Как дела, Капустин? Ч. 1 гл. 3-4

Начало здесь: http://www.proza.ru/2014/11/27/85

3. Буратино

Назавтра мне позвонила встревоженная Маришка и, всхлипывая, сказала, что Нинуся уже вторую ночь не ночует дома. Нинуся не объявилась и на следующий день, и через день. Вадим, Маришка и я заявили в милицию, обзвонили все больницы и морги в округе, облепили столбы объявлениями; Маришка даже выпросила две минуты на местном телевидении и обратилась за помощью к жителям нашего городка. Все было напрасно: Нинуся исчезла так же бесследно, как и Леня.
Я ошибался, думая, что у меня в запасе, как минимум, неделя; ошибался, предполагая, что Нинусю можно еще было спасти. Я корил себя за то, что не пошел в тот вечер ее провожать. Где она теперь, что с ней? В страшное верить не хотелось.
Надо было отдать должное Маришкиному шефу, не такой он был, оказывается, зануда, каким показался мне в первую нашу встречу, - он отпустил Маришку во внеочередной отпуск и достал у каких-то спонсоров денег на поиски Нинуси.
Но все было напрасно.
Шли дни, недели. Наша жизнь, выбитая из колеи исчезновением Нинуси, постепенно входила в привычное русло. Надо было жить дальше и надеяться на чудо.
Теперь я часто приходил к Маришке в гости. Мне было без Нинуси так же плохо, как и ей. Мы молча сидели перед телевизором, пили чай или смотрели старые фотографии, на которых еще все были живы, были вместе и были счастливы.
Однажды войдя в Маришкину квартиру, я чуть было не упал, споткнувшись о большой картонный ящик, стоящий в коридоре.
- Эй, что это у тебя тут? Барахло на помойку выкидываешь? Давай, я вынесу! - спросил я вышедшую мне навстречу Маришку.
- Это Вадим принес. Говорит, что тут какие-то бумаги мамины, в кладовке были. Ему они в новом доме не нужны. А выкидывать не стал, говорит, может, что важное есть для меня. Говорит, что мама их недавно перебирала. А я прикасаться к ним боюсь. Может, ты глянешь? А, Капустин? Вдруг там, правда, что ценное?
- Ладно, посмотрю...
Я утащил коробку домой.
Я долго не мог решиться перерезать ножом мохнатую веревочку, которой была перевязана коробка. Мне казалось, что это короткое движение блестящего лезвия навсегда отсечет надежду на Нинусино возвращение. Я понимал Маришку: перебирать эти бумаги, значит признать факт смерти их владелицы, и я тоже этого не хотел. Но Маришка попросила... Я тяжело вздохнул и принялся за работу.
В коробке вперемешку лежали старые журналы, какие-то газетные вырезки, большей частью, с рецептами блюд, выкройки, пачка фотографий из нашего с Нинусей детства (ее я сразу отложил в сторону), несколько книг по кулинарии и вязанию и какие-то скучные официальные бумаги — еще, видимо, Ленины.
На дне коробки я нашел маленький переносной сейфик, какими часто пользуются продавцы на базарах — стальную коробочку синего цвета. Ключика от сейфа не было. Но для меня не было проблемой открыть такую консервную банку: мой отец был первоклассный слесарь, и мы с ним частенько работали вместе в гараже.
Сейфик оказался почти пуст. Только в одном из отделений лежало что-то, завернутое в мягкую тряпочку. Я развернул сверток: там был ключ, обычный, серебристо-стальной. И больше ничего.
Я взял ключ и положил его к себе в бумажник. Сломанный сейфик завернул в пакет и выкинул в мусорку. Оставшуюся макулатуру сложил обратно в коробку и перевязал веревочкой — потом отвезу этот хлам Маришке, пусть сама решает, что с ним делать. А ключик? От какого он замка? От какой двери? От какого секрета? Я почувствовал себя, как Буратино. Интересно, кто выступит в роли черепахи Тортиллы? И найдется ли такой человек?
Что-то подсказало мне, что про эту находку я не должен Маришке рассказывать. До поры — до времени.

***
- Петрович, привет!
Петрович, старинный папин друг, снял защитные очки и вышел из-за верстака.
- Капустин-младший, здорово! Давненько не виделись. Ну, рассказывай, как дела? Про Нинусю слышно че-нибудь? Или так, с концами?
- Похоже, что с концами... - я присел на продавленный и до черноты засаленный диван, который стоял, сколько я себя помню, в гараже Петровича. - А ты? Как Анна Семеновна?
- Да мы-то что, скрипим... - Петрович привычным щелчком выбил из пачки сигарету, чиркнул спичкой (он почему-то не любил зажигалки, называя их буржуйскими бирюльками) и, держа горящую спичку в горсти, прикурил. - Пенсионеры... Че пришел-то? Неужто просто так, проведать?
- Ты знаешь, Петрович, последнее время я думаю, что не грех друг друга и просто так проведывать, без повода. Мало ли что.
- Да что с нами, стариками, сделается? Мы водкой проспиртованы, куревом прокопчены, нас болячки не берут, еще сто лет всем надоедать будем, - Петрович внимательно посмотрел на меня сквозь поволоку сигаретного дыма. - Ты давай, выкладывай, че там у тебя!
- Ну, ты прямо человек-рентген! - я рассмеялся, пожалуй, впервые за два месяца, прошедшие с исчезновения Нинуси. - Вот, глянь, чего я в Нинусиных бумагах нашел.
Я достал из кармана ключ и положил его на лопату Петровичевой ладони.
- Как ты думаешь, от чего он может быть?
Петрович пошкрябал черным от рабочей пыли ногтем ключ, почесал затылок.
- А кто его знает! Но, похоже, не от входной двери. Может, от шкафа какого или сейфа.
- От какого сейфа?
- Откель мне-то знать? - фыркнул Петрович. - Что я тебе, сыщик, Шерлок Холмс? Ясно только, что не от сложного, от простого. Знаешь, бывают такие, маленькие — одному унести можно.
- Ладно, спасибо за подсказку, - я поднялся с дивана. - Пора мне... А вы с Семеновной не сдавайтесь — скрипите дальше!
Петрович проводил меня до порога и на прощание похлопал своей лапищей меня по плечу.
- И ты не хворай! И в гости заходи: хоть просто так, хоть не просто, мы тебя завсегда видеть рады...


4. Когда мужчина плачет

Итак, ключик неизвестно от чего. И это неизвестно что неизвестно где находится. Впрочем, результат визита к Петровичу изначально был предрешен. Хоть Петрович и гениальный слесарь, но не провидец же.
Ладно, оставим эту тему.
Я положил ключ в ящик стола и собрался было идти в кровать, на дворе уже была ночь, как в дверь позвонили.
Недоумевая, кто бы это мог быть, я выглянул в дверной глазок: на лестничной площадке топтался Вадим.
- Ты что к телефону не подходишь? - недовольно бросил он вместо приветствия. - Мне поговорить с тобой надо!
- Не работает у меня телефон — в ванну случайно уронил, сушится теперь.
- Ну ладно, - Вадим бросил куртку прямо на пол в коридоре и прошел на кухню. - Чай или кофе есть? Дубак на улице.
Я включил чайник.
- Сейчас будет... Так что там у тебя случилось?
- У меня-то ничего, - Вадим уселся на мое любимое место у окна и устало взглянул на меня. - Маришка наша с ума сошла.
- В смысле?! - я чуть было не выронил кружки, которые в этот момент доставал из посудного шкафа.
- В прямом. Ну, почти в прямом: замуж собралась. Представляешь?! Сейчас, когда Нинуся... - голос его дрогнул.
Вадим отвернулся, прикрыв рукой глаза.
Вот это да! Новость, действительно, хоть стой — хоть падай! Я подождал, пока он немного успокоится и спросил:
- Кто хоть жених-то?
- Коммерсант какой-то. Мужик ей в отцы годится. Откуда взялся — хрен знает, не встречал его здесь ни разу.
- И что, уже назначена дата?
Вадим обнял горячую кружку красными от холода ладонями.
- Пока нет, но она хочет как можно скорее. Говорил я с ней, чтобы не торопилась — не слушает. Она и раньше ко мне не очень-то тепло относилась, а сейчас вообще — на дыбы встала. С чего-то взяла, что из-за меня Нина пропала, говорит, что я ее ревностью довел. А не ревновал я ее! Просто она тогда, перед своим исчезновением, действительно с кем-то несколько раз встречалась! Домой вся взвинченная, нервная приходила. Я, естественно, знать хотел, помощь предлагал. Не захотела: «Мои, - сказала, - проблемы»... Может, ты с Маришкой потолкуешь? Тебя-то она уважает. Я, собственно, не против, чтобы она замуж вышла, только за, но не так скоропалительно — ведь не дело через пару недель после знакомства в загс бежать!
- Поговорю, конечно. Завтра как раз к ней собирался заехать, барахло вот это отвезти, - я кивнул в сторону перевязанной бечевкой коробки, стоящей в углу.
- Что-нибудь интересное там есть? - поинтересовался Вадим.
- А, бабская макулатура: выкройки, рецепты... Ленины какие-то протоколы... Вот только несколько фотографий старых нашел, где мы еще детьми сняты. Я пока их у себя оставлю, если ты не возражаешь.
- Да, конечно, сейчас мне не до этого. Я все Нинусины вещи убрал, чтобы не видеть. На сердце и так — камень пудовый, а наткнешься взглядом на ее платок или туфли... - Вадим резко поставил кружку на стол, так что из нее выплеснулся чай, и снова отвернулся, прикрыв лицо ладонью.
Человек, которого я считал сухарем и занудой, плакал.
Я осторожно встал и вышел из кухни. Тяжко смотреть на плачущего мужчину.
Я прошел в комнату и сел на диван. Не могу сказать, чтобы на душе у меня было спокойно, нет, совсем наоборот — там творилось черт знает что! Я-то думал, что я могу читать по лицам, что делается у людей в душе, и почти считал себя психологом-ясновидящим. А на самом деле? Оказывается, не ведаю ни сном, ни духом, что происходит с самыми близкими мне людьми! Ладно, переживания Вадима, с которым я не был по-настоящему знаком, и его забота о Нинусе, ошибочно принятая за ревность, но Маришка! Ее влюбленность осталась мною незамеченной, хотя я бывал у Маришки не реже раза в неделю.
Капустин, ты — слепец и воображала.
В комнату вошел Вадим. Лицо его было припухшим, веки покраснели.
- Мне пора. Как поговоришь с Маришкой, позвони мне, - он старался не смотреть в мою сторону и я, щадя его чувства, сделал вид, что что-то разглядываю в газете, лежащей на столе.
- Ага...
Хлопнула входная дверь, Вадим ушел. Я поднял глаза от ненужной мне газеты.
Так... Получается, перед нашим последним чаепитием в кафе, Нинуся с кем-то встречалась. Может быть, поэтому такая потерянная и была. А я не догадался ее расспросить, не настоял на том, чтобы она поделилась тем, что ее волнует. Ну и тупица же я!

Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2014/11/29/16