Последний подарок внуку

Любовь, рождённая на «улице», угасает в семье.
Любовь, родившаяся в семье, переживёт твой век.
(Клон)

Когда придёт к вам человек, чьей религиозностью
и нравом вы довольны, то выдавайте за него
ваших дочерей. Если вы так не сделаете,
то появится смута на земле.
(Хадис) 

- Что Султанбег, землю палкой стал ковырять? Уже потянуло или чувствуешь - «конец» близок? – вместо приветствия, засыпая колкими вопросами сидевшего в раздумьях сверстника, подсел к нему Саид-Али, человек преклонных лет, худощавый весёлый старичок! Искринка насмешки в глазах была предшественницей его разговора. Подсаживаясь, он толчком плеча как бы призывал того, к задору.
- Может, так оно и есть, мой друг. Возможно, и близок! Только Создатель ведает о нём. Он Дающий! Он Всезнающий! Только наберись терпения. Когда оно придёт, время моё, и ты об этом узнаешь. Люди дадут тебе знать. – игнорируя того  вызов, спокойно пофилософствовал Султанбег.
- Стра-ашно? – продолжал подсевший свой задор. - Грехи не дают покоя? – переводя взор в сторону, заёрзал тот, плохо скрывая подковырку, злорадствуя в вдруг ниоткуда взявшейся маленькой радости.
- Страшно? – переспросил Султанбег, после небольшой паузы. – Страшно! Не за себя! За молодых, наших. Времена нехорошие настали! Молодёжь умирать стала раньше нас с тобой, опережать нас с тобой, даруя боль и возможность своим отцам пережить их. Это страшно! А, за себя, чего бояться? «Конец», как ты его называешь, в Его руках! Чего бояться? Я, молящийся человек и соблюдаю все Его заветы. Дом – построил. Жене - был хорошим мужем, не блудствовал, как некоторые! Сына – вырастил и не одного, при этом будучи им и хорошим отцом. Дерево посадил, вон, целый сад! К людям, тоже, относился тепло, уважительно, хорошо. Помогал и делился, ты тому свидетель! Сделав паузу, он посмотрел на собеседника и сделал поправку; - Если что, сельчане подтвердят. Все!  Жил по Его предписаниям! Чего бояться? Неизбежного? Все там будем! Потому, Саид-Али, жить и бояться не достойно это мужчины, не по-человечески это. Он создал нас и создал нам писания, правила - как жить. Надо соблюдать их, и всё! Страшного в нём нет ничего. Надо только соблюдать. Вот ты, купил сыну машину и отправил ведь сына получать права, а сам нарушаешь основные. Нельзя так. Надо с Ним дружить! Бояться будут те, кому есть чего бояться, - довершил он, ту часть своего разговора, в  довершении которого, повернувшись к подсевшему, задержал свой твёрдый внимательный взгляд. Потом коротко улыбнувшись Саид-Али, лишь морщинами уголков своих старческих глаз, поставил точку;
- Пусть бояться те, кто нарушал их! После этих слов он многозначаще улыбнулся ему и принял свою прежнюю позу.
Мне показалось: он, что-то подсунул ему в смысл того разговора, что нечто больше, чем просто те слова, выбранные им для выражения своих мыслей. Потому, как видел глаза Саид-Али, не выдержавшие его взгляда, отводившие его лицо в сторону, во избежание с ним новой встречи. Не алый румянец и не на щеках его выступили в том признаками, а стыдливое бурое покраснение ушей его, которые приковали моё внимание и в тот же час.
- И о чём ты просишь у Него теперь, когда молишься – место в Раю? - бросил тот вопрос, оставаясь быть отвёрнутым, будто и не с ним разговаривал.
- Где мне место, знает только Он. Всемогущий, Всезнающий! Получу – что заслужу! Уповаю на его милость, – спокойно изрёк Султанбег, возвращаясь к занятию прерванного его сверстником. – Воздаст по заслугам, - улыбаясь, добавил он, уходя к своему прежнему занятию. Острым концом палки – посоха, служивший ему и тростью, продолжал выковыривать камушек с разбитого цементного покрытия двора.
- Тогда, о чём задумался?
- О внуке.
- О каком внуке? Сколько у тебя их и почему ты решил, что я должен теперь гадать – о ком идёт речь? – обиженно, нервно и возмущённо произнёс Саид-Али.
- Да, действительно, семья у меня большая, - остановив свое занятие и поняв, что молчанием своим обидел человека, стал делиться мыслями он. Ты знаешь, семья у меня большая и внуков, дай Аллах им всем здоровья, тоже не мало. Плодовитый у нас род! – улыбнулся он, пытаясь снизить то напряжение. – И среди них есть один, которого я, очень, люблю!
- А что, других не любишь? – продолжал показывать своё чувство обиды тот. - Как можно внуков не любить! – язвить он, пребывая в неблагоприятном состоянии души.
- Дети, внуки, и у тебя есть, Саид-Али! Ты знаешь, о чём я говорю. Не любить их, не возможно! Но признаюсь, одного из них, пусть это будет самым большим моим грехом, я люблю чуточку больше. Не знаю почему! Но, это так!
- Скажешь, тоже! – включил теперь своё непонимание.
- Может быть и потому что выросли все и подались в города? Кто работать, кто учиться? А он, остался здесь!? С нами. Трудолюбивый. Не откажет ни в чём, хоть ночью разбуди съездить куда, в район! И слова против не скажет! Поможет во всём. Одним словом, особенный он от других, уважительный! Было бы не плохо, если бы были все такими, но, пока он один такой. Может, потому и люблю его больше.
 Собеседник не проронил более ни слова во вдумчивых паузах того рассказа Султанбега, в ожиданиях продолжения. Саид-Али, сидел по левую сторону от рассказчика и, потому, немного повернутая голова, к занятию шеста, давали вид того, что обид у него больше нет.
- Нам, с тобой, немного осталось. Я знаю! Мы ровесники, а значит и мыслями не далеки друг от друга. Думаю, ты понимаешь меня.
Саид-Али, согласно кивнул.
- Хочу, что ни будь, сделать ему хорошее!
- А что, до сих пор, не успел? – взялся за своё Саид-Али, вновь выставляя насмешку.
- Тебя ничем не исправить Саид-Али, - без эмоционального внимания, на колкость в том подтексте и призыв к шуткам, спокойно продолжал Султанбег. – Знаю, куда клонишь. Ты, можешь шутить, можешь прикидываться, что не понимаешь, насмехаться. Это твоё право. Но я, хочу поделиться с тобой своими мыслями, посоветоваться. Может быть, это, поможет и тебе?
Саид-Али нахмурил брови.
- Я, много делал своим внукам, и ему в том числе, продолжаю делать, как и ты, - вставил рассказчик туда «сладкое», для Саид-Али. - И дальше, буду! Но есть такое, которое будет лучшим моим подарком для него, для всей его жизни, в дальнейшем. Пока уйду из жизни, хочу сделать ему свой самый дорогой подарок. Он заслуживает того. На память, обо мне! Только, досей поры, не знал – какой.
- Ну, подари ему свой дом! Чего ломать, тут, голову! – поторопив события посоветовал Саид-Али. – Им, только это и надо! Будет жить, и радоваться  жизни с мыслями о том, как обманул напоследок дедушку! Чего долго думать? – добавил он, не скрывая недоумения.
Султанбег, вновь, испытывающе глянул тому в глаза.
- Я пошутил, – быстро попытался исправиться тот. – Ну, если подумать …, хотя чего тут и думать: не разгибая спины, вырасти детей, отдай им всё и дом, потом, в придачу. Всё равно хорошим не станешь…
Суровый взгляд Султанбега, вновь, внесла свою корректировку в его болтливость.
- Дом, и так на нём, и сейчас, и после нашей смерти, он может распоряжаться им как захочет! С собой, мы ни чего не унесём.
- А что ты, ещё можешь ему подарить? Что у тебя, ещё есть? Пойдёшь, под старость банк воровать? С твоим-то возрастом и здоровьем? – не унимался  Саид-Али, пытаясь используя любую глупость в словах, повернуть разговор в шуточное русло.
- Если вспомнишь, мой друг, - без внимания на высказывания собеседника, продолжил осунувшийся с годами человек. Человек, чья голова и сегодня, в летний зной, была закрыта каракулевой старой папахой, из под которого виднелась тонкая полупрозрачная кожа с красными прожилками кровеносных капилляр, лишь местами, плохо скрываемая пучками уже не седыми, не белыми и выцветшими с годами до почти отсутствия в них цвета, и не копной, а пушком, безжизненных волос. – в прошлый год, летом, нашими сельчанами были сыграны пять свадеб. Двух невесток, привезли со старого селения , двое женились на сельчанках и только одну взяли городскую, по любви, как говорят. Тоже, из бывших наших, только выросла в городе.
- И что? – проявил своё нетерпенье Саид-Али. – Ну и пусть. Счастья им! Причём здесь твой любимый внук? Тоже, на «городской» хочешь женить его, чтобы ещё и квартира была у него! Ну, ну!
Султанбег замолчал, коротко покачав головой.
- Не тяни уже, быка за хвост! Говори! Нет так, чего рот открыл?
Султанбег ещё раз посмотрел на него, качнул головой и произнёс с укором;
- Тяжёлый ты человек, Саид-Али! Тебе всё, одно!
- А тебе, не одно? Заладил: «мой внук», «мой внук»! Буд-то у тебя, у одного только и есть внуки!?
- Нет, так я не говорил. Ты спросил: - « О чём задумался …? Расскажи…!»
- Вот, и, расскажи! Чего, внука расхваливаешь? Не знаешь чего уже и придумать? Голову только и морочишь, мне! Совсем мозгов лишился, старый ты хрычь?
Было трудно оставаться безмолвным свидетелем тех необузданных и беспричинных оскорблений в адрес, не могу сказать «беспомощного человека», но прожитыми своими годами он, уже вызывал к себе уважение. Амбиции горского моего воспитания так и вырывались наружу сделать замечание того нетерпению. Моё бессилие гложило мне моё нутро, так как мой возраст не давал мне такого права. Прозвучавшие следующие слова, из уст старца, ошарашили меня и повергли в шок могуществом его дипломатии и запасом терпенья, в нём, хотя он и имел все права; и возрастные, и общественные, и традиционные и воспитательные  - приструнить, того невежу. Мог, по крайней мере, сделать ему замечание но, вместо того…
- Прости Саид-Али, меня! Не было во мне намерений ни сердить тебя, ни занимать твоё время. Хотел поделиться с тобой. Ведь и у тебя есть внуки. Уверен и ты их, любишь! Думал, может, пригодится и тебе!?
Сработало. Саид-Али, делая вид того, что он принял извинения и теперь намерен слушать до конца, присел, в сердцах довольный тем, что его грубость возымело плоды и он, взял-таки, вверх. Султанбег, наблюдавший за ним, скрытно улыбнулся его самодовольству.
- Так, вот! Я тут подумал, провёл анализ так сказать и вот, к чему пришёл! На сегодня, та семья, где невесткой была городская, распалась, не прожив семьёй и месяца. Не понравилась ей, сельская жизнь. Приезжать сюда в гости и выходить сюда замуж – не одно и то же. Она, здесь, увидела только сельскую тяжесть. Не готова она была, к замужеству в селе.
- Да, да! – обрадовано согласился Саид-Али. Наконец-то он, что-то понял. – Работать не хотят. Машину, деньги, одежду красивую хотят, требуют, уже! Условия ставят! Сами работать не умеют. Такие они, городские! Да, да, так оно и есть, знаю! Не могут суп варить, торопятся замуж выскочить, что бы на машине кататься и на муже, – закончил он тем и мысль того, своей догадкой. Султанбег молча, не проронив ни слова, согласно кивая головой делал вид того, что ему интересны доводы Саид-Али. Он, либо дал ему возможность высказаться, что бы потом, дорассказать им начатое, либо это был его урок, тому и того, как надо слушать, пример того, как бы он хотел, что бы слушали его, потому как, интересного и нового в том содержании его, не было ни чего. – И что? Ты, хочешь своему любимому внуку машину, теперь, купить? Что бы, жена не ушла от него – обратился Саид-Али к Султанбегу, вызывая в нём добрую улыбку.
- Да, нет же! Есть у него машина. Хоть и старая, но есть! Только дай мне высказать тебе всё, одним разом и до конца, быстрей всё поймёшь!
Саид-Али промолчал, копчиком почувствовав неловкость. На всякий случай, озираясь по сторонам: не видел ли кто, то замечание, он, приструнивая свою прыть, не довольно пробубнил;
- Ладно, ладно! Говори, - давая согласие. – Медленно, так, рассказываешь, - вставил он и своё замечание, наверное, чтобы не остаться в долгу, -  потому и терпенья нет!
- Торопишься куда? – спросил Султанбег, улыбнувшись старческой усталой улыбкой. – Могу подождать. Делай дела и приходи, там и договорим.
Здесь, мне показалось, он уже сам, стал докучать и домогаться, в конец, вскипевшему сверстнику.
- Мне не надо никуда! - растерялся Саид-Али, - говори, если будешь говорить! Никуда не торопиться он!
- Тут, торопиться нельзя! Я, ещё думаю над этим! – спокойно произнёс он, занимая в очередной раз место рассказчика.
- Над чем ты думаешь, для кого ты думаешь и надо ли думать о них, тебе! Есть у них свои родители, для этого. Пусть они и думают! Тебе какая забота? - без пауз сорвался Саид-Али. – Подумаешь, проблема. Проживут и без твоих думок! Зачем тебе за них беспокоиться. Мы прожили и они проживут, как-нибудь!
- Мне, не надо как-нибудь или с кем-нибудь, мне надо как лучше, с кем лучше! Потому и думаю сейчас, что бы мог посоветовать ему - на ком жениться.
- Ты странным стал Султанбег, каким то!? Я, перестаю тебя понимать. Уж не хочешь ли ты женить его на той девочке городской, что вместе с машиной выпроводили отсюда? – удивлённо спросил Саид-Али. – И что это ты про машины, деньги, квартиры стал разговоры вести. У тебя с головой всё в порядке?
Султанбег заливался весёлым беззвучным смехом, под недоумение Саид-Али.
- Что! Что такого смешного я сказал? Над чем ты смеёшься? У тебя точно умопомрачение, от старости. За внуков он думает!? За себя подумал бы теперь, а не за внуков.
- Странность, не во мне, Саид-Али, - продолжал улыбаться Султанбег. Она, в тебе! В твоей несдержанности, в нетерпении твоём. Голова сединой покрыта, а ведёшь себя как ребёнок. Нет простого терпенья, не можешь выслушать! Ну, куда это годиться, в твоём-то возрасте?
- Причём здесь, теперь и мой возраст? - вскипел Саид-Али, повышая тон.
Султанбег, нахмурившись посмотрел в его сторону. Промолчал. Образовалась пауза. Солнце стояло в зените, потому «припекало». В родившейся тишине, вдалеке тихо звенели сверчки под струнами нарастающей напряжённости.
- Прости меня, Саид-Али, – с чувством сожаления, вдруг и неожиданно, прозвучали опять слова извинения старца, - если чем и обидел тебя. Не было такого желания. Наверное, старость, как ты говоришь, берёт своё! - с сожалением выговорил он, вновь беря всю вину на себя.
Скользнув по нему укором, Саид-Али промолчал, отводя взгляд в сторону, («прощая  ту обиду» и «принимая его извинения» - подумал я, и тогда).
- С той, городской девушкой …, продолжал Султанбег, - ушла, ну … и ушла, Бог с ней! Только я, вот о чём! Из двух семей, где невестами были  наши сельчанки, сегодня сохранилась одна семья. Родили ребёнка, обзавелись хозяйством и продолжают мирно жить.
- И, что …?
-А то, что одна семья распалась! Ушла вторая невеста, к родителям своим. Потом, и дитя загубили, … не родившееся! - добавил он, поднимая указательный палец, будто предостерегал.
- И что? Ты, причину знаешь? – не заставил себя долго ждать Саид-Али, ещё раз пытаясь угадать все мысли, цели и причины того, что затеяно им, рассказчиком. Почему тот полдня должен щекотать ему нервы, играя его любопытством.
- Сегодня, я понял другое, - спокойно продолжал Султанбег свои мысли, не отвлекаясь на вопросы, уставившегося Саид-Али и так, будто советовал. Твёрдо, спокойно, убедительно. - Их причину мне не надо знать. Бог им судья! Я узнал другое! Те, молодые семьи, образовавшиеся с невестками со старого селения, с гор, сохранили себе семьи оба. Ладят, имеют детей и продолжают радоваться жизни. Живя здесь, в селе, среди нас в течении полутора года, где не только нельзя, но и не возможно утаить семейные скандалы, раздоры, недовольства, я ни разу не слышал о таковом, в их семьях. Их жёны всем довольны, всё их устраивает и всё им в радость. Их не надо заставлять, поучать, пристыживать. Это все, им дали их родители и с детства! Там ещё умеют воспитывать девочек как дочерей, как жену, как мать. Нашим, не даёт «цивилизация», как все любят говорить это слово. Пусть и цивилизация, но какая она будет та «цивилизация» без крепкой семьи?
Он замолчал. Отложил посох в сторону, полез в боковой карман штанов и вытащил аккуратно сложенный носовой платок. Развернув его, стал старательно протирать им глаза.
Как ни странно, Саид-Али не перебил его ни разу, даже наоборот, теперь он ждал продолжения доводов, ранее раздражающего его старца. И перечить не приходило ему в голову.
- И, так! Что я хотел сказать, …
- Откуда, мне знать, что тебе хотелось сказать? – вновь, вспыхнул Саид-Али. – Если ты, забываешь то, о чём говоришь, зачем вообще начинать свой рассказ? Да, там все хорошие! И девушки, и родственники и друзья. Здесь, для тебя, одни сплетники живут и женщины не женщины. А сам то, ты кто?
Я был возмущён. Во мне внутри бурлило всё! Эмоции возмущения от его нетерпения и непонимания, держались на ниточке. В это время старец, отставив трость, одной рукой схватился за меня, когда левой вцепился за Саид-Али, откинул голову назад и вновь закатился в беззвучном смехе. Его сильно сжатые веки, беззубый рот и то, как левой рукой он схватил Саид-Али, чтоб не выпасть со скамьи, вызвали и во мне улыбку но, чуть погодя. Я продолжал улыбаться и потом, его внутреннему состоянию.
Саид-Али, от непонятого им стал крутить головой, переводя вопросительный взгляд с меня на него, с него на меня, а то и во двор, где сидело много народу. Он словно, разыскивал кого или что, что могло пройти мимо него, незамеченным им. Не сумев или не успев понять он вскочил, встряхнув с себя того руку, сплюнул под ноги в сердцах и в направление Султанбега обиженно произнёс;
- Ну, конечно!  Кто б смеялся, если бы свои…, - и молча, отторгнуто отошёл в глубь двора.
Старик хотел остановить Саид-Али, но безудержный его смех не дал ему сил это сделать. Потому, насмеявшись вдоволь, он снова достал платок и стал вытирать им уже слёзы, родившиеся в его глазах от радости и пользы того смеха. Потом он сник, долго молчал. Иногда подымал голову и осматривал двор, не найдя там того чего искал, в очередной раз, улыбнулся покачивая головой.
Вновь тишина и заметный зной закружили над головой. Цементное покрытие двора духовкой отдавало тот жар, горячего летнего солнца. В горле першило, хотелось воды. Я встал и собрался сходить попить здесь родниковой воды.
- Я за водой, могу и вам принести.
- Я б, попил, - кивнул он, соглашаясь и посмотрев на меня снизу верх. Его лицо продолжала улыбаться своим воспоминаниям.
… Мы продолжали сидеть, молча занятые каждый своими мыслями. Распирало любопытство того, чем он хотел закончить свой анализ. Поражали мышление его, острота  выводов и глубина тех анализов. Удивило то, как человек не обученный и малой начальной грамоте, не окончивший ни институтов, ни аспирантур додумался до такого. Анализ жизни - в окружающем, в происходившем, и в простом - повседневном.  И тогда, когда как я знаю, сеть государственных институтов по семейным отношениям ломают голову над тем, как сократить распады семей в стране, как сохранить семью, как уменьшить сиротство в стране и т.д.
- «Старый хрычь!», - услышал я в себе, слова возмущения. Ни - «хрычь», а мудрость! - отозвалось другое. Боковым зрением я продолжал изучать его. Поражала его мудрость, во всём.
- «Вот, тебе и Старый хрычь!  Удивил ты,  меня!»,  – думал я.
- Дядя Султанбег! Вы извините, пожалуйста, меня! Сидел рядом и невольно стал свидетелем с самого начала вашего разговора с Саид-Али, - обратился я к нему. У меня время поджимает находиться здесь, но и уезжать не хотелось бы, до конца не поняв вашей мысли, о внуке, о девушках с того, старого селения, о подарке. Либо, я что-то упустил, либо вы не до рассказали, свой рассказ. Да и дяди Саид-Али всё нет и нет.
Он улыбался, щурился и слушал в пол ухо.
- Хотелось бы, собрать всё до кучи, да и интересно вас слушать. Ещё интереснее сам ход ваших мыслей. Что вы хотите сказать, или над чем вы, так усердно думаете?
- Чей будешь? – спросил он поворачиваясь ко мне.
- Ещё раз решишь посмеяться надо мной - обижусь, окончательно! - вмешался голос Саид-Али. – Не только разговаривать, даже здороваться перестану! – бросил он сердито, подсаживаясь к нему.
Не теряя светящейся доброты в улыбке своей, Султанбег, радый ему, смотрел на него, как на шаловливого ребёнка, как на друга которого долго искал. Протянул руку и сказал;
- Не буду смеяться. Обещаю! Хотя, и ты должен мне пообещать, что не будешь меня перебивать, пока я буду говорить. Пойдёт? Вот, держи!- вытянул он к нему свою правую руку.
- Ладно, ладно! Давай, докончи быстрее свой рассказ, чего хотел рассказать. Не начинай по новой, - стал, будто отмахиваться Саид-Али.
- Извини! Извини меня, пожалуйста! Извини, что обидел! Не хотел!
- Мне зачем твои - «хотел!», «не хотел»!? Ты, уже начинаешь. Не делай, так больше и всё тут! Сказал, обижусь!
- Хорошо, друг мой! Хорошо! Не буду. Сядь, пожалуйста, здесь!
- Так-то, - буркнул он не довольно, присаживаясь и сразу идя в атаку;
- Ну, что ты, там, мне хотел сказать? – как ничего и не было, требовательно спросил он.
- Вот, молодому человеку тоже хочется послушать меня. Потому слушай и ты, Саид-Али.
Саид-Али, удивлённо глянул на меня, высунувшись из-за Султанбега. Тот, в свою очередь, тоже повернул лицо в мою сторону, где некоторое время и, молча, изучал моё лицо. Потом, собравшись с мыслями, стал говорить;
- Хочу что бы у моего внука, в будущем, была крепкая семья. Когда он женится, я не знаю! Доживу до того, пока он жениться или нет, тоже! А вот дать хороший совет, думаю не помешает.
Не знаю почему но он, вдруг, замолчал. Не хотелось верить, что это конец. Так коротко, не полно, без внутреннего удовлетворения. Слабо теплилась надежда на то, что он думает и над тем, что ему нам сказать умного, поучительного, нового и т.д. И я, не ошибся!
- Крепкая семья, это не крепкий мужчина, или крепкий дом, построенный из камня. Дом, построить ты из чего угодно можешь, как и то, что можешь и жениться на любой. Дом, где нет крепкого фундамента, либо есть - слабый, то в скором, может стать, что не станет того дома. Так и жена, как фундамент основа семьи. Что такое семья мы познаём потом, с возрастом. Не в молодости. Семья, вопрос серьёзный. Велико в нём его значенье. Тут нельзя шутить! Это судьбы людей. Судьбы и жизни целых родов, поколений. Это, прежде всего судьбы самих молодых, судьбы их детей, родившихся в их торопливой неосознанности выбора. Судьба не заключается деньгами или машинами. Судьба это их дети, род, поколения, готовые рухнут в один миг, лишившись основы. Основой всего и всегда была – мать. Во всём и везде. Мать воспитывает правильную дочь, мать рождает здорового мальчика, мать воспитает умного, правильного и крепкого мужчину, продолжателя и защитника, того рода. Вот, кто есть женщина – невестка, потом жена и мать! Очень важно правильную её выбрать.
Двери моего замкнутого сознания снесло напором потока бурно льющейся информации из уст этого старца. Она, речь та, безграмотного того «Старого хрыча» как мне ранее казалось, вторгалось в меня бурными порогами, крутыми водопадами вымывая и сметая во мне моё самодовольство образованности. Я молчал и думал над тем: где, сколько и какие ВУЗы надо бы было мне ещё закончить, что бы достичь того уровня мышления этого доброго не образованного старца, чьи годы пиками его жизненных лет, как снежные вершины скал, касались небесного свода, где  в сознании его, как под снегом седины, ясным букварём и азбукой жизни теплились мудрость его и ум, в которых так легко и просто складывались целые исторические любовные поэмы, шедевры.
-  Он послушает меня, я знаю. Он, очень, хороший парень! Хочу, что бы в жизни было ему хорошо. И в семье был порядок, и жена его, будущая, горянка, родила ему и вырастила десять таких сыновей, как он! Умирая, буду спокоен за него, за его будущее. У него, не должно быть раздоров, для разводов. Уверен, я там сумею найти для него подходящую невесту, у которой не соломой и деньгами будет забита голова, или машинами. С горянкой девушкой, у него будет крепкая семья! Вот какой последний и самый дорогой подарок я сделаю своему самому любимому внуку, – улыбнулся в довершении Султанбег, видя как внимательно мы слушаем его, с Саид-Али. - Посоветую или даже возможно, сам поеду с ним и выберу или сосватаю ему в жёны, девушку оттуда, дочь какого близкого мне по духу горца, друга или дальнего родственника. Разницы нет! Подкреплю союз молодых ещё и своими старческими родственными или дружескими отношениями. Будут защищены их семейные узы ещё и нашей дружбой старческой, кунакской, надёжной - как и сама прожитая нами, нашими годами жизнь! - добавил он, после образовавшейся некоторой паузы в его оконцовке, ставя точку в своём принятом решении. Расплываясь радушием в старческой улыбке, он весь сиял теплотой и любовью к своему внуку. Той доброты хватало и на нас, окутывала с головой.
- И мне надо сына женить, - произнёс задумчиво Саид-Али, почёсывая затылок. – Надо подумать над тем, кто у меня там есть и кого из кунаков имеются девочки на выданье...? И как ты, это придумал? – выговаривая слова удивлённо уставился Саид-Али на Султанбега.