Брага

Олимпий Сидорыч  являлся  местной достопримечательностью, представителем  творческой профессии в поселке,   был всегда   хорошо одетым многодетным фотографом. Его супруга, Зинаида Алексеевна,  вечная домохозяйка,  мать   шести сыновей и четырёх дочерей, спокойная и безмятежная,  была очень доброй, приветливой и задумчивой. Ей в то время было лет пятьдесят.  Оба, видимо, были выходцами  из богатых интеллигентных семей, о чем  свидетельствовали   многочисленные старые фотографии, а также  их изысканная правильная речь и уважительное отношение друг к другу.  Семья Бронниковых  проживала  на нашей улице, напротив нас, жили  они более чем скромно. Фотографа  никогда не было дома, он находился  в  постоянном  творческом поиске  пропитания для  большой семьи. Старшие довоенные дети  давно выпорхнули из родительского гнезда,  четверо  младших  жили с родителями. Мать была  тиха и  безропотна,   она   нехотя  занималась домом, детьми, без раздражения  привечала всех  нас, соседских детей,  на своей усадьбе. Многие    ребятишки  нашей небольшой улицы Набережной постоянно тусовались в этом доме, калибруясь по возрасту и интересам.
 Самых юных дошколят в округе  было человек пять, я была самая мелкая.  Нас отсортировала в свою компанию  средняя из дочерей, но старшая  из проживающих с родителями,  Люся.  Она всегда была свободна для  нашей  младшей группы, охотно   играла с нами на равных, водила купаться на речку; не помню, чтобы Люся  когда-нибудь ходила в школу. Ей  было лет  семнадцать.  Девушка   слыла   странным   ребенком в большой семье, из всех   детей семейства   она выделялась своеобразным  детским мышлением. Старшие дети на улице  в свою компанию ее  почему-то не брали.   Люсина  шепелявость  мешала ей  правильно  изъясняться,   и    была  своеобразной  визитной карточкой девушки.  Моя баба Дуня почему-то говорила про Люсю, что ее говор испортился после того, как ее клюнул в язык петух.  «Нечего ходить  полоротой», - говаривала баба Дуня. Тем самым  бабушка предостерегала нас, малолеток,  не разевать лишний раз  рот, чтобы не стать жертвой  либо проворного петуха, либо злого умысла. До сих  пор для меня загадка,  как может петух это проделать с такой виртуозной точностью, снайпер просто, а не петух. Видела, как  осы   жалили  людей в язык, но чтобы петух…
Летом младших  детей в нашем доме  по утрам не будили. Я проснулась ближе к обеду, перехватила наспех кружку молока с краюхой хлеба и отправилась на поиски приключений. Они не заставили себя долго ждать. Выйдя за ворота, я увидела скучающую Люсю, сидящую на скамейке около своего дома. Она  лениво лузгала семечки, подкармливая рядом бегающих кур. Петуха рядом не было, и  я, не опасаясь за свой язык, присоединилась к  соседке. Старшие дети с  утра   ушли в лес за земляникой,  тогда было обычным делом  коллективно ходить  в лес за ягодами и грибами.  Соседские дошкольники еще не  выползли из своих  нор, отчего на улице было тихо и спокойно. Люся  угостила меня семечками,  млея на солнце,   мы тихонько   беседовали. Нарушали тишину только  кудахтающие  куры, да  манящий  гул с реки купающихся детей. Полуденный  июльский зной  в Сибири  может  спокойно  посоревноваться   с африканской жарой. За лето дети так могли  закоптиться на солнце,  что контраст между  загорелым телом и выгоревшими добела волосами становился  пугающе неестественным, я не  была исключением.
Одного маленького  собеседника Люсе  оказалось  мало, ей  хотелось развеять скуку и сдвинуть с мертвой точки эту обволакивающую,  надоедную, бесконечную лень.  И она это сделала. Отправив  меня за соседскими малышами, Люся в прохладе крытого  двора  не спеша накрыла стол, украсив его нехитрой снедью и  цветами. В центре поставила  кружки и глиняную крынку. Когда  во дворе появилась наша странная  компания  из  четырех дошкольников,   к застолью все  было готово. Люся по-хозяйски разлила  из крынки пахучую розовато-бурую жидкость и  вручила каждому из нас по железной кружке. После столь значительных приготовлений  хозяйка торжества произнесла   яркую,  короткую и  шепелявую  речь: «Ну, шооб у вас  было!» Мы не очень понимали ее намерения,  однако всем  было ясно, что у нас все еще что-то   будет, и это обнадеживало.  Компания  смело последовала ее примеру,  весело  и звонко чокнувшись железными кружками. Было заметно, что Люсина скука осталась на скамейке вместе с курами, да  и нам становилось все веселее.    
Живительным напитком оказалась   сладко-противная,  мутная, тягучая брага. Объем кружек был  довольно приличный для нашего заячьего веса, язык и ноги вскоре начали заплетаться, что вызывало у организатора и  главного фигуранта торжества  неистовый восторг. Он сопровождался громкими  криками, не естественным  звонким визгом,  который вскоре заинтересовал  мать   семейства. Увидев эту жуткую картину  из пьяных малышей  во главе  с  не трезвой  дочерью Люсей, Зинаида Алексеевна  встала в ступор. За  долгую жизнь ей  еще не приходилось видеть   подвыпивших дошкольников, да и  пьяная  дочь предстала  в таком виде впервые.  В  семье  Бронниковых  не принято  было употреблять алкоголь. Стыд и тревога охватили пожилую женщину, что скажут родители малышей, как смотреть в глаза соседям,  как дети перенесут эту отраву, зачем только  поставила эту проклятую брагу. Не было ответов, не было и оправдания. Придя в себя,  Зинаида Алексеевна  решила принять срочные меры отрезвления детворы, чтобы успеть до прихода родителей с работы скрыть хоть чуть-чуть этот  позор.  Она сама умывала  каждого  из нас холодной водой, заставила  выпить много жидкости, после чего уложила спать на полу под  большим столом. До конца  рабочего дня оставалось часа три.
 Люся была значительно старше нас, да  и вес у нее был   внушительней нашего, так что она оклемалась быстро.   Под столом было прохладно и уютно, только твердо. Спать   долго нам  не дали, разбудили,  и  Люся повела нас, как утят друг за дружкой, за огороды купаться. Ребятишки  на берегу громко  смеялись,   шлепали босыми ногами  по мелководью,  весело осыпая окружающих радугой брызг. Мы четверо  в тот момент  очень отличались от своих сверстников особой задумчивостью, нам и купаться-то не очень хотелось, но Люся настойчиво толкала нас в глубину прямо в одежде. Когда я почувствовала, что вода достигла моего подбородка, меня  неудержимо стало тянуть не к берегу,  а,  наоборот, в глубину. Сопротивляться мне совсем не хотелось,  и я смело пошла под воду. В этот момент из кустов с прутом в руках  появилась бдительная  баба Дуня.  Она успела  увидеть мою льняную макушку, уверенно уходящую под воду,  и кинулась меня спасать.
Как только  мои ноги почувствовали твердую землю,  а глаза увидели   длинный прут в руках бабы Дуни,  остатки хмеля  покинули мой детский организм. Хоть поздно, но все-таки   включилось  врожденное чувство самосохранения.  Мозг дал команду ногам, которые вихрем понесли мое легонькое тельце домой, спасаясь от ударов  длинного  кнута. Судьба остальных моих собутыльников  была  похожа на мою. Родители были уже дома. Пока  грузная баба Дуня добиралась по огороду до дома, я успела признаться   и покаяться родителям  во  всех  своих грехах,  так что с ее приходом кнут утратил свою былую актуальность.
Родители никогда не  скандалили с соседями, тем более, что Зинаида Алексеевна принесла извинения за поведение своей непутевой Люси. Запах  браги  я не выношу до сих пор, хоть и прошло с той поры больше шестидесяти лет.  Всем  же дошкольникам  настоятельно рекомендую:  в жару  брагу   не пить!
И все-таки, как  непредсказуемо, интересно, и  как хорошо жить на свете!