Дальняя, дальняя поездка

Ю. Костин «Дальняя, дальняя поездка».
«Где-то там, за горизонтом».

Селеночка, послушай меня! Ты это обязательно должна услышать!!
Дверь ещё не успела толком открыться, а импульсивная гостья уже спешила оказаться внутри, тыча перед собой мокрым зонтиком, одна спица которого была бесстыдно обнажена.
Эта история достойна твоего самого пристального изучения, помяни моё слово!
-- Наина Львовна, помилуйте…
Смотрительница музея, буквально ворвавшаяся в эту квартиру и, судя по всему, далеко не в первый уже раз, пребывала в состоянии сильного, если не добавить – исступлённого возбуждения. Она едва не снесла зонтиком вычурный японский фонарик – лампион, сработанный из настоящей рисовой бумаги, матово светящийся из-за находящейся внутри крошечной плоской свечки. Чтобы предотвратить скорые неминуемые разрушения, хозяйка почти что силой забрала злополучный зонтик  из рук гостьи.
Хозяйка, госпожа Селена, стройная молодая особа в очках тонкой оправы, со сложной вычурной причёской, составными компонентами которой были черепаховые гребешки и длинные деревянные спицы, облачённая в длинный пеньюар нежной розовой расцветки, по поверхности которого  п о р х а л и   бабочки, нарисованные с такой степенью достоверности, что казались живыми, нахмурилась, приподняв остренький кончик носика.
Я не узнаю вас, уважаемая Наина Львовна.
Ха-ха, -- ответила Блаватская, промчавшись мимо остолбеневшей хозяйки.
Войдём же следом за этими женщинами, составляющими пару, настолько контрастную, насколько это можно себе представить. Судите сами. Одна была преклонных лет, если не сказать – стара, хотя в данном случае не было таких выраженных признаков, как согбённая спина, седина или небрежность в одежде. Отнюдь. Гостья была одета в костюм серо- голубой шерсти, с окантовкой по рукавам и вороту из жёлтого галуна, а шляпкой могла бы гордиться и модница помоложе. Другая, то бишь хозяйка квартиры, выглядела юной, хотя, если приглядеться, можно было заметить, что она не новичок в этой жизни. Лицо её было  т р о н у т о   средствами косметических ухищрений, коими столь искусно управляются некоторые представительницы слабой половины человечества. Хозяйка умудрялась выглядеть достаточно прекрасно в любой миг, словно ожидала прихода гостей, которые, надо отметить, и в самом деле, в этом доме появлялись и, чаще всего, без заранее обусловленного приглашения.
Как, к примеру, в данном случае.
Дело в том, что госпожа Селена решала проблемы весьма деликатного характера и этими решениями наполняла свою жизнь  с м ы с л о м  и содержанием в различных толкованиях данного выражения. Не будем более томить любопытство нашего читателя и отправимся следом за героинями этого весьма занимательного рассказа.
Квартира госпожи Селены представляла собой салон, точнее представляла частично. Собственно говоря, тем салоном была лишь гостиная комната, где хозяйка принимала страждущих, вся же остальная площадь квартиры была запретной территорией, куда даже автор этих строк редко дозволяет себе заглядывать, а если и проникает туда, то лишь на мгновение и то для того, чтобы наполнить чашу любопытства самого настырного из читателей. И не более того.
Итак, салон – гостиная была той частицей непознанного, с какой сталкивался каждый, кого нужда заставляла переступить порог сего замечательного пристанища и – соответственно – была заполнена предметами необычными и интригующими.
Стены комнаты были закрыты тканью, или обоями, искусно выполненными «под ткань» в особый рисунок, который создавал ощущение удвоенности пространства. Несколько высоких узких зеркал были расставлены таким особым образом, что усиливали тот эффект дополнительного объёма, а если принять в расчёт ещё и освещение, сработанное под старину, то надо ли удивляться, что гости полностью доверялись хозяйке, как адепту неких тайных знаний и возможностей, посредством которых можно выполнить то, перед чем пасуют другие.
Посередине гостиной находился большой квадратный стол, покрытый тёмной скатертью. По центру стола находился магический шар, наполненный искристым туманом, который временами как бы самопроизвольно приходил в движение, а порой оседал и тогда шар делался прозрачным и преломлял, отражая, всю комнату, преображая её в нечто совсем уж фантасмагоричное.
За столом высился спинкой старинный стул с подлокотниками, похожий своей  с т а т ь ю  на трон. Обычно там устраивалась хозяйка, госпожа Селена, и царственно выслушивала сбивчивые речи очередного «гостя», чтобы вынести свой вердикт.
Возле дверей стояло … дерево, точнее – часть ствола, устроенного таким хитрым образом, что казалось, будто дерево «вросло» в стену и торчит сейчас оттуда одним боком, как есть, с ветками, корой, хвоей. На самой большой ветке той сосны даже устроился лунь, небольшая сова, проводившая день в дремотном оцепенении.
На самом деле это было чучело, приспособленное здесь в качестве дверного звонка, но только вместо надоедливых трелей эта «птица»  п р о с ы п а л а с ь , когда снаружи давили на кнопку звонка, открывала светящиеся жёлтым светом глаза, поднимала крылья, разевала крючковатый клюв и скрипуче кричала столько раз, сколько было нажатий на кнопку сигнала. Поверьте, это было весьма запоминающееся зрелище.
Ещё в комнате был старинный шкаф с собранием книг в тяжёлых кожаных переплётах. Здесь же имелся встроенный бар с винотекой, обычно закрытый от посторонних любопытствующих взглядов. К столу были придвинуты обычный стандартный стул и парочка мягких пуфиков, обтянутых жёлтой парчой, с кистями по углам.
Из стиля старины выбивался телевизор с плоским экраном, стоявший в прогале между книжным шкафом и секретером- баром. Правда его иногда  закрывала лёгкая ширма с изображением танцующих журавлей, и тогда комната становилась настоящим вместилищем прошлых веков, тоннелем, уходящим в глубины времени. Впрочем, эту кажущуюся идиллию разрушали посетители, не чурающиеся стиля «модерн».
Блаватская вошла в гостиную и направилась было к столу, но вдруг изменила направление движения и оказалась рядом с секретером.
Селеночка, я, конечно, дико извиняюсь, за своё бесцеремонное вторжение… и вообще…
--Я вас слушаю, Наина Львовна.
Хозяйка бесшумно пересекла гостиную и встала рядом со своим «троном».
--Чаю? Кофе?
Ещё раз извиняюсь, -- сложила перед собой ладони гостья, -- но в этот раз я бы попросила рюмочку коньяку… Мне надо сосредоточиться. Да ты не волнуйся, девочка моя, я сама.
      Блаватская попыталась открыть дверцу, но та не поддавалась. Рванув бронзовую ручку один раз, другой, гостья растерялась и оглянулась в сторону хозяйки. Та едва заметно улыбнулась, сидя в своём кресле. Вот она шевельнула пальцами и дверцы серванта, с музыкальным перезвоном невидимых колокольчиков, распахнулись сами , открывая подсвеченный ряд разнокалиберных бутылок.
      -- Ну, ты, моя кудесница, -- улыбнулась пожилая хранительница музейных редкостей, -- к тебе невозможно привыкнуть.
      Она достала початую бутылку армянского коньяка «Арагви», подхватила бокал и вернулась к столу. Позади опять зазвенели колокольчики. Блаватская невольно оглянулась. Секретер был вновь глухо закрыт.
      -- Ага… Понятно…
     Госпожа Селена наблюдала со своего «царственного» стула, как гостья чуть суетливо налила в пузатенький бокал немного янтарного цвета коньяка, как почти машинально взболтнула его и лихо, одним глотком, выпила, как снова налила на донышко, понюхала и поставила рядом с собой. Всё это время она едва заметно улыбалась. Или делала вид, что улыбается.
      Наконец Блаватская откинулась на спинку своего стула и посмотрела на хозяйку сквозь линзы очков в толстой черепаховой оправе. Она вздохнула и начала объяснения.
       -- Итак… я ещё раз извиняюсь. Может я пришла и не вовремя… без приглашения, так сказать, но…
      -- Помилуйте, Наина Львовна, -- любезно прервала её хозяйка, хотя в голосе её «звенели льдинки». – Мы ведь условились, что имеете право… в любое нужное вам время… и так далее. Словом, я вас внимательно слушаю.
       -- Замечательно, -- «взбрыкнулась» гостья. – Хотела бы я быть такой же спокойной. Замечательно. Но… -- она вовремя остановилась и подняла палец, -- я всё-таки продолжу.
       Блаватская немного поёрзала, устраиваясь поудобнее, и начала свой рассказ.
        -- Дело в том, что моя внучка, Оленька, я показывала как-то тебе её фотокарточку, любезная моя, родила мне правнука. Господи ты боже мой!
       -- Поздравляю, -- вставила реплику Селена.
       -- Она меня поздравляет, -- всплеснула руками хранительница. – Она меня поздравляет! Милочка моя, ты себе это ещё не представляешь. Рождённый тобой ребёнок, он воплощает собой все те куклы, которые ты баюкала в детстве и нянькалась с ними. Ты себе ещё до конца не веришь, что стала матерью, а потом на тебя сваливается столько забот, которые для тебя в новинку… Хорошо, если тебя опекают родственники, это ещё повезло. Нет, так это пусть сладкая,  с в о я , но каторга, выбивающая тебя, и надолго, из привычной колеи… Но это я так. Не в этом дело. Другое дело – внуки. Вот только тогда ты понимаешь по-настоящему радости материнства, которые как бы омолаживают и тебя тоже, и ты заново возвращаешься в детские годы, переживаешь наново многие приятные моменты, которые связывают тебя, подумать только – до сих пор, со светлой порой собственного детства. И совсем иное – правнуки. В этих «комочках» сконцентрировалось само время и ты наконец понимаешь, что жила все эти годы – не зря! Это и есть то, что называют бессмертием. Ты меня понимаешь, девочка моя?
        -- Надеюсь, что да, но…
       -- Но? – переспросила Блаватская.
      -- Но ваша предистория немного затянулась. Итак, начнём сначала. У вас народился правнук и вы …
       -- Ах да. Я отправилась к Оленьке. Она уже дома с Тарасиком и самое время, по моему разумению, нам с ними повидаться. Конечно, эта ужасная погода, промозглая слякоть, которая отдаётся в костях ломотой, но ведь это именно то, что убедительно доказывает старикам, что они ещё живы. Ха-ха?
      -- Ха-ха. Продолжайте.
      -- Итак, я приготовила пакет с разными вкусностями для Олечки, с учётом того, что кое-что перепадёт Тарасику посредством молодой мамаши. Витамины, то-сё. И ещё один момент…
       -- Какой же? – спросила хозяйка, выждав паузу, чтобы подтолкнуть задумавшуюся гостью к продолжению рассказа. Та глотнула ещё «Арагви» и пожала плечами.
       -- Видишь ли, деточка моя, к старости по большей своей части люди тяготеют к сентиментальности и даже – суевериям. Молодёжь, увлечённая комсомольским задором, атеистична и максималистична, но к старости, так или иначе, тянется к Богу или к чему-то ещё более древнему, становится ближе к Природе и к тому, что является сутью Природы и стоит  з а  Ней…
       -- Поясните, пожалуйста.
      -- Это я так, размышляю вслух. Дело в том… в том… господи, ты будешь смеяться, девочка моя, но я решила сделать… оберег.
      -- Почему это я должна смеяться?
      -- Но это же из категории забытых древностей. Но наши предки были мудры и владели чем-то, что ныне тщательно вымарано из нашей истории. Русской православной церковью… или ещё кем… не важно. Важно другое. Что юное создание привлекает некие тёмные силы своей беспомощностью и чистотой. В детях ведь заключена частица Бога, которая потом расцветает в дар таланта либо затухает в серых буднях повседневной рутины. Наши предки использовали обереги, такие амулеты в виде куколок, вышивок, разного рода безделиц, которые выполняли – хорошо ли, плохо ли – некую защитную функцию. Я чувствую, что тебе это кажется забавным…
        -- Ни в коей мере, дорогая Наина Львовна, -- прервала нескладную затянувшуюся тираду гостьи хозяйка и тут же постаралась перевести разговор в основное  р у с л о  темы. – Я сама могла бы поведать вам конкретные примеры, но лучше продолжайте. Вы решили одарить Тарасика неким оберегом…
      -- Да-да. Ничего другого в голову мне не пришло, как сделать ажурную вышитую салфеточку, чтобы положить её рядом с малышом, или пришить к одеяльцу, в котором, как в коконе, его будут выносить на прогулку.
       В стародавние времена символика имела большое значение. Помнишь, завершия деревенских изб называли «коньками»? У наших современников коньки ассоциируются с катком и приятным времяпрепровождением, а тогда старательно вытёсывали лошадиную голову и укрепляли её на крыше. Как известно, по верованиям славян, лошадь сиречь символ добра, счастья, всяческого блага. Частенько вместо лошадиной головы изображали петуха. Это для защиты от порождений тьмы. После утренней петушиной переклички ночь отступает, а вместе с ней и всяческие страхи, от нечисти и до бытовых несчастий, таких, как пожары. Элементы оберегов вышивали в одежде, рисовали на посуде, чеканили на оружии и предметах обихода. Вот и я решила изобразить для Тарасика лошадку и скоренько, крючком, набрала нечто похожее, но потом, уже собравшейся, мне в голову  с т у к н у л о  вышить ещё и птичку – лебёдушку или уточку, там же, для дополнительного, так сказать, воздействия. Для бабкиного спокойствия.
       -- То есть вы разделись и продолжили вышивку.
       -- Этого нельзя было делать. Если ты собралась, тем более с оберегом разоболочаться уже нельзя, потому как сила обережная уйдёт. Я решила поступить по другому – взять с собой ниток и доделать вышивку походя, то есть в автобусе.
       -- В автобусе?
       -- Ну да. Мы, бабки, это делаем  л е г к о . Я тебя уверяю, деточка моя, к преклонным годам и ты постигнешь это умение, когда руки как бы сами собой выполняют работу, когда сознание пребывает в состоянии сонного недоумения.
       -- Даже так? Продолжайте.
       -- Я сложила гостинцы, недоконченное рукоделие и ещё кое-какие безделицы в плетёную кошёлку и вышла из дому. Ты ведь помнишь, что я живу на Театральной площади, в хорошем доме, в полногабаритной квартире…
       -- Да-да, продолжайте, пожалуйста.
       -- Как я уже говорила, погода на сегодняшний день выдалась пресквернейшая – моросило со всех сторон, временами пронзительно дуло, беременные грозой тучи нависали над самой головой. Казалось, что троллейбусы своими  р о г а м и  подпитываются не от мокрых контактных проводов, а прямо от перунова небесного электричества.
       -- Интересное сравнение.
       -- Это так, пришло в голову. Я дождалась нужного мне автобуса четвёртого маршрута и протиснулась в дверцы.
       -- Много было народу?
       -- Да нет. Не как обычно. В этот выходной день редко кто решился  покинуть свой дом без насущной проблемы. Такой, как у меня, к примеру. Должно быть, все отсиживались по домам. Редкие упрямцы решались отправиться в путь- дорогу. Но такие были, и предостаточно. Больше половины мест в автобусе было занято. Я бросила в кассу монетку и оторвала билетик, а потом заняла место в продавленном кресле, достала салфетку, крючок и мысленно составила рисунок летящего над конём гуся. Или утки.
       -- Или лебедя. Помнится, в русских сказках гуси- лебеди Бабе Яге прислуживали.
       -- Баба Яга, милочка моя, это скорей знахарка- травница, чем сказочный злодей. Просто в силу своего возраста т отдалённого местожительства она попала в немилость тогдашнего общественного мнения, так как не желала в условия посадской цивилизации, за что и подвергалась гонениям со стороны церковно- клерикальных кругов. Зато с Природой она жила в полной гармонии, и та отвечала ей полной взаимностью, и гуси- лебеди, как часть той Природы, тоже. А ведь это многое значит, если задуматься.
       -- Если задумываться, то многому можно найти объяснения.
       -- Вот именно, но я продолжаю. Усевшись, я достала из кошёлки салфетку и начала вышивать уточку. Самое сложное в этом деле, это начало. Надо высчитать пропорции будущего рисунка, чтобы не нарушать границ экспозиции, ну и так далее. Я сосредоточила всё внимание на работе, орудуя крючком. Слева и справа сидели другие пассажиры. По большей своей части они дремали. По случаю непогоды все были одеты в пальто или утеплённые глухие дождевики. Но в автобусе было на диво тепло и это действовало очень даже расслабляющее. Тепло, покачивание во время движения усыпляли граждан. Я сосредоточилась на вязании узора, но, пройдя несколько рядов, начала клевать носом. Перед глазами всё поплыло. И тут в лицо мне попал яркий солнечный луч.
        -- В такой промозглый день?
        -- Вот именно, моя деточка. Я подняла голову и выглянула в окно. Первое, что я увидела, была большая пальма, склонившаяся навстречу нашему автобусу, и рекламный щит «Кока- Колы». Я решила, что заснула, и, чтобы проснуться, встала, подхватила свою кошёлку и… вышла из автобуса, который остановился у рекламного щита, где имелась табличка с надписью «БАС» . На английском, представь себе, языке.
        За моей спиной скрипнули, захлопываясь, двери и автобус спокойно укатил дальше по широкой асфальтированной дороге. Я обалдела и на трясущихся ногах, кое- как, добралась до ближайшей скамеечки с вычурно изогнутой спинкой. Там сидел темнокожий мужчина в яркой футболке и цедил что-то из жестяной баночки. Увидав меня, он осклабился и что-то сказал мне. Вообще-то я знаю языки. Английский, французский, немецкий, немного латынь и даже греческий. О т р ы ж к а , так сказать, старорежимного классического образования. Язык я знаю, но того человека я не поняла. Он изъяснялся на каком-то чудовищном диалекте, перенасыщенном специфическими идеоматическими терминами. Может это была ругань, но, к счастью, её содержание прошло мимо моих ушей, слышавших воистину ужасные вещи, правда, в давно прошедшие послевоенные времена.
         -- Извините меня, Наина Львовна, -- хозяйка подалась вперёд  и облокотилась о стол, -- или я чего-то не поняла, или всё вами сказанное слишком необычно.
        -- Вот именно, сокровище моё, -- запела старуха, -- вот именно! Потому я к тебе и пришла, чтобы выслушать твои комментарии к моему рассказу. До настоящего времени они на меня действовали успокоительно, не хуже валерианы. Надеюсь, и на этот раз ты меня вернёшь обратно в действительность.
        Блаватская решительно наполнила бокал коньяком и сделала пару глотков, цокнула одобрительно языком и продолжила:
        -- У меня тогда голова пошла кругом. Представляешь, попасть из слякотной непогоды сразу в условия субтропического курорта. Пальмы, негры, кока-кола.
        -- С ума сойти…
        -- Вот именно. И я о том же. Пальто своё я расстегнула, а потом и вовсе сняла. Признаться, очень жарко было. Я слегка вспотела. Тот негр, в цветной футболке, допил своё пиво, смял банку и запустил ею по рекламному стенду, а потом куда-то удалился, освободив для меня всю площадь скамейки, где я тут же устроилась. А куда мне ещё было податься? Некуда. Уселась я, пальто своё свёрнутое рядом положила и пригорюнилась. Или я окончательно «тронулась» или случилось ещё что-то похуже. Но вот что?! Глаза говорили одно, жизненный опыт утверждал обратное.
       -- И что же вы сделали? – не удержалась от вопроса хозяйка квартиры.
       -- Схватилась, деточка моя, за оберег. А что мне ещё оставалось? Молитву вот вспомнила.  « Отче наш». Сижу, бормочу и крючком вязальным шурую. Думаю, вышью вот уточку, что-то и наладится. А потом ко мне человек подсел.
      -- Какой человек? Тот самый негр?
      -- Сначала и я так решила и нахмурилась. Вдруг, думаю, он меня прогонять станет. Может, он бездомный бродяга и живёт здесь, на этой самой скамеечке, но ведь у меня и этого нет. А идти прочь отсюда, да при такой жаре, да под палящим солнцем мне уж как не хотелось. К тому же думалось, что вдруг всё наладится да я обратно к нам вернусь. Пусть здесь и дождь, и холод, и слякоть, и с продуктами не всё в порядке, но ведь здесь дом мой, дети, внуки, Тарасик, которому я эту салфеточку вот готовила. И решила я, что будь что будет, но оберег я таки до ума доведу. И плету себе, и по сторонам уже ничего не замечаю. И тогда он, тот, кто рядом присел, ко мне обратился.
        -- Негр?
       -- Да при чём здесь тот негр?! Ушёл он тогда и больше мне уже не встречался. А этот уже был другой, белый, интеллигентного вида, представился Ури Герцем. Сказал, что изучает историю, этнографию и вообще работает при музее. Я так обрадовалась. Можно сказать. Очутилась незнамо где, а тут мне коллега встретился. Может, подумалось, подскажет чего дельного?
       -- И как, подсказал?
      Госпожа Селена улыбнулась. Похоже было, что её эта история забавляла, казалась сказкой, какими  п о д ч у ю т  доверчивых малышей.
       -- Да. Кое что. Оказалась я не где-нибудь, а в славном городе Атланте, что в штате Джорджия, родине известного проповедника Матера Лютера Кинга. Что неподалёку раскинулся парк Пидмонт, зелёная зона в центральной части города, а если проехать на автобусе дальше, то можно будет посмотреть циклораму, титаническое панорамное сооружение, увековечившее финал знаменитого сражения 1 сентября 1864 года, когда отряды северян под командованием генерала Уильяма Текумсе  Шермана захватили важнейший опорный пункт Конфедерации на Атлантической трансконтинентальной железной дороге, преодолев сопротивление войск генерала южан, Джозефа Джонстона. Собственно говоря, и название своё Атланта получила в честь той самой магистрали.
       Наверное, этот учтивый американец, коллега – историк, посчитал меня провинциалкой, выбравшейся сюда, чтобы обогатиться некоторыми фактами из прошлого этой великой страны. Я решила подыграть ему и призналась, вспомнив полузабытые практикумы в общении с иностранцами, что отстала от своей группы и вот сейчас размышляю, как быть дальше.
       Этот самый мистер Герц заметно оживился и вдруг спросил меня, не из посёлка ли я Форт Хоуп, что затерялся в стране лесов и озёр, которая именуется канадской провинцией Онтарио? Я сделала вид, что удивлена и даже поражена. Мол, как это возможно определить такое? Тогда этот американец весь расцвёл и на правах почти что знакомого поведал мне, что участвовал в этнографической экспедиции по канадским территориям, где познакомился с выходцами из России, живущими там общинами- коммунами с упором в религиозную составляющую. Они именуют себя староверами, истинными христианами и т. д. Этот самый Герц успел сдружиться с кем-то из того захолустного городишки и даже наладил с ними переписку, обмениваясь сувенирами из разряда этнических особенностей. Должно быть, он рассказывал интереснейшие вещи и, для убедительности, помогал себе суетливой жестикуляцией. Речь его всё убыстрялась и я скоро почти что потеряла  н и т ь  его речи. На слух выхватывались отдельные слова и выражения, из которых можно было понять, что он восхищён умением членов общины сохранять целостность своей цивилизации. Да-да. Он выразился именно так, выспренно – цивилизации.
        Госпожа Селена сверкнула короткой зелёной  м о л н и е й  глаз, спрятавшихся за радужными линзами очков, но гостья заметила этот взгляд и растолковала его по своему.
        -- Ну что я могла сделать, девочка моя, в чужом городе, да ещё в таком положении? Хотя, если признаться, я даже испытала некоторую гордость за своих соотечественников. По видимому, с точки зрения среднестатистического североамериканца, неумение или нежелание вписываться в мир демократии, небоскрёбов, высоких технологий и товарного изобилия есть доказательство недалёкости и варварства, но только этот вот человек сумел разглядеть  и н у ю  сторону социоадаптации этногруппы.
        Тем временем мой американец догадался, что я уже не слежу за его речью и остановился. Не зная, что делать, я вернулась к вышивке, благо, что оставалось выполнить несколько стежков, что и сделала. После чего подняла вышитую салфетку, любуясь изготовленным мною узором, а вместе со мною любовался и этот самый Герц, о чём он мне тут же на своём языке и поведал…
       -- Это хорошо, уважаемая Наина Львовна, -- легонько шлёпнула по столу кулачком хозяйка, -- это всё великолепно. Но вы-то ведь здесь и ваше пальто, даже если оно высохло под атлантическим жарким солнцем, вновь пропиталось нашей влагой. Каким же образом, объясните мне, вы очутились здесь? Скажите, и я отвечу вам всё и с массой подробностей.
       -- Имейте терпение, дитя моё, -- губы старухи, подведённые пунцовой помадой, поджались и почти что исчезли вовсе, но это продолжалось не более мгновения, а потом те же самые губы изогнулись в улыбке. – А ведь ты права. Всё хорошо то, что заканчивается в нашу пользу. Я вернулась домой и, хотя не побывала сегодня у Оленьки и не пощекатала Тарасику животик, но всё же вот она я, какая вся здесь, а правнука увижу в ближайшее же время и вышью ему обязательно новую салфетку с оберегами, лучше прежней.
        -- А старая куда подевалась? – поинтересовалась Селена, думая о чём-то своём.
        -- Она понравилась тому янки, Ури Герцу, и я, со своей широкой славянской душой, конечно же его ею одарила. На добрую, знаешь ли, память о староверах из Форта Хоуп. Ха-ха.
       -- Уж вам здесь виднее. Но как же вернулись вы?
       -- Представь себе, на автобусе. На том же самом банальном автобусе  четвёртого маршрута. Он возвращался обратно. Я успела его заметить в последний момент, распрощалась со своим новым знакомым, подхватила пальто, кошёлку, перебежала улицу едва ли не под колёсами стремительных импортных авто и вскочила на  с в о ю  подножку. Дверца за мной захлопнулась. На подгибающихся ногах я добралась до того места, где не так давно сидела и опустилась, нет, рухнула на него. Моего появления из солнечного зарубежного  и з в н е  никто не заметил. Все соседствующие пассажиры дремали, расслабленные от работающей печки. В конце салона кто-то сидел, уткнувшись в книжку. Может быть даже спал водитель, действуя «на автопилоте». Автобус дёрнулся и поехал. Мне сделалось жутко до одури, по спине струился холодный пот, я зажмурила глаза и вцепилась обеими руками в поручень так, что меня в тот момент нельзя было оторвать от него никакими силами. Так я и ехала дальше. Скоро вокруг меня закопошились. Лишь после этого я решилась взглянуть в окошко. Открыла один глаз, второй. Всё было привычным до банальности. Опять Театральная площадь, чугунная оградка, выкрашенная в чёрный цвет, скамейки, залепленные опавшей листвой, чаша фонтана с облупившейся краской. И серые спины выходивших людей. Вышла и я, но лишь для того, чтобы отправиться прямо сюда. Я рассказала всё и теперь жду объяснений… что же со мной произошло?
         Госпожа Селена молчала и разглядывала собеседницу сквозь радужные линзы очков.
        -- Если ты думаешь, -- сказала Блаватская, трагично закатив глаза и повысив голос, -- что я окончательно выжила с ума, то вызывай карету «Скорой помощи» с бригадой врачей из Ганино, но знай, что я ощущаю себя абсолютно здоровым человеком, каким можно быть в моём, напомню, почтенном возрасте.
         -- Нет, уважаемая Наина Львовна, -- улыбнулась хозяйка квартиры, -- речь об этом не пойдёт. Я всего лишь «перевариваю»  услышанную информацию и у меня уже имеется возможная версия.
        -- Я с огромным нетерпением выслушаю тебя, моя дорогая подруга. Хоть ты и молода, завидно молода, но я тебе доверяю.
        -- Отрадно слышать. Итак, вы поведали мне действительно необычную историю, но так ли она фантастична, чтобы отправляться на лечение в соответствующего профиля диспансер? Отнюдь. Подобные происшествия не такая уж редкость. То есть они периодически происходят и даже кое-что зафиксировано официально, хотя и не акцентируется. Так что можете оставить свои сомнения, если они всё же где-то задействованы.
         -- Уж за это спасибо, но продолжай, моя красавица. У меня возвращается интерес к жизни, пусть даже и с такой стороны.
       Это заявление было подкреплено ещё одним добрым глотком «Арагви».
       -- Пожалуй, первой литературной записью о подобном происшествии является рассказ о путешествиях греческого героя Одиссея, одного из самых известных участников войны с Троей.
        -- Но это же не более, чем легенды, -- не удержалась Блаватская.
       -- Когда-то и в существование Трои никто не верил, -- саркастически улыбнулась госпожа Селена, сверкнув глазами, -- но когда Генрих Шлиман раскопал Трою, руководствуясь подробными стихами Гомера, хор скептиков заметно поуменьшился. Если большая часть стихов Гомера относительно войны оказалась правдой, то почему всё остальное должно быть обязательно вымыслом?
        -- Но там же такое нагромаждение фантасмагорий…
       -- Не судите, уважаемая Наина Львовна, да не судимы будете. Не далее получаса назад вы тоже глаголили речи, в которые мало бы кто поверил.
        -- Твоя правда, моя юная подруга.
То-то же. Вы лучше послушайте, потом у вас будет время высказаться. Если опустить метафоры и гиперболы, греческий поэт и историк говорил, что после окончания затянувшейся войны Одиссей со своими людьми отправился домой, но попал в шторм, который унёс его корабли невость в какую даль. Теперь представьте себе , корабль ведь не щепка, а буря – это стихия, которая действует разрушительно. То есть корабль со всей своей парусной оснасткой разрушается во время морской бури в той или иной степени, но  з д е с ь  наблюдалось именно чудесное перемещение  за многие сотни километров и возвращение заняло у Одиссея не один год пути. Если бы нашёлся какой педант вроде Шлимана и принялся бы штудировать тексты, то он неминуемо пришёл бы к выводу, что корабли Одиссея действительно попали в полосу непогоды, вроде вашей сегодняшней, а затем с ними случился гиперпространственный прыжок, или телепортация. Не буду останавливаться на других моментах, это усложнит нас и запутает. Вот этот кусочек. Потом он был приведён в соответствие  поэтических традиций того времени и получился очередной эпический миф из жизни богов и героев.
         -- Звучит довольно убедительно, но всё же…
        -- Хорошо, -- прервала Блаватскую  нетерпеливым жестом хозяйка квартиры, -- возьмём пример поближе. Каждому школьнику известно, что Америку открыл Колумб, который искал западный путь к Индии. Но едва ли не за четыре столетия до Колумба, с его архаичными бригантинами, в Америке уже побывали викинги, устроили там несколько колоний. Но не прижились на западном континенте по причине своей малочисленности и стремлению жить за счёт разбойного промысла. Надо знать, что в ту пору в Америке, в её северной части, поживиться было, можно сказать, нечем, а создавать на пустом месте цивилизацию профессиональным воинам, да ещё с таким анархическим нравом, не больно то и хотелось. Считается, что первым до новых земель , названных норманнами Винландом, или Страной винограда, добрался Бьярни Херьольвссон со своими людьми. Это не более чем хвастливое преувеличение. Херьольвссон лишь приписал это себе. На самом деле это был Олаф Счастливый, человек Наддодра.
        -- А это ещё что за фрукт?
        -- Фрукт ещё тот. Наддодр  был младшим сыном ярла Бергена и, по тогдашним обычаям, был лишён права наследования. Тогда он собрал самых лихих людей с побережья Норвегии и Швеции и устроил ряд доблестных походов по окрестностям владений своего славного родителя. Доблестные походы, как вы сами понимаете, оказались не более чем серией грабежей и вызвало, естественно, гнев населения, которое вскорести организовало ополчение, чтобы поквитаться с пиратами. Видать те всем здорово насолили, ибо теперь у пиратов земля горела под ногами. Им пришлось убраться подальше. Наддодр и раньше слышал о земле Туле, где обитали остатки кельтского племени, бежавшего от римского легиона, который завоевал Альбион. Они нашли там убежище и тихо жили там, век за веком, пока их не обнаружили попавшие в шторм викинги, которых буря унесла в океан и которые едва не разбились о прибрежные скалы кельтского Туле, или Снееландии (Снежной земли), которую позднее назвали по другому – Исландия (Ледяная земля). Вот здесь и решил отсидеться Наддодр.
          Олаф Свайерссон  был его правой рукой и не раз прикрывал спину вожака во время сражений, но скучная жизнь на острове привела к тому, что в команде начались разногласия и драки, которым пираты предавались с большим увлечением. Кончилось всё тем, что Олаф со своими сторонниками заняли один из драккаров и вышли в море. Наддодр попытался было преследовать своего соперника, но на море началось волнение, что остудило пыл горячих норманнских парней и они вернулись обратно. А беглецы пропали. Сначала их проклинали, но потом вспомнили общие пиры, походы и скоро справили по своим товарищам тризну.
         А через два года Олаф вернулся  и рассказал, что нашёл далеко за полярными морями землю, пригодную для обитания. Ему бы не поверили, но он привёз с собой пару туземцев, не похожих на местных обитателей, а также многочисленные шкуры зверей, какие не водились ни на одном ближайшем острове. Олаф рассказывал, что буря  з а б р о с и л а  его в ледяную даль, где плавали горы, состоящие изо льда и где они едва не погибли. Но убитый кит  пополнил скудные запасы продовольствия. Это когда они уже возвращались. Тогда Олаф и получил прозвище «Счастливый», но его хвастливые речи задели за живое предводителя и он во время очередного пира погрузил кинжал в грудь своего «счастливого» помощника, обвинив того в предательстве и намерении занять место вождя. Должно быть, так и было, потому что люди Олафа не стали пререкаться и пытаться отомстить за своего командира.
       -- Подожди, девочка моя, -- взмолилась Блаватская, -- но при чём здесь эти рогатоголовые пираты? Где связь с моим случаем?
      -- Ну, как же, уважаемая Наина Львовна? Драккары, на которых они плавали преимущественно вдоль побережья, совершая каботажные вылазки, имели осадку в сорок сантиметров. Надо ли говорить, что на таких кораблях пересечь океан невозможно. Этот Олаф был телепортирован , но обратно он всё же умудрился добраться сам, оправдав полностью своё новое прозвище, с остановками на попутных островах. Так был проложен путь до Винланда, который был впоследствии благополучно забыт, а гарнизоны нескольких крепостей вырезаны аборигенами, уставшими от постоянных набегов и насилия чрезмерно воинственных чужаков. Славу первопроходца Олафа Счастливого приписал себе Наддодр, но и его, в свою очередь, обошёл тот Бьярни Херьвльссон, имевший влиятельных друзей в свите конунга.
         -- Всё это весьма спорно и сомнительно.
         -- Я бы так не говорила. Лучше продолжим рассмотр аналогичных  с л у ч а е в . Английская колония Роаноке , заложенная в 1587 году на острове Вирджиния. Возглавлял её некий Джон Уайт, предприимчивый господин, связанный с торговым домом Лоусона  в Лондоне. Он подрядился выращивать сассафрас. Это такое дерево, вроде кедра, из коры, плодов и древесины которого добывают ряд полезных субстанций, начиная от заготовок для лекарств и заканчивая эфирными маслами, что довольно выгодно. Уайт планировал получить крупный барыш от своих операций и развернулся довольно широко, для чего привлёк дополнительных людей, но получилось так, что запасов для зимовки привезли мало и он отправился на корабле в Англию для дополнительного завоза ресурсов, материала и людей, но, на его беду, началась война с Испанией и пришлось задержаться на долгих два года, пока не изгнали из атлантических вод жадных испанских рейдеров. Уайт отправился в Америку. По его расчётам, колонисты должны были выжить, ценой жесточайшей экономии, лишений, пусть даже ослабеть от голода и прекратить работу, но выжить. Всё-таки они завезли достаточно средств, просто попутно дело было решено расширить, а тут такая  о к а з и я . И ещё – в колонии Роаноке оставалась семья дочери Уайта, где как раз народилась внучка предпринимателя, что гарантировало его скорое возвращение. И оно таки состоялось, пусть и не такое скорое. Вот только колония была пуста. Не осталось ни одного человека. Выстроенные дома стояли пустыми. На маленькой пристани не было лодок, а на одиноко стоящем кедре была вырезана надпись – «Кроатан».  Так именовался соседний остров, населённый туземцами. Остров так назвали сами колонисты по именованию туземного племени. По видимому, оставшись без припасов и потеряв надежду на скорое возвращение своего предводителя, колонисты расселись в лодки и поплыли искать помощи. Правда, дикари уверяли, что белолицые люди к ним не приходили. Отчаявшийся предприниматель покарал туземное племя, расстреляв его поселения из пушек своего фрегата, но тайна исчезновения целой колонии числом более сотни людей осталась, родив множество легенд. Также было приправлено легендами обнаружение индейского племени, многие представители которого имели черты англосаксонской внешности. Только было это уже в Вест- Индии. Дикари рассказывали о белых людях, прибывших на нескольких внушительных лодках и оставшихся у них навсегда. По видимому это и были колонисты с Роаноке, перенесённые за многие сотни миль от своего острова.
       -- Ещё одна легенда, -- отмахнулась музейная хранительница.
       -- Легенда? – хмыкнула госпожа Селена. – Извольте выслушать ещё одну. С давних пор в горных ущельях Абхазского хребта существует аул, жители которого имеют характерную негритянскую внешность. Существует легенда, что однажды, когда озеро Рица было окутано глухим туманом, к берегу пристала удивительная лодка с высоко поднятым носом, обтянутая толстыми камышовыми циновками. Внутри её находилась большая группа людей с чёрной кожей. Они удивлённо озирались по сторонам, говорили на никому не известном языке. Они вышли на берег, ушли в горы и поселились там. До сих пор там проживают их потомки. За прошедшие столетия большая часть их ассимилировалась с горскими племенами, но самая обособленная часть сохранила свою уникальную культуру и даже язык. Они считают себя коренными горцами и не согласны. Когда их называют пришельцами. Кто-то даже говорил, что они прибыли к нам из космических пространств, ибо озеро Рица поднято над уровнем моря на высоту девятисот метров, но я думаю, что это ещё один пример телепортации. А что думаете вы, уважаемая Наина Львовна?
       -- Не знаю… что и думать… у меня голова идёт кругом…
      Хранительница и в самом деле имела вид крайне задумчивый и отчасти даже несчастный. Селене захотелось её приободрить.
        -- Растолковать всё помог бы нам гениальнейший учёный, физик, опередивший своё время, по крайней мере, на полстолетия, Джеймс Клерк Максвелл, создатель классической электродинамики, основоположник статистической физики. Современники так до конца и не поняли  в е л и ч и н у  его таланта, масштаба его работ. Большая часть его рабочего архива погибла при пожаре его дома в 1929 году, через пятьдесят лет после его смерти и была безвозвратно утрачена. Говорят, что рукописи не горят. Хотелось бы верить…
       -- Селеночка… -- жалобно пискнула Блаватская. – Я тебя умоляю.
       -- Хорошо, Наина Львовна, я постараюсь быть лаконичней.
       -- И попроще, только попроще. Этот Максвелл… и я… мы такие разные.
       -- Постараюсь. Итак, частью нашего мира является электромагнитное поле. Оно создаётся за счёт движения подземных магматических масс, и всё вместе обеспечивает вращение планеты, законы тяготения и всю нашу привычную жизнь во взаимосочетании.
        -- М-да.
        -- Скорость распространения электромагнитных волн приближается к скорости света. Потому, когда происходят волновые колебательные движения на отдельных участках общего поля, возникают процессы флюктуации, которые официальной наукой изучаются слабо, потому как или отрицаются, либо умалчиваются. Должно быть к этому  п р и л о ж и л и с ь  и секретные службы, курирующие некоторые научные разработки, по вполне понятным причинам. Мы знаем только, что в момент такого напряжения физическое тело, попавшее в эпицентр возмущения, перебрасывается в точку противоположного заряда этого возмущения. А она может лежать за многие сотни, а то и тысячи километров. Футурологи давно прогнозируют  использование электромагнитного транспорта в будущей транспортной системе Земли. Это как раз использование силовых линий, но сначала надо разобраться с возмущениями поля и научиться их контролировать. Очень возможно, что эти телепортации, о которых я вам рассказывала, и есть примеры такого перехода. Равно как и ваш пример.
        -- Ты думаешь? – заволновалась хранительница. – Я только скажу, что никакой бури не было. Была мерзопакостная погода, ломило в костях, хотелось спать… Это да, но бури… Нет, этого не было.
        -- Уважаемая Наина Львовна. Те приметы, которые вы прочувствовали  и есть сопутствующие электромагнитным возмущениям.
        -- Не знаю… Моя девочка, не знаю. А может всё было не так?
       -- Ах, --махнула рукой хозяйка, -- в нашем мире может произойти  что угодно. Я даже вижу, как всё было. На самом деле. Слякоть, низкое давление, усталость, ломота, к тому же ещё стресс на рождение правнука. Всё это сложилось воедино.
        -- Да-да. Именно так. Продолжай.
       -- Вы отправились к внучке, попутно, в автобусе, занялись монотонной утомляющей работой – плетением. Жарко натопленный салон автобуса усыплял вас, но вы не желали поддаваться , занимаясь, игнорируя потуги организма, работой и тогда организм  с т о л к н у л  вас в пограничное состояние между сном и явью, в котором вы получили вариант этакого обратного хода. То есть вместо холодного нудного дождя вам привиделось залитое теплом и ярким солнечным светом пространство, ассоциативно связанное с южной частью США. Вы испытали волнение и ваше воображение тут же преподнесло вам участливого спасителя. Разве может быть в реальности, что за тысячу километров вы найдёте коллегу, историка, с которым у вас оказалось столько общего.
       -- Да… так… Должно быть, так.
       -- Вы подсознательно успокоились, негатив от собравшихся раздражающих факторов постепенно нейтрализовался. Вновь « появился»  нужный автобус, вы «проснулись» , но, вместо того, чтобы мчаться к правнуку, поехали ко мне. В этом ваша ошибка, перечеркнувшая все ухищрения организма, который пытался самоперестроиться, для вашего же блага.
      -- Знаешь, девочка моя, это звучит убедительно и, пожалуй, я всё-таки склоняюсь к последней версии, а потому позволь мне освободиться от  э т о г о . К тому же этот глаз на верхушке пирамиды. Он выводит меня из себя. Кажется, он заглядывает в самое нутро, куда ему заглядывать не полагается.
        С этими словами Блаватская достала из кошёлки несколько однодолларовых купюр и положила их перед госпожой Селеной. У той раскрылся рот. Она попыталась что-то спросить, потом передумала, но затем всё же поинтересовалась:
       -- Что это? Откуда?
       -- Тот американец, Ури Герц, всучил мне за салфетку. Я не хотела брать, так он мне в сумку их сунул. А зачем они мне? Что я с ними здесь буду делать? К тому же их вроде как и быть не должно.
       Затем успокоившаяся хранительница поднялась со стула. Она словно скинула с себя невидимый груз, который давил на неё, и направилась к выходу. Селена осталась сидеть на месте, не отрывая взгляда от американских банкнот.
       Уже одетая в пальто, Блаватская появилась в дверях гостиной, обрамлённых стилизацией под древесные стволы, даже с торчащими веточками. Она игриво помахала облачённой в перчатку рукой молоденькой подруге и заявила:
        -- Знаешь, девочка моя, решила я для себя ездить по городу только на троллейбусах. Спросишь – почему? Отвечу прямо – они, то есть троллейбусы, своими «рогами» за провода держатся и никуда, понимаешь, никуда по той причине уехать не смогут, только по маршруту. А это – уже гарантия добраться до конечной точки маршрута, а не куда-то, за горизонт. Всего хорошего!