Мой самый главный врач

 


                Посвящается памяти хирурга Е.К.Щитовой   
               
       Седовласая красавица осматривает меня и говорит:- Деточка, я попробую тебя вылечить. На фронте мы очень успешно справлялись с этой дрянью без антибиотиков. Если рискнешь, то сейчас надо выписаться из больницы и уйти домой. Я не имею права лечить тебя здесь.
   Я соглашаюсь. Мне надо выздороветь, очень надо — ведь дома моя ненаглядная доченька, моё сокровище, которую мне так хочется растить самой.А врачи качают головами и отводят глаза. 
   Одна врач мне сказала - Местами вы очень здоровый человек!
   И я про себя думаю, что очень здорова.Даже странно, что временами попадаю под нож хирурга.   
               
       Рига.  1968-й  год.  8 марта.  Утром на работе стало тошнить, мутить. Поднялась температура. Но этого было недостаточно, чтобы я покинула свой боевой пост во время озвучания фильма. После работы на троллейбусе приехала домой, пожаловалась маме. Положили грелку. Стало ещё хуже. Мама взяла за руку и привела в 1-ю рижскую городскую больницу. Меня взяли в приёмный покой, а ей велели уходить. Я же прямо из приёмного покоя была отвезена на каталке в операционную .Безо всякой подготовки ( только взяли кровь для определения группы), под местной анестезией разрезали и целый час чем-то скрипели и что-то тянули.  Мама была поражена, когда позвонив через час в больницу узнала, что меня уже оперируют. Нравы были простые, и врач не спрашивал согласия ни у неё, ни у меня, хотя мне ещё не исполнилось 18 лет.  Его задачей было меня спасти от острого аппендицита, счёт шёл на минуты. Странно, что мама, имевшее среднее медицинское образование не подумала, что нельзя класть грелку на живот, если там что-то болит.
       Врача было принято при выписке  благодарить бутылкой коньяка, медсестёр — коробкой конфет.  О том, чтобы давать за медицинские услуги деньги — мы и слыхом не слыхивали.
 Но вот беда - хирург, который делал операцию, дай ему Бог здоровья, давным давно оставил страну с бесплатной медициной и уехал в Израиль.

    Москва.  1983 год. Жду ребёнка. Нас предупреждают: идите только к такому-то. И только за деньги, хотя берёт много. Едем, договариваемся. Меня кладут. Состояние больницы просто ужасное, грязь, в коридоре сильно пахнет газом. Ладно — главное, как говорят, здесь работают врачи от Бога.  Дальше начинается. Зав. Отделением, с которым договаривались, перепоручает меня своим помощницам. Мне сразу становится ясно, что они точно не врачи от Бога.  Что-то идёт не по плану, они куда-то бегают, советуются. Медсёстры разговаривают холодно: что вы нас всё время дёргаете, вы здесь не одна такая. Наконец, приходит Главный, смотрит, щупает и командует — срочно в операционную! Кесарево сечение. Опять-таки, никто моего согласия не спрашивает, а согласия мужа тем более. И правильно, откуда он знает , нужно или не нужно резать. Ребёнка благополучно извлекают, муж привозит обещанную сумму — 300 рублей. Его зарплата старшего научного сотрудника, кандидата наук — 250 рублей. В общем, не сильно дорого. Но и качество услуг — так себе. Много осложнений. В нашей палате десять тёток, из них у пяти — большие проблемы. В том числе, у меня. Шов не заживает, гноится, лежу с температурой. На 30-й день смущённый Зав.просит меня выписаться, поскольку я превысила все нормы пребывания больного на больничной койке. Дочка — самый взрослый ребёнок в детском отделении, откуда выписывают на 4-й день.      
    Попадаю в клинику Вишневского в отделение раневой инфекции. Там ставят диагноз — заражение синегнойной палочкой. Соседка по палате называет её «синеногой инфекцией».   В течение месяца по вечерам температура поднимается до 39 градусов. А иногда лихорадит и днём. Лежу целый месяц, меня колют антибиотиками, пока не наступает аллергический отёк горла. Дважды вскрывают шов. Никакого эффекта. Палатный врач во время обхода пожимает плечами, а другой врач, кандидат медицинских наук вообще не проявляет интереса. Понаблюдав за ним с соседками по палате, мы поняли, что его интересуют только те, кто либо выздоровел, либо помирает.  Неожиданно находится общий знакомый. Он в одной компании с кандидатом наук пьёт водку. Оказывается, мой доктор запивает это дело валерьянкой. После ходатайства знакомого он подходит ко мне во время вечернего дежурства и приглашает в ординаторскую. Ему уже передали от меня коньяк. Мило сидим, он меня расспрашивает о семье. В конце разговора намекает, что для эффективности лечения нужно заплатить. На семейном совете решаем послать его куда подальше — что это за врач, который может помочь пациенту избавиться от болезни только за деньги?  Если бы мог вылечить — и без денег бы вылечил.
   Я вконец измучена. Каждый день перевязки, каждый день высокая температура. Так проходит ещё месяц. Меня то выписывают из клиники, то возвращают назад. Ребёнка переводят на искусственное вскармливание. Муж и две бабушки стоят на ушах. Через две недели после Нового года ( дочь родилась 30 сентября) мне предлагают сделать ещё одну операцию на шве — иссечь к чёртовой бабушке весь очаг воспаления. Семью предупреждают, что я на грани сепсиса, могут и не спасти. Доктор , который запивает водку валерьянкой, опять намекает, что с возможностями моей семьи можно получить лучшее лечение и обслуживание. Опять посылаем его куда подальше.
И вдруг случается чудо. В один прекрасный день муж привозит в больницу врача из академической поликлиники  Елизавету Казимировну Щитову. Жена крупного военачальника, известный хирург. Ей 73 года, но она ещё работает. Осматривает меня,предлагает помощь - но только вне стен клиники. 
  Выписываюсь под расписку, в кабинете заведующего в присутствии нескольких врачей. Все они предупреждают, что я собственными руками рою себе могилу.  На другое утро к нам домой приезжает Елизавета Казимировна. Достаёт из медицинского саквояжа разные инструменты и вещь, похожую на маслёнку. Предупреждает, что придётся немного потерпеть боль.  Брызгает из маслёнки мне на шов (оказывается, это анестезия) , делает разрез и высыпает туда 250 граммов белого вещества. Поясняет — это борная кислота.         
    Вечером температура не повышается. На другое утро Казимировна осматривает шов и удовлетворённо замечает: а гноя -то уже почти нет!  Через пару дней шов заживает. Заживает! Меня перестают дразнить «ёжиком резиновым с дырочкой в левом боку». Я начинаю очень быстро выздоравливать. Всё! Я в строю! Сама ухаживаю за дочкой, сама всё делаю по дому. Семейство облегчённо вздыхает и начинает жить нормальной жизнью.
    Проблема — как отблагодарить Елизавету Казимировну?  Денег она не возьмёт, подарок дарить —а какой, что ей может быть приятно? Мой муж был у неё дома, говорит, что там — музей. Как никак её генерал войну закончил в Германии.  Дарим бутылку чёрного рижского бальзама — но это чисто символически. Елизавета Казимировна становится моей подругой. Бывая на вызовах в нашем академическом доме, обязательно  заходит. Даёт много советов, следит за моим питанием. Однажды я рассказываю ей, что мне позвонили из Института Вишневского, скорбным голосом начали осторожно осведомляться, какая со мной ситуация и жива ли я. Узнав, что не только жива, но и здорова, стали расспрашивать, кто же меня вылечил.  Елизавета Казимировна в ответ сообщает, что ей уже оттуда позвонили и пригласили на научную конференцию: рассказать об этом удивительном случае.  Елизавета Казимировна  сделала сообщение на этом научном сборище: дескать, посмотрев все документы и увидев, что ни антибиотики, ни многократное вскрытие раны не помогли, она решила применить фронтовой метод и засыпала в свищ пакет борной кислоты.
    Бедная Елизавета Казимировна!  Научное сообщество встретило её выступление в штыки. Это был просто град оскорблений. Ей говорили, что стыдно лечить допотопными методами, что она рисковала жизнью пациентки, что её надо лишить квалификации, что пора на покой... Сам результат - полное излечение пациента - никто не принял во внимание.  Елизавета Казимировна, рассказывая мне об этом, только усмехнулась « Сама посуди, если они будут брать на вооружение практически народные средства, то на чём же делать диссертации?  А для фармацевтики это вообще удар — все как бросятся покупать дешёвую борную кислоту вместо дорогостоящих лекарств... «
   Конечно, доктор Щитова рисковала — вдруг бы мне стало хуже, а не лучше? Но она была очень мужественным человеком.
  Последний раз я разговаривала с ней по телефону 31 декабря 1992 года.Поздравляла с наступающим. Собиралась приехать к ней в первых числах нового года. Не довелось. Утром 1-го января Елизавета Казимировна позвонила в поликлинику, в которой продолжала работать хирургом , и вызвала «Скорую помощь».  Дверь в квартиру она оставила открытой . Её нашли в постели уже мёртвой. Осмотрев тело, врач заключил, что Елизавета Казимировна покончила с собой, узнав о своей неизлечимой болезни. Не хотела становиться обузой для приёмной дочери.
    С именем доктора Елизаветы Щитовой связан случай, который заставил весь мир заговорить о нашей стране с восхищением.
     Когда ей исполнилось 65 лет,  она случайно узнала, что нужен доктор на  научно-исследовательское судно.Уговорила мужа отпустить её. Добилась, что вакансию отдали именно ей.  После обязательного медосмотра выяснилось, что у доктора прекрасный вестибулярный аппарат, что очень важно, согласитесь, когда корабль уходит в шестимесячное плавание.    
       Когда шли по Атлантике, капитан ночью вызвал судового врача Щитову к себе. Сообщил, что получил сигнал SOS от норвежского рыболовного траулера — у них на борту тяжелобольной, жалуется на острую боль в боку.  -Сможете помочь?
-Постараюсь..
    В судовом медпункте у Щитовой всё было в порядке, как  врач она была готова к любой ситуации. Трудности в операции по спасению начались ещё на первом этапе — больного надо было доставить на судно. Атлантику штормило. Норвежцы вплотную подошли к нашему судну, которое возвышалось над их траулером как многоэтажный дом. Это было рискованно: волны бросали оба корабля как спичечные коробки. Елизавета Казимировна молилась, чтобы её будущий пациент, которого в сетке с помощью лебёдки транспортировали над морской бездной , не был расплющен о борт нашего судна. Наконец, человек был оставлен на наш корабль. Больного она  осмотрела прямо на палубе. Перед ней был белокурый мужчина лет двадцати пяти в очень тяжёлом состоянии. Доктор тут же определила у него острый приступ аппендицита.  Вот что, сказала судовой врач капитану, дайте мне в помощь двух биологов — ассистировать на операции. Они хоть скальпель от зажима могут отличить.
     Вместе с биологами пришёл корреспондент «Комсомольской правды» с фотоаппаратом, который готовил материал о научной деятельности экипажа . Разумеется, журналист не мог пропустить такое событие. 
     Доктор велела всем надеть халаты, маски, перчатки  и бахилы, проинструктировала , как будет подавать команды. Сделала разрез. В этот момент за её спиной раздался чудовищный грохот. -Что случилось,- спросила она, не поворачивая головы.
       - Это корреспондент упал в обморок! -   
-Пусть подождёт, -хладнокровно бросила хирург.- Сейчас я не могу оказать ему медицинскую помощь.
          К счастью, журналист только легко поранился осколками стекла от вдребезги разбитого шкафчика с инструментами.
          Операция длилась почти два часа.  Норвежец был спасён.
        Когда подошли к берегам Канады, капитан попросил Елизавету Казимировну одеться  для торжественного случая — на борт собрались подняться официальные лица, чтобы поблагодарить экипаж советского научно-исследовательского судна за спасение норвежского рыбака. Приехал премьер-министр Канады и посол Норвегии в сопровождении помощников. Когда они попросили представить им судового врача, то были страшно изумлены. Навстречу им поднялась с места изящная женщина в летах. Они горячо благодарили, наградили её орденом  и предложили чек с солидной суммой.
             Тут Елизавета Казимировна поразила их во второй раз. Она сказала: « Советские врачи не берут денег за спасение человека в критической ситуации. «
         В этот момент её охватило чувство гордости за свою страну, в которой никому бы не пришло в голову ответить на просьбу о помощи фразой «Это не наши проблемы».         
     Об этом случае написали все газеты Норвегии и Канады. Родные спасённого рыбака прислали капитану и доктору Щитовой благодарственное письмо.
               
           Эх, где теперь такие люди? Где такие врачи?