Венценосный Государь Николай II. глава 8

VIII

   Но все оказалось не так-то просто. Казалось бы, указ Императора должен был положить конец всем сомнениям по вопросу о канонизации старца или, хотя бы, значительно ускорить этот процесс. Однако комиссия не желала идти на уступки даже Государю.
    Думал ли архимандрит Серафим, в миру просто Леонид Чичагов, что на него будет однажды возложена такая ответственная миссия? А ведь убедить Государя поверить всему этому, а тем более, уговорить его повлиять на процесс канонизации, была очень не простая задача.
    Рождение замысла о составлении «Летописи» произошло весьма необычным способом. Сам архимандрит записал об этом следующее:
   «Когда после довольно долгой государственной службы я сделался священником небольшой церкви за Румянцевским музеем, мне захотелось съездить в Саровскую пустынь, место подвигов преподобного Серафима, тогда еще не прославленного, и когда наступило лето, поехал туда».
   Саровская пустынь, как признавался отец Серафим, произвела на него неизгладимое впечатление. В Дивеевском монастыре он узнал от игуменьи о том, что здесь проживает некая блаженная Паша Саровская или Пелагея, (в миру носившая имя Параскева).
   Чичагов много слышал о ее прозорливости, но не придавал этим слухам большого значения. Он не мог и предположить, что однажды блаженная Паша войдет в его жизнь, и навсегда останется в его сердце. Она и еще две старицы-монахини были настолько стары, что помнили самого Серафима Саровского. Узнав об этом, Чичагов выразил желание увидеть ее лично, надеясь на то, что сможет услышать что-либо о преподобном Серафиме из  собственных уст блаженной.
   Каково же было удивление будущего архимандрита, когда войдя в келью старицы, он услышал, как та воскликнула:
   - Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей и прославления.
   Эти слова потрясли и смутили Чичагова. В самом деле, ведь это было сказано совершенно незнакомому человеку, которого старица видела впервые в жизни. Кое-как справившись с растерянностью, он воскликнул:
   - Да что вы такое говорите, матушка. Кто я такой, и кто Государь? Я не могу быть принятым Императором, и передать ему то, что вы мне поручаете. Подумайте сами, как это все прозвучит!
   Смущенье охватило его еще больше. Меньше всего он ожидал от блаженной услышать такие слова. Шутка ли, добиться аудиенции у самого Императора. Чичагов смотрел на блаженную Пелагею, лежащую в своей постели, и терялся в словах. Ему говорили, что последнее время старица сильно больна, и почти не встает с постели. Что если у нее просто помутился разум? В ее-то годы это отнюдь не редкость.
   - Матушка, меня сочтут за сумасшедшего, если я начну домогаться встречи с Императором. Я не могу сделать то, о чем вы меня просите. Это совершенно невозможно.
   Что ожидал услышать в ответ Чичагов – неизвестно, но  блаженная Паша сказала:
   - Я ничего не знаю, передала только то, что мне повелел преподобный.
    Вот тебе и весь сказ. Блаженные нередко говорят иносказательно, но как понять, что же, все-таки, имеет в виду Пелагея? Да и с чем он поедет в столицу, что скажет Государю? И как вообще можно надеяться на то, что Государь согласится его принять?
   Эти сомнения настолько стушевали Чичагова, что он поторопился покинуть келью. Вот так и поговорили. Совсем не это ожидал  он услышать от старицы. Так что же делать, что хотела сказать ему старица, и какое отношение может иметь он, никому не известная особа духовного звания, к открытию мощей преподобного Серафима?
    Собственно тогда он и приступил к работе над «Летописью Серафимо-Дивеевского монастыря». Одновременно с продвижением этой работы продвигалась и его «карьера» в духовной жизни. 14 августа 1898 года Чичагов был возведен в сан иеромонаха с именем Серафим. А ровно год спустя, день в день, он был назначен настоятелем Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря.
   В 1901 году Синод Русской Православной Церкви, наконец-то, поднял вопрос о канонизации преподобного Серафима Саровского. Архиепископу Тамбовскому Димитрию было поручено обследовать могилу и останки старца. Но архиепископ прибыл в Саров только в начале следующего года.
   Рассказывают, будто бы перед прибытием комиссии блаженная Паша Саровская постилась в течение 15 дней, и все это время ничего не ела. За это время она ослабела так, что уже не могла ходить, а лишь передвигалась на четвереньках. В день прибытия комиссии архимандрит Серафим Чичагов пришел в келью старицы, и сказал:
   - Мамашенька, отказывают нам открывать мощи.
  На что Пелагея Ивановна сказала:
   - Бери меня под руку, идем на волю.
   Ослабевшую блаженную взяли под руки сразу с двух сторон. С одной стороны ее подхватил архимандрит, а с другой ее келейница.
   - Бери железку, - сказала блаженная, обращаясь к Чичагову. Железкой она называла лопату.
   Они спустились с крыльца.
   - Копай направо, вот они и мощи.   
   Когда могила преподобного, расположенная по правую сторону от Успенского собора, была раскопана, члены комиссии ахнули. Оказалось, что она почти полностью затоплена водой. Не было видно даже крышки гроба, яму заполняла мутная жижа.
  Среди присутствующих пробежал ропот, началось активное обсуждение увиденного. Да и сам Чичагов был разочарован. Он никак не ожидал, что могила старца Серафима может оказаться затопленной. 
   - Это что же такое, - произнес архиепископ. – Откуда здесь взялась вода, да еще в таком количестве? Неужто у вас было наводнение?
   - Это, наверное, не наводнение, - заметил один из саровских старцев. – Дело здесь в другом. 
   - В чем же? Как проникла вода в могилу преподобного  Серафима? – допытывался архиепископ.
   - Мы полагаем, что вода попала в могилу по вине водопроводных работ, которые происходили здесь сорок лет тому назад.
   - Водопроводных работ? – переспросил архиепископ, хмуря брови.
   Он призадумался, и стал о чем-то совещаться с членами комиссии.
   - И как же нам теперь обследовать мощи преподобного? Как мы сможем определить, нетленны они или же нет? Гроб простоял в воде столь длительное время, что за этот срок не только от мощей, но и от самого гроба не должно было ничего остаться.
   Не было сомнения, что комиссия зашла в тупик. Никто из ее членов не мог предположить, что возникнет такое препятствие. Бурные обсуждения продолжались еще довольно долго, по окончании которых архиепископ Димитрий сделал заключение: 
   - Вследствие возникновения непредвиденного препятствия в виде воды, затопившей могилу, я прихожу к выводу, что мы должны обратиться к Синоду с просьбой дать нам дальнейшие указания.
   Так и было сделано. Но Синод колебался. Возможно, прославление Серафима Саровского так бы и не состоялось, если бы в дело не вмешался Государь.
   22 августа 1902 года архимандрит Серафим Чичагов, после долгих колебаний и раздумий, прибыл в Москву, где был принят Императором. По настоянию Николая было решено продолжить обследование мощей преподобного Серафима.
   10 января 1903 года в Саров прибыла новая комиссия. В ее состав входили: архимандрит Серафим Чичагов, митрополит московский Владимир Богоявленский, Алексей Ширинский-Шахматов, и князь Михаил Сергеевич Путятин. Комиссия сопровождалась Гвардейским батальоном под командованием капитана Д. Н. Ломана.
   Стояло ясное зимнее утро. Комиссия, прежде чем приступить к поднятию мощей, всем составом исповедалась и причастилась. Далее отправились в келью игумена Иерофея, чтобы обсудить предстоящую задачу. Здесь к комиссии из Петербурга присоединились их коллеги из Тамбова: высокопреосвященный Иннокентий, протоиерей Тихон Поспелов и епархиальный архитектор. После долгих обсуждений, в три часа дня, комиссия во второй раз принялась раскапывать могилу преподобного Серафима. И так же, как и в первый раз, могила оказалась заполнена водой. Но теперь это уже никого не удивило. Необходимо было спуститься в ледяную воду. Делать этого никому не хотелось, но деваться было некуда. Протоиерей Тихон и князь Ширинский-Шахматов спустились в воду, держа в руках зажженные восковые свечи, и осеняя себя крестным знамением.
   Бегло осмотрев захоронение, протоиерей Тихон заявил:
   - Необходимо подвести под гроб веревки, иначе нам не поднять его отсюда.
   Задача осложнялась еще и тем, что по истечении стольких лет деревянный гроб мог сгнить, и при попытке вытащить его наверх существовала опасность, что он может просто-напросто развалиться.
   Приступили к нелегкой работе. Подвести веревочные снасти под гроб, находясь в холодной воде, оказалось делом нелегким. Каждое неосторожное движение могло привести к разрушению гроба. Наконец, убедившись, что все сделано как надо, князь Ширинский-Шахматов скомандовал:
   - Вытягивайте, только очень осторожно.
   Члены комиссии, при помощи насельников монастыря, принялись медленно и аккуратно поднимать  гроб. Многолетняя вода с неохотой выпускала свою добычу, которую держала на протяжении четырех десятилетий.
   - Осторожней! Осторожней! – напутствовали князь и протоиерей. Для них положение усугублялось еще и тем, что гроб с мощами мог свалиться им прямо на головы.
   Гроб был извлечен из могилы, и поставлен на землю под углом так, чтобы накопившаяся вода могла вытечь через отверстия наружу. Прежде чем открыть гроб, по усопшему старцу Серафиму была отслужена панихида. Лишь после этого приступили к открытию мощей. Когда крышка гроба была снята, взорам присутствующих открылись мощи преподобного Серафима.
   Комиссия не смогла сдержать возглас разочарования. Вместо нетленных и благоухающих мощей в гробу лежали кости и останки почти полностью истлевшей монашеской одежды, в которую когда-то было облачено тело старца.
    Итак, тело истлело. Даже сам архимандрит Чичагов не смог удержаться от разочарования. Уж кто-кто, а он был абсолютно уверен в том, что мощи преподобного должны были остаться нетленными. Он настолько ясно представлял себе лежащего в гробе старца, его прекрасный лик, что открывшееся перед его взором зрелище подействовало на архимандрита подобно настоящему удару.
   - Вот и все, - сказал митрополит Владимир, с разочарованием глядя на останки. – Тело разложилось. Так что я полагаю, что вопрос по этой теме можно смело закрывать. А ведь сколько шуму было поднято по этому поводу.
   Последняя фраза была настоящим уколом в сердце Чичагова. До сих пор главным, и чуть ли не единственным критерием святости считались нетленные мощи. И вот на тебе, тело преподобного Серафима поддалось гниению, как тела всех остальных людей. Что же делать, как быть, какой еще довод можно привести комиссии? Архимандрит чувствовал, что у него опускаются руки, но не желал сдаваться. И тут ему на помощь неожиданно пришла одна из стариц.
   - Мы кланяемся не костям, а чудесам, - произнесла она.  На что митрополит тут же возразил:
   - Чудеса могут твориться отнюдь не только одним Господом нашим.
   Но архимандрит, почувствовав неожиданную поддержку, оживился.
   - В самом деле, - сказал он. – Разве то обстоятельство, что тело умершего подверглось тлению, может быть твердым основанием для убеждения в том, что почивший не был святым? И чудеса нельзя так просто отметать. Вы даже не имеете понятия, сколько их происходило по молитвам, обращенным к умершему старцу.
   Но остальных членов комиссии доводы Чичагова не убедили. Судя по всему, они ехали сюда специально для того, чтобы доказать обратное. И кости Серафима были убедительным подтверждением их правоты.
   12 января комиссия выехала из Сарова.