стало, между прочим,
как оживленнее хлопочут,
сбиваясь в стайки, снегири.
Избранникам седых широт,
им суждено лететь на север,
где ветер жгучей и острее,
где чаще вьюжит и метет.
А мне, так ждущему тепла,
гнезда родного не покинуть
и горизонта не раздвинуть
горячим мускулом крыла.

* * *
Грустит герань в забытой тишине.
Ночь мышью серой по углам скребется.
Совсем, совсем немного остается
Быть полутьме с собой наедине.
Забрезжит свет, и на крутой стене
Пробьют часы, и город мой проснется,
Раздвинет шторы, сонно улыбнется,
Капель увидев раннюю в окне.
И заспешит по улицам своим
Привычно – перегруженным потоком.
И, наливаясь нежным алым соком,
Качнется неба колокол над ним…
И вспыхнет вдруг… И вновь весны гонец
Из дальних стран, влюбленный в постоянство,
Пронзив крылом и время и пространство,
Взорвется песней первою скворец.

ДОРОГИ НАД КАТУНЬЮ

Нас машины Чуйским уносили
от седого горного костра.
Нам сердца и лица горячили
хвоей напоенные ветра.
Впереди, покуда хватит взора,
горы шли, тянулись облака.
И в ущелье, мрачном и суровом,
билась изумрудная река.
Сила волн ее крошила камни,
приводила в трепет берега.
И казалась вечно неустанной
эта непокорная река.

КАТУНЬ ГРУСТИТ

Который год сады бушуют в Сростках,
Который год девчат пьянит весна.
И лишь одна, с зеленою прической,
Грустит Катунь - подруга Шукшина.
На перекатах, где поют закаты
Катунь-река зазывна горяча.
Здесь он любил наедине когда-то
Послушать шум, подумать, помолчать…
И вдаль глядеть, переполняясь синью,
И видеть «атаманово плечо»…
Пред ним вставала вся его Россия
С московским говором, с сибирским «чё!?»
И шум реки, и трубный голос неба,
Что резал над горами тишину…
Все в нем жило. Все сердцем он изведал.
Теперь Катунь грустит по Шукшину.

* * *
Виднеются горы, туманится речка,
На травах искрится роса.
Шагаю по склону. Бредут мне навстречу
Берез густогривых стада.
Июньские травы расстелены шалью,
В лицо дышит ранний свежак…
Гляжу зачарованно в чистые дали
И сердце волнуется так,
Что каждую веточку в солнечном звоне
И каждую птаху в лесу
Готов я поднять на широких ладонях
И долго держать на весу.
Чем выше по склону – тем больше простора…
В глубины его загляну.
И там, в глубине, позабуду про город,
В котором случайно живу.
* * *
Потускнел березняк…
В пятнах зыбкого света
С опустевших полей
Веет сумраком дней.
В жарких вспышках зарниц
Отпылавшего лета
Растреножило время
Одичалых коней.
Непоседа- река –
Ребятни зазывалка,
Обновила наряд –
Издали не узнать…
На осеннем ветру
Лоскутом полушалка
Гроздь рябины дрожит –
Дрожи той не унять…
Тучи с севера сыплют
Крупкой дружно и густо.
Воробьи зябко ежатся
На проводах.
В одинокой душе
Бесприютно и пусто,
Будто что-то ушло
Без следа, навсегда…
* * *
Я выходил к родным полям,
Седым и белым.
Метель февральская мела
Осатанело.
С тяжелым грузом тополя
Вразброд шагали.
О том, что трудная зима,
Они-то знали.
И все же всем ветрам назло
Дышали, жили…
Литые корни далеко
Вглубь уходили.
И только отчая земля
Давала силы…
У тополей и у меня –
Одна судьбина.

НА ВОЛНЕ

В. Белозерцеву

Заметно тронут сединой,
Держусь, как прежде, на волне,
И остаюсь самим собой…
Но нынче, в ночь, перед грозой,
Вдруг что-то дрогнуло во мне.
Прошла по сердцу эта дрожь…
Ударил ветер встречный.
И вслед за ним колючий дождь.
И в темноте не разберешь:
Мгновенье где, где вечность.
Их очертанья не видны.
Но сверху кто-то пристально
Следит за мной. Он с высоты
Определяет ход волны,
Ведет меня до пристани.
Я знаю: есть всему свой срок,
И свой черед, как водится…
Живой зарей плеснет Восток,
В прибрежный я уткнусь песок, -
И Время остановится…
* * *
Облака плывут над головою,
Словно льдины по реке плывут.
Все,
Чем обделен пока судьбою,
Верю –
Птичьи стаи принесут.
Сказка – даль
Подарит быль и небыль.
Песню-грусть –
Вечерняя трава,
Прежде чем расстанусь
С мирным небом,
Под которым землю обживал…
А расстанусь –
Мир не содрогнется,
Разве всхлипнет ветер в тополях,
Да с рассветом облако прольется
Благодатной влагой на поля…
Не беда,
Что долу клонит годы,
Знать бы только:
В пору перемен,
Одолев и смуты и невзгоды,
Родина поднимется с колен.
* * *
Есть мудрость в тихих днях осенних,
Когда, склонив свою главу,
Вдыхаешь воздух предвечерний,
И листья падают в траву.
Ты околдован и захвачен
Ты весь во власти золотой.
И все былые неудачи
Невольно тают пред тобой
Как удивительно и просто:
И гладь реки, и рощи лик!..
Но где-то там, за перекрестком,
Уже бредет глухая осень,
Чтобы сорвать последний лист.

* * *
Светла вода –
до камешков, до донца…
Но тень в окне.
Все реже дни,
раскрашенные солнцем,
живут во мне.
Ночных ветров
скупых и осторожных
не молкнет шум.
И на душе
печально и тревожно
от горьких дум.
Настанет осень.
Зябнуть перелескам
и стыть траве,
И мир, в котором мне
сегодня тесно,
сгорит в огне.
И станет дом –
не домом, а пустыней,
и страх возьмет…
… И только гроздь
сгорающей рябины
вдаль позовет.

* * *
В стране горевой,
где так много чудес,
но все же не падает
манна, -
ты песню возьми
и по кромке небес
пройди,
обжигаясь туманом.
Не часто бывает
удачным маршрут,
и роздыхи будут
не часты.
Успей в глубине
тех коротких минут
на миг ощутить
свое счастье.
И если случится,
судьба подведет,
несносною станет
дорога,-
Россия жива…
Россия живет…
И… слава Богу!

* * *
Октябрь холодный небо чистит,
Ясней закатные лучи.
Пустые улицы Мочища
Пространно – гулки и легки.
Дворовых дел ушли заботы,
В кострах с листвою сожжены.
Слагая песню непогоды,
Играет ветер в три струны.
Звучат аккорды в стиле ретро.
И с каждым тактом все сильней,
И все сильней под песню ветра
Вздыхает старая сирень.
Сердечным мукам есть основа -
Печаль сирени глубока:
Ей, как и мне, придется скоро
Не спать до самого утра,
А думать, вглядываясь в осень,
О той заснеженной поре,
Когда медлительные сосны
Взорвутся эхом в декабре.

* * *
Всполохом белым бьется
Метель меж дворовых прорех.
Откуда он только берется
Этот неистовый снег?
Снег - на простуженных лицах,
Снег - на продрогших ветвях.
Тревожусь о малых птицах –
Синицах и воробьях.
Как они нынче зимуют?
Кормятся чем сейчас?
В стылую пору такую
Хоронятся где по ночам?
Сентябрь – затерялся в далях.
До мая – как до луны.
Выживут ли - не знаю -
Добрые плицы мои?

ЛИСТЬЯ С ВЕТОК ОПАДАЮТ…

Листья с веток опадают
И летят, летят, летят…
Чувства наши догорают,
Видно, скоро догорят.
И не будет в этом мире
Ни меня и ни тебя,
Лишь останутся в квартире
Отголоски бытия:
Цвет герани на окошке,
Чей-то профиль на стекле…
Две столовых тусклых ложки,
Позабытых на столе,
Отношений – многоточье,
Тишина, обрывки снов…
И еще, быть может, строчки
Незаконченных стихов.

НА РОДИНУ

Снега сошли.
И вновь волнуясь
После холодных злых атак,
Забыв про зимний кавардак,
С размытых, беспокойных улиц
Въезжаю на Смоленский тракт.
И мчусь…
Направо – Бия бьется,
Налево – корабельный бор.
Душа ликует и смеется,
И рвется на сквозной простор,
Туда, где слышен голос детства,
Туда, где цепи синих гор.
Они сковали мое сердце
И крепко держат до сих пор.
Мотор гудит неутомимо,
Вот позади уже мосты,
Развилки пролетают мимо,
За ними - сельские кресты,
Овраги, колки, перелески –
В разливе солнечного дня.
И хочется запеть по детски
Про наши светлые поля.
В полях грохочет посевная,
Проселки тянутся в пыли…
И я смотрю, не уставая,
И каждой клеточкой вбираю
Весенний дух родной земли!

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Позади горячая граница…
Рвется лайнер в небо, в синеву.
Кто сказал, что мне не возвратиться
в край таежный, в горную страну?
Вот она – надежная, святая –
оберег моих тревожных снов
предо мной, как чаша золотая
в стороне от дымных городов.
Где–то там внизу, в далеком детстве,
колдовской реки вбирая речь,
понял я своим ребячьим сердцем, -
мне мой край и речку ту – беречь!..
Вечность гор плывет в иллюминатор.
Время невозвратное течет…
И лучи осеннего заката
Родине ложатся на плечо.

* * *
Неуютно нынче в сентябре, -
на погоду все прогнозы ложны.
Веет сыростью на утренней заре,
На вечерней - стылостью острожной.
Завершают птицы перелет.
Солнце светит реже, дни короче.
Все шумней в реке вода течет,
все сильнее ветры среди ночи.
Стынут травы. Зябнут тополя, -
от тепла им мало что осталось.
И вздыхают тягостно поля,
ощущая на плечах усталость.
Скоро снег на землю упадет.
Выйду посмотреть на бездорожье.
И звезда с небес ко мне сойдет
и наполнит сердце тихой дрожью.

СИНИЦЫ

Ах, бедные мои синицы!..
На белом вымершем снегу
Я видеть ваши птичьи лица
Без состраданья не могу…
Как мне известна ваша доля
И как понятна ваша боль…
И я испытываю горе,
Когда не теплится огонь
В ночи безвестной и холодной,
И нет уже запаса дров…
И я сижу, полуголодный,
Над неизбежностью стихов.
В минуты те, мои синицы,
Я верю в праведность судьбы –
Перелистнет зимы страницу
Рука спасительной весны,
Холодные отступят сроки…
И заискрится солнца нить,
И мной написанные строки,
И ваши песни - будут жить!

* * *
Село опахано кругом –
Ни дерева,
ни кустика!
Ни то чтоб что-то на потом,
Но и теперь здесь пусто все.
Там, где когда-то густо рос
На склоне лес березовый,
Теперь во всю шумит покос
С его сухими грозами.
А где был луг – скупая рожь
Дрожит от ветра шалого.
Ступи туда и не найдешь
Нигде цветочка алого.
Сгубили так, что не узнать –
Ничто души не радует…
И не спросить, не наказать
За это все…
А надо бы!

РЕКА

В ущелье пенится река,
дрожит от напряженья.
Доносится издалека
тяжелых волн кипенье.
Стремительна и глубока,
огромная, живая,
она проходит сквозь века,
теснины раздвигая.
Какую мощь несет река!
Таит какие силы?!... –
Как я хочу, чтоб ты была
такой, моя Россия!

* * *
Вечерних теней кружева
ажурней меж голых ветвей.
Вжимаясь в метель, дерева
вдыхают о доле своей.
Уставшим от ливней и гроз,
им видится в полусне:
трескучий вселенский Мороз
гарцует на белом коне.
Попробуй узнать наперед –
достанет ли выстоять сил?..
Ударит ли так, что взорвет
клетчатку надорванных жил?
И колкою стынью вскружит, -
глазища-то злобой полны.
Невольно душа задрожит –
удастся ль дожить до весны?..
* * *
Стога тоскующей низины,
Речушки шаткие мостки…
Я знал - тропа ведет крапивой,
Что будет боль невыносимой, -
Но так хотелось к ним пройти.
И проходил, сжигая ноги,
Пытаясь суть земли понять…
А издали грозила мать…
Зато потом с каким восторгом
Я мог об этом вспоминать!

* * *
Время быстро идет.
Осыпаются дни
Нашей жизни – легко, незаметно.
Словно листья с рябин
Опадают они
И теряются где-то бесследно
Среди скучных полей,
Одиноких холмов,
Среди этой бескрайней равнины,
Под извечным течением –
Вдоль – облаков,
На висках оставляя седины.
Мы не знаем, как скоро
Закончатся дни,
На какой оборвутся дороге…
Но сегодня, сейчас,
Мы подумать должны
О себе, о судьбе, и о Боге.



Опубликовано с разрешения автора.