Приключения Пантелея Гребешка и его команды 4 ч

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
ПРОЩАНИЕ! ПРОЩАНИЕ?.. НИ В ЖИСТЬ!

Глава первая
ЗИМА, РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ИСТОРИИ

Пролетела осень, первый месяц зимы, много времени с того дня, когда Пантелей Гребешков, этакий заграничный школяр, франт, капризуля, вундеркинд и вообще почти что юноша в свои 11 лет, прибыл с родителями из Германии в родную Нижнюю Гниловскую (ранее часть казачьей Гниловской станицы, ныне этническое место Железнодорожного района  Ростова – на – Дону).
Сколько с тех пор воды утекло в реке! Ах! Стоит ли об этом!
Сколько всего случилось!
На многотомник приключенческих повестей наберётся.
А таинственного произошло?!
Да кто же поверит?
Никто!
Потому что того, что произошло с нашими героями, по принципу быть просто не могло.
И вы не поверите нам в том, что уже прочитали и услышали, но дальше было ещё пуще! Происходили чудеса.
События развивались по всем известным датам…
 Помните, Милена обещала Дине встречу с неизвестной Камиллой, которая поможет отыскать медальон?
Снова ошибка?
Ведь Дина помнила, ждала, надеялась.
Встречи не произошло ни в сентябре, ни в октябре, ни в ноябре.
В жизни  же всё было здорово.
Паньку определили в её класс. И он, как настоящий мужчина, сразу же настоял на своих правах опекать свою подружку. Никому не давал провожать популярную Матвейку.
Он очень резко дал всем мальчишкам  понять: «Руки прочь от Вьетнама».
Эти дети просто переживали первые чувства привязанности и хотели их сохранить в силу своих понятий и возможностей.
- Динка, - сказал однажды Гребешок. – Как ты думаешь, Кроха и Старшина когда-нибудь поженятся?
- Мой брат – человек чести, - гордо ответила Матвейка. – Он дал клятву подруге, что никто и никогда не будет рядом с ним, Катька самая лучшая, хотя и язва ненормальная.
Паньке Кроха нравилась своей независимостью. Такая малявка, а всегда имеет своё мнение. Если бы не Матвейка, то, наверное, он бы обратил внимание на Катюшку.
Но Матвейка…
Какая она… спортивная, уверенная в себе, красивая и очень, очень смелая. А ещё она много раз подумает, чем скажет. И не будет такой прямолинейной, как её подружка.   
Пантелей не прилагал особых усилий, чтобы завоевать авторитет. Он давно уяснил, что гордость – это не гордыня. Что смелость – не хвастовство.
Все знали о подвигах Паньки и его друзей.
Уважали.
Завидовали.
Мечтали о подвернувшемся случае прославиться.
Панька не выделывался.
Он был прост и доступен. Расположен к знакомствам.
В свободное время весь его класс и сотоварищи друзей оккупировали территорию Кирилла Трофимовича и Анастасии Ивановны.
Там собирались, кроме хозяев и их замечательной жилицы Милены, сёстры Люба-рассказчица и Сима, внимательно следившая, чтобы ребятишки потребляли калории, не застывали и осведомляли родителей о месте пребывания.
Старый учитель вновь чувствовал себя на волне. 

КАТОЛИЧЕСКОЕ РОЖДЕСТВО
25 декабря многие православные праздновали потому, что это лишний повод выпить и закусить.
Другие потому, что кто бы ни славил Иисуса Христа, честь ему и слава, то есть нашему Господу.
Бабка Настя Горленкова и католическое Рождество, и Православное не пропускала.
Поутру ходила в церковь, ставила свечи, потом долго молилась.
Дома готовила пироги, блины, тушила, жарила, парила, варила. Обязательно – ведро картошки, особенной. Сорт выводили с дедом Кирюхой.
Картошка была белоснежной, рассыпчатой, наивкуснейшей.
Её посыпали в любое время года свежим укропом и зелёным луком, поливали сметаной или  ароматным подсолнечным маслом.
Хозяева знали – гости придут обязательно.
Анастасия Ивановна попробовала испечь  странный пирожок. Милена посоветовала:
- Сегодня обязательно придёт новый гость и попросит пресного пирога с редькой.
- Тьфу, на тебя, девка, - посмеялась баба Настя. – Придумала тоже.
Но Милена попросила разрешения приготовить пироги.
Анастасия Ивановна не смогла возражать ей: подумает, что не рады ей, не хотим, чтобы она лезла в дела семейные. Но у печи стояли вместе.
Как ни странно, пирожки удались на славу.
Пикантные.
Сочные.
Очень особенные.
В половине пятого вечера в дверь постучались.
Стук был незнакомым. То ли робким, то ли вопросительным. Но чужой бы и во двор не зашёл. Наидобрейшей души, но угрожающего вида  овчарка Майка, просто бы предупредила хозяйку: незнакомец, внимание.
Майка молчала.
И кошка Линка, которая очень трепетно относилась к появлению чужих и чувствовала их за час до появления, спокойно лежала на широком подоконнике и вылизывала и без того свою блестящую голубую шёрстку.
- Линка, а Линка, - вопросила к ней бабушка Настя. – Кто это к нам, а? Звук чужой, ты вся в себе. Майка в прострации.
- Мяу, - ответила Линка, указывая мордой: пригласи войти, дверь-то не закрыта – старика-хозяина ждём.
- Войдите, - послушалась хозяйка.
Когда-то давно такого старичка-боровичка показывали в какой-то сказке. Он был смешон, гремел колокольчиками и загадывал несчастному юному герою (или, наоборот, усатому солдату в отставке) загадки.
Маленького роста, кругленький, ушастый, с волосами, выползающими из-под шапки, он был румян с мороза. Брови его покрылись инеем, губы чуть подрагивали.
- Мир вашему дому, хозяйка, - сказал он, вступая на порог.
- И вам мир, дорогой гость, - отвечала Анастасия Ивановна, сразу расположившись к старичку-боровичку.
- Можно ли передохнуть возле очага тёплого да сердца вашего горячего?
Анастасия Ивановна, как и её супруг, была женщиной не простого десятка. Она и читала много, и фильмов насмотрелась, газетки  тоже ежедневно пролистывала. Речь старца показалась ей чисто сказочной. Она даже разулыбалась:
- Отчего ж нет? Садитесь поближе к печке, хоть она и не камин, который не только ноги, но и душу греет. Хотите, пока чаю, до прихода старика, налью с пирожком? А хотите, так подождите ужина, народу наберётся немало. Не только огнём, но и детской лаской обогреетесь. Народ у нас дружелюбный, внимательный.
- Подожду, подожду, - ответил мужичок. – У меня тоже есть чем приветить добрый народ.
Он выпил кружку чаю и задремал в уголке.
А позднее, когда на огонёк в семью любимых округой старичков собрался и стар, и млад, когда яблоку негде было упасть, и все сидели на каждом свободном клочке большой  уютной кухни, гость доказал, что он послан с Неба.
Он ел только предсказанные пирожки с сочной редькой и запивал их сладким крепким чаем с травами, которые собирала Анастасия Ивановна на левом берегу Дона.
- Как давно я не наслаждался такой трапезой, - ласково благодарил хозяйку незваный и нежданный гость. – Редька – это моя жизненная подпитка. Я слаб без неё. Мяса не ем, рыбу тоже. Всё, что живёт и хочет жить дальше, для меня – табу.
Оно не позволяет мне нарушать Божеское.
- Но в Библии сказано, что Бог дал нам пищу не только растительную, но и животную, - высказалась Дарья Гребешкова. – Иоанн Креститель ел стрекоз.
- Никому ничего в вину не ставлю. Но сам не приемлю… А хотите, я вам одну историю расскажу? Весьма любопытную… И вы поймёте, что одним сам Господь велел есть всё, что движется, а другим установил строгий пост.
- Дядя, а как вас зовут? – спросила семилетняя сестрёнка Вероники Лилия, которая всё ближе и ближе теснилась к старичку-грибовичку.
- Моё имя всегда вызывает недоумение в ваших краях. Физиономия рязанская, а имя, говорят, тюркское. Зовут меня Камилл.
Динка вздрогнула. Она никогда не напоминала Милене Евсеевне, которая устроилась в её же школу техничкой, что та обещала ей  встречу с какой-то Камиллой.
Сама же Милена переживала очередную неудачу и старалась меньше встречаться с Диной Матвеевой.
Такого с ней ещё не было: два прокола в предсказаниях. Ребятишки, наверное, её за самозванку приняли. Стыдно.
Но нужно удар брать на себя.
- Камилл? Откуда вы?
- Я был когда-то просто Сашей Панковым и жил тоже на Нижней Гниловской, ближе к Дону. Чудил: пил, ругался, курил, дрался. Однажды очень сильно напился в студенческой компании. Нас было трое. Пили на лютом морозе, чтобы согреться. Друг о друге после третьей бутылки палёной водки напрочь забыли.
Я «на автопилоте» вернулся к маме с папой и бабушке с дедушкой. Меня обогрели, обласкали, спать уложили.
Лёньку тоже из дома не выгнали, а наших двух общежитских парней-друганов утром нашли под домом на улице Саратовской и упаковали в чёрные мешки.
Второкурсникам Педагогического института было тогда по 19 лет.
Больше я никогда не пил.
Бросил институт и пошёл искать истину.
Не поверите, я ведь без денег и тёплой одежды покинул дом, родных, пересёк границы области, нашей страны, и оказался в Индии. Был в Китае, Таиланде. На Тибете прожил два года.
Там принял новое имя.
Сменил три веры.
Неважно.
Я понял, что православие – моё.
Хотя и в нём столько неправильного!
- Почему?! Ты, старик, о чём?! – возмутился отец Дины и Жорика Матвеевых. – Я плавал везде и о православных плохого мнения не слышал!
- Есть, есть, - не убоялся Камилл.
Помолчал минуту.
С наслаждением откусил кусок от очередного пирожка.
- Батюшки пьют спиртное?
- Ну,.. бывает… На праздники.
- А в Библии сказано: нельзя! Курят батюшки?
Анастасия Ивановна вспомнила, как ездила молиться к праведнику в Подмосковье и застала его за курением трубки.
Хмыкнула, промолчала…
- Неважно всё это! Мы не попам молимся – Богу, Иисусу нашему родному Христу. Итак, помотался я по свету, поездил, а больше пешком вёрсты отсчитывал.
Он задумался, слёзы показались в его глазах.
Лилечка подошла к старику:
- Не плачь, дедушка, рассказывай свою сказку.
Она забралась к нему на колени и погладила нежной ладошкой по морщинистой жёсткой щеке.
- Дедушка, у меня нет своего собственного дедушки. Очень жалко. А вы такой хороший… Хотите у нас жить?
У супругов Милечковых, а заодно и у Вероники, вытянулись лица. Честь семьи: сказал слово, держи.
Это знала даже первоклассница Лилька. Она поздно спохватилась
- Ой, папочка! Я снова выступила вперёд, да?
Она попыталась соскользнуть с колен добродушного седого и морщинистого дядьки, но не тут-то было. Он придержал её, нежно обнял:
- Зайка, я не обижусь. У меня своя дорога. Я скоро пойду…
- Деда, не надо, я буду плакать… Расскажите сказку.
- Не сказку, внученька, а быль. Только вот согласны остальные?
- Конечно, конечно, - первой, естественно выступила любительница послушать и поговорить бабушка Люба.
Казалось, она и сама в нетерпении была кое о чём поведать своим новым друзьям. Но всему своя очередь.
Камилл обвёл глазами собравшихся, и остановил взгляд на Дине.
Пристально вгляделся, спросил:
- У тебя, девочка, потеря была? Такая, что к сердцу прилипла и до сих пор не отлипла?
- Да? – Дина уже готова была к чудесам.
- Найдёшь. Как сочельник минует, иди на место утраты. Помолись Богу, покайся в грехах, попроси его о помощи. Не бойся того, кто вернёт тебе твоё добро. И поблагодарить не забудь. А потом свою драгоценность ты отдай туда, где быть она должна. Не твоё это. И счастье тебе находка через возвращение принесёт.
- Не поняла, дедушка Камилл.
- Позже, детка, поймёшь. Главное, отдай возвращённое, и да будет тебе!
- Музей, Динка, музей! – выкрикнула Кроха.
- Да! Да! Мы же так и думали сначала! – Женька.
- Найти родных Платова!
- Угу, где ж их найти, когда их всех большевики расстреляли, - возразил Камилл. – Правы вы, ребята, память должна храниться и быть доступной для всех. Если утрачено  святое прошлое, его нужно вернуть Дону, России. Музей – это верно… но, может быть, вы послушаете старика?..
- Ой, простите…
- Да мы с удовольствием!
- Камилл… Как вас по отчеству?
- Дед да и дед, неважно.
Анастасия Ивановна поняла, что нужно брать бразды правления в свои руки. Она велела всем сидеть тихо, принесла из погреба огромнейший тазик холодца из мяса птиц, крольчатины и свинины.
- Лопайте и молчите! – приказала с милой улыбкой и попросила: - Гость дорогой, не обращай внимания на весь этот базар. Мы тебя слушаем.      

Глава вторая
 
ВАДИМ И НИКОДИМ
 
-Жили-были два брата – Никодим и Вадим, как и вы, оба донские казаки.
Вадим был очень добрым и щедрым. Если ему подваливало счастье, то он делился им со всеми.
Поймал на рыбалке щук и лещей, так домой приносит ровно столько, сколько на уху и жаренье для семьи из семи человек нужно.
Остальное занесёт тётке Гликерье, вдовице с трёмя внуками (их родители утонули в путину).
Или глухому полудурку Ваське, который заработать ничего не мог, зато вырезал для детишек кукол и зверюшек из дерева, как заправский мастер.
Васька забывал о том, ел ли он или не ел. Радость детей была для него важнее.
Вадим не просто приносил ему рыбу. Он и чистил её, и варил, и жарил. Васька жил в другом мире, в другом измерении.
Он мечтал.
И Вадим мечтал.
О той жизни, когда всем добрым людям  будет так легко и просто жить.
Никодим с пяти лет проявил себя жутким жадиной. Найдёт копейку, сразу её в загашник. А пятак – так это радость на весь день. Боже мой, что же было, когда он находил целый руппь!
Никодим тоже любил рыбалку.
Но как-то всё ему бычки, мальки, всякая там килька-тюлька  шла. Да и то не по весу. Так, малость.
Глупость.
А в доме-то чего только нет!
Комоды красных деревьев!
Буфеты чистой сосны!
Погреба с соленьями и вареньями!
- Дёмка! – орала домовитая супружница. – Чегой-то у нас  сольцы маловато осталося, всегой-то полмешка, а? А, коль брайдыхлысты Оленьковы притащут-т р-рыбищ-щи, а?! Или твой брательник Вадька прихлобыщет рыбёшку менять на муку, чем я буду отдавать?
Марька Стёпковна (так её звали соседи) даром слов не бросала. Дёмку жадного шпарила и шваброй, и ведёрком ночным. Неважно.
Два сапога пара.
Жадные, лицемерные, кропотливо собирающие запасы своего добра…   
Ну, жлобы полные…
Нищие всегда были заранее предупреждены, чтобы они  у дома  Никодимки и Марьки ничего не просили.
Однажды братья нашли на дороге арбуз.
Огромный.
Это было летом.
Они встретились случайно.
Вадим шёл по окраине бахчи от одного из своих подопечных, которым он относил презент от рыбачьих доходов.
Никодим проверял, достоин ли его пасечник доверия.
- Это мой арбуз! – воскликнул Никодим.
Вадим хотел по привычке уступить: типа, да, пожалуйста. Но вдруг взыграла, гордость или обида, кто знает?
Он неожиданно рассвирепел:
- С какой стати?
- Я – старший брат!
- И что?
- Арбуз мой!
- А докажи! – Надоело Вадиму, что старший наглеет. – Я на шаг ближе к нему подошёл!
- Ах, ты!.. – а что дальше? Какие аргументы?
Драться не пришлось.
Вадим не смел пойти против Господа и проявить насилие.
- Забирай, - махнул он рукой. – Мои дети обойдутся!  Но больше ты не брат мне. Надоело иметь рядом такого жадину!
Арбуз забрал Никодим.
И вот кошмар! Как  в узбекской сказке, в арбузе вместо зёрен оказались золотые монеты.
Никодим, его жена, дети стали хватать их и пихать в свои карманы, носки, туфли, за щёку…
Камилл помолчал немного и продолжал:
- Я – пра-правнук Никодима. Мне велено свыше отмаливать его грехи. Прошёл всё. Имею свою стезю.  Пришёл сюда, чтобы отыскать своих родственников от Вадима. Не ем мяса животных, чтобы выполнить свою миссию!
- Они у нас живут, здесь?! Это правда?! – спохватилась Динка.
- Это всё было на вашей земле, детка! Я ж сказал, что жил в детстве и юности здесь,  в бывшей станице Гниловской. И место точно помню, только там сейчас большой дом стоит. Похоронено жилище предков.
Камилл устало добавил:
- Я же всё объяснил, девочка…
Потом он с трудом, очень устало посмотрел на Анастасию Ивановну:
- Сестра, я всё про вас понял. Ты стоишь того, чтобы исполнилось предзнаменование. Фамилия Вадима и Никодима – Трефельякины…
- Ай, - воскликнула Анастасия Ивановна. – Моя мама – из Трефельякиных!
- Возьми!
Старик протянул  ей потёртый кошелёк. Она взяла его  и вытащила изнутри шестнадцать крупных золотых с арабской вязью монет.
- Этого хватит, чтобы купить новый дом, - сказал Камилл. – Я выполнил свою миссию.
Ему стало плохо.
- Сердце, - прошептал гость. – Но я не договорил… Бог не позволил моим родным  наслаждаться благами, заложенными Никодимом. Он велел мне вернуть справедливость. Но я – потомок Никодима и к выполнению воли Всевышнего шёл через Китай и Индию.
- Камилл, ты - моя родня! – твёрдо сказала Анастасия Ивановна. – Одинокий, старый человек! Недаром я завела себе русскую печь. Хотела греть свои кости на кирпичиках, покрытых одеялками да матрасиками. Да доктора велели себя в холоде держать. Дед мой тоже молодеть стремится, на печь плюёт, только очаг во дворе, да газовую плиту признаёт! Лезай на полати печи, да протапливайся, как следует. Живи! У нас места много, а Кирюха?
Дед Кирюха не возражал:
- А то,.. хоть друг будет. В нарды да в шашки сыграем. Ты ж,  Настька, мастерица в шахматы дуться. Обыгрываешь мужика, а мне обидно: баба учителя в пух и прах громит.
Анастасия Ивановна передёрнула плечиками, подморгнула гостям:
- Партнёр, называется! Мухлёвщик! Вот бы с кем в «уголки » сразиться!
Камилл, уже с печи подал голос:
- А в «уголки» я – гроссмейстер.
Бабка обрадовано  вскричала:
- Камюша, да мы теперь с тобой так душу отведём!
От полноты сердца и всего прочего Анастасия Ивановна подала ему на печь полную тарелку блинчиков со щучьей икрой, взбитой в сметане.
Бабка Люба уж просто вертелась на месте:
- Милки, милки, Рождество первое сегодня! Мы ж его и не упомянули!
- Да, мужики, - сказал Милечков, - Мои коллеги уже восьмой тост, небось,  поднимают за рождение Христа. А мы ?..
- Да побойся его же! – возразили ему.  – Сожрали немерено. А выпили?..
Во дворе раздался звон колоколов.
Откуда?
Почему?   
- Белочка пришла, - очень хороший и справедливый мент Милечков сложил перед собой ладошки.
Жене он не сообщил, но с коллегами посидел не слабо.
И теперь переживал собственные мироощущения.
- Это наша церковь, наверное, - женщины пришли к «консенсусу».
- Это Боженька напоминает нам о праведности, - подняла руки вверх и воскликнула баба Люба.
Все дети кинулись к ней с просьбой рассказать рождественскую сказку.
- Я обещала. Разве откажусь?
И все замерли.
Рассказы бабы Любаши почитались, как высшее мастерство в литературе.

Глава третья

РОЖДЕСТВО СТАРОЙ ИНГЕЛЬДЫ
(Опубликовано 12.09 отдельным рассказом).

…И похоронили её достойно…

Угадайте, когда?
- В 89?
- Молчи, бабуля дожила, наверняка, до 90…
- Я, я угадаю.. В 100 лет, да?
Бабка Люба, как дитя радовалась, что никто не угадал. Хотела уже сказать, но в игру включилось старшее поколение.
- 99!
- 101!
- 145!..
Долго выкрикивали.
Было весело, но так и не узнали, во сколько же лет скончалась счастливая старушка.

Хотели слушать рождественские истории ещё, но бабушка Люба устала. Камилл уже спал на печи.
Клевали носом старики.
- Расходимся, друзья, - встал Милечков, но явно с неохотой. – Пора хозяевам покой дать. Да и детворе спать вроде положенною
- Папка!!! – закричала Вероника. – Мы нынче – вольный народ!
- А ремня? – ласково улыбаясь, спросил родитель. – Да как в старину при всём честном народе?
Вероника была любимицей.
Она знала, что дорогой папочка шутит.
- Права ребёнка оберегает государство. Ясно? Отлупишь – ответишь.
- Ага! – он сграбастал свою мощную (в маму) дочуру, перебросил через плечо и подал пример остальным ретироваться, дабы дать отдых гостеприимным старичкам.