Сладости жизни - слэш-яой

- Дай, дай конфетку, Куро-кун!

Он тянется своими маленькими ручонками к протянутому мною леденцу на длинной деревянной палочке. Никогда не видел таких до этого Хэллоуина.

И как же мне не стыдно, вот так вот играть с ребенком?
Я выше него, и это понятно; я дразню его леденцом, как дразнят рыбу наживкой.
Выше, ниже, выше, еще выше...
Он тянется, кидая полный вожделения взгляд, он сосредоточен на своей охоте и очень опасен сейчас.
Он - кот, а я - хозяин, свернувший из пестрого фантика новую игрушку для своего полосатого питомца.
Он - мой маленький котенок, мой любимец.

Он - моя сладость на Хэллоуин.

- Широ-чан, - останавливая его, я легко целую узкий чистый лоб, едва прикрытый короткой челкой, и провожу рукой по волосам, - а давай поиграем?

Леденец скромно прячется за моей широкой спиной, малыш Широ делает слабые попытки дотянуться, но я не позволяю.
Я полностью владею ситуацией.

Он - пленник моих желаний, раб того, чего я хочу.
Выходит, что он - раб самому себе, но это как-то неправильно, поэтому я предпочитаю ставить между этим воображаемым дуэтом себя самого.
И желательно, с плетью.

Широ-"рабу" потребовался бы ошейник на длинном поводке, который можно намотать в кулак, а Широ-"повелитель" был бы так прекрасен и строг в скромной, но в то же время великолепной белой тоге на голое тело... на обнаженное тело... его обнаженное тело.
Я так и вижу его перед собой. Он прекрасен. На открытом плече - синяки моих пальцев, пятерня цвета спелого винограда, вкруг по-детски тонкого запястья намотан модным браслетом поводок... веревку он держит и в руке, она проходит между указательным и средним пальцами, и, когда он тянет ее на себя, между ними происходит трение: верх-вниз, верх-вниз...
Веревка непременно должна быть красной или черной, или, быть может, ее естественного, натурального цвета.
Если бы она была красной, я бы накрасил ему ногти в черный цвет, это было бы красиво; а если цвет был бы обычный, то к грубости простой бечевки идеально подходят следы от связывания - небольшие потертости на руках и лодыжках.

Веревка ведь была бы поводком, что ведет к ошейнику.
"Раба" я вижу в образе кошки. Как пошли бы кошачьи ушки к этим волосам!
На ошейнике - красивая подвеска, а сам ошейник должен быть черной лентой, широкой лентой, способной закрыть следы удушения, и чтобы кулон лег прямиком в ложбинку между ключицами... Я не знаю, как она называется, но уверен, что озабоченные всего мира уже должны были дать этой части человеческого организма с десяток названий.
Или они просто не видели ключицы Широ?..

У него был бы шикарный, очень красивый хвост, хвост без каких-либо лишних креплений. Такие штуки вставляются прямо в анус... о, как же больно ему было бы в первый раз!
Он кривился бы от боли, и его прекрасное по человеческим меркам лицо наконец обрело бы больше сходства со зверем.

Я знаю, он скрывает его внутри.

Однажды я видел, как Широ дрочит в укромной каморке. С того самого дня я начал думать о нем, не переставая, хотя раньше даже не замечал его.
Этот развратный мальчишка очень плохо вел себя в этом году... и плевать, что Хэллоуин - не Рождество. Разве не в ночь перед Днем Всех Святых просыпаются темные силы? Они проснулись во мне, и их жертвой просто обязан стать любитель сладкого по имени Широ.

Я бы купил ему, в дополнение к пушистому хвосту, самые милые из всех возможных рукавицы в форме кошачьих лап.
Я бы сделал из него неко и даже не возбудился. Я бы заставил его слизывать сперму, как молоко, и жмуриться от наслаждения. Я бы ласкал его, как заправская кошатница, и вычесывал его, словно на выставку кошек.
Он бы, несомненно, победил на подобной, если бы проводились подобные соревнования среди питомцев озабоченных и извращенцев вроде меня.

Я озабочен им, я извращен им. Никогда в жизни я и не подумал бы о таких вещах, если бы он не вынуждал меня к этому.
Но он об этом даже не знает...
Он - просто чудесный мальчик пятнадцати лет.
Добрый, чуткий, хороший.
Похотливый маленький засранец со стояком, на коленях в темной кладовке.

Мое желание накормить мальца сладеньким началось, когда я увидел его одинокие игры.

После я уже сам дрочил на этот светлый образ, я представлял его обнаженным у себя на коленях, но дальше больше.
Он так готовился к этому празднику, так его хотел... так, как я - его... он так хотел отпраздновать, наесться конфет до отвала...
Набить ими рот... купаться в конфетных фантиках... обнаженным...

И я просто купил для него особенный леденец. Особенный, потому что я загадал на него желания.
Я сказал себе, что, как только язычок Широ-куна коснется его полупрозрачной пузырчатой поверхности, он захочет меня.
Должен же он когда-нибудь выползти из своей кладовки!
Почему бы не сейчас... с пользой не только для себя, но и для меня...
Он заразил меня своим желанием, а после - желанием Хэллоуина.

Мальчишка в костюме явился в мой дом и потребовал конфет.

Сладость или жизнь?
А, Широ-кун?
Либо ты подаришь мне сладкое наслаждение, либо... я возьму его у тебя силой, живым или мертвым... Ты такой хрупкий, такой тщедушный, малыш Широ-чан... Даже не знаю, насколько сложнее будет не убить тебя, чем убить, ведь в таком случае я не собираюсь сдерживаться.
Если ты будешь слишком тесным, Широ, я, скорее всего, порву тебя, ведь ты больше похож на двенадцатилетнюю девчонку, чем на парня.

Милый, я бы трахнул тебя сначала, поставив на четвереньки, ты бы выгнул спину, как кошка, пытаясь избежать моих толчков, но вырваться бы не получилось, ведь я схватил бы тебя за запястья, держа на весу. Ты такой легкий, как пушинка, у меня это вышло бы очень легко.
Ты бы кричал и плакал, потому что это наверняка было бы слишком... большим для тебя счастьем... не понимаешь?.. как пирожное, когда ты наелся и оно больше не лезет в рот...
Но я не мучитель, и я заставлю тебя стонать не только от боли и унижения. Ты бы кончил на мою ладонь, твоя "молодая" жидкость наверняка была бы горьковато-сладкой на вкус, а может, всему виной были бы твои руки, липкие от конфет, которыми ты так отлично управляешься в одиночку.

Я бы хотел искусать твои затвердевшие соски, будто их ужалила пчела, я бы поиграл с тобой в вампира. Я обойдусь без бутафорских клыков, буду как Клеопатра, купающаяся в крови молодых жриц, чтобы омолодиться самой. Я бы, возможно, кончил от одного только выражения твоего лица, гораздо, гораздо более мерзкого, чем в тот миг, когда ты кончал, мастурбируя. Ты думал, что тебя никто не видит. Ты не виноват, сказал бы любой, но суть в том, что вся вина целиком лежит на тебе - и на Страшном суде я сказал бы, что ты соблазнил меня, непорочного и чистого, а не наоборот. Ты изменился бы телом, если бы мы переспали, а я, я изменился душой, всего лишь увидев тебя тогда, однажды.
Твое желание съесть конфетку, Широ-чан, облизать наконец мой леденец, заставляет меня дразнить тебя еще больше.
Только не плачь, потому что ты поджал пухлые губки, и они задрожали; ничего более возбуждающего я в жизни не видел.

Осмелев, сглотнув слюну, я спрашиваю:

- Широ-чан, - ты поднимаешь на меня большие глаза, подведенные черным в честь маскарада, словно у самой обычной шлюхи, - я дам тебе столько сладостей, сколько захочешь, если ты согласишься поиграть...

Это было неожиданное нападение: Широ вдруг дернулся и, обежав меня кругом, смог вырвать у меня из рук свою награду. Встав чуть поодаль, нервно срывая с леденца обертку, он немного пританцовывал на ходу. Его обнаженные коленки показались мне вдруг ангельскими.
Засунув долгожданную сладость в рот и смачно облизнув ее в честь победы, Широ несколько раз засунул леденец в рот, снова вытаскивая и затаскивая обратно.
Я почувствовал себя невероятно неловко.

И в этот момент этот милый агнец, посасывая свой трофей, вдруг посмотрел на меня очень внимательно, так по-взрослому проницательно, и сказал, растягивая гласные:

- Ты хочешь меня трахнуть, Куро-кун?

И вновь леденец, как пробка, закупорил его прелестный ротик.

Я опешил.

- Да нет же, я просто... - начал я оправдываться, разводя руками для убедительности, как вдруг...

Тут мне в голову пришла идея: а что, если мое желание сработало? Что, если это сбылось, и Широ-кун действительно... на него воздействует мой леденец? Это конфета делает его таким...?

Я окинул его ладную фигурку взглядом: натянутый носок и согнутое колено, щуплое тело, будто просвечивающаяся сквозь ткань маскарадного костюма бледная кожа, создающая вокруг него какой-то странный ореол свежести, чистоты, словно нимб над головой или криптонитовое свечение.
Криптонит для Супермена. В детстве у меня был его костюм, как раз на Хэллоуин, а может, на день рождения. Плащ был коротковат, как будто Супермен из него вырос, как из детской пижамы, но меня это не волновало - я был абсолютно счастлив в своем костюме.

Зашедший ко мне на огонек в этот Хэллоуин ангел не выглядит особенно счастливым. Может быть потому, что он уже... вырос?
Он мотает одной ногой, будто пытаясь затушить сигарету.
Я слышу треск - видимо, невинность леденца пала под натиском крепких зубов.
Я подумал о том, как это было бы, если бы эти зубы вцепились в мою простыню на моей кровати.
Я тоже пал.

Внезапно до меня дошло, что магия моего желания, сосредоточенного в этом проклятом леденце, тут вовсе не при чем: это не леденец делает Широ таким, потому что делать уже ничего не надо.

Он наклоняет набок светлую головку, с всхлипом извлекая леденец изо рта:

- Ты хочешь меня, Куро-кун?

По губам прошелся алый язычок, словно разряд тока по моим мышцам.

Как тут не кивнуть, не согласиться?

- Сладости, - Широ-чан делает шаг навстречу ко мне, медленный, но совсем не осторожный, - или жизнь?..

На полу оказывается мешочек с собранными за вечер конфетами.

Вздрогнув, я почему-то прерываю поцелуй, и, взяв его за плечи - его, такого откровенного и настоящего, доверившегося мне сейчас, - делаю грубое, запоздалое признание:

- Я видел тебя. Под... подсматривал за тобой. Тогда, в кладовой.

Огромные глазищи распахиваются распустившимся цветком, меня завораживают движения длинных ресниц, - неужели от туши?

И тут он начинает смеяться.
Что, чего такого смешного я сказал? Разве так выглядит истерика? Разве я - не злостный осквернитель юношей и собственных снов? Что не так?

- Глупенький, - заливается Широ, он кладет руки мне на плечи нижней стороною запястий, - вот же дурачок.

- Что такое? - все еще не понимаю я.

Широ в смущении подносит палец к носу. Словно его ладонь - душистая роза. И вправду, почему нет?

- Ты думаешь, я не знал об этом? - он интригующе задает мне вопрос, бросающий меня в пот. - Думаешь, я кончил бы тогда так быстро, если бы тебя там не было?

Широ поводит рукой по моей щеке.
Это так странно и приятно.

- А ты знаешь, на кого я тогда дрочил? - Этот настойчивый прищур сводит меня с ума, об будто выпытывает им ответы на моем лице.

Его губы волшебным образом оказываются у моего уха, и он шепчет, как не сможет иной порноактер:

- Ты, это был ты.

Мир кружится, а я сжимаю его, приникшего ко мне, в объятиях.
Он очень страстный, такой живой и терпкий. Видно, что ему этого не хватало не меньше моего.

- Ты знал, Широ-чан... Ты знал все.- Я говорю ему это, накрывая его целой волной поцелуев. Эти современные костюмы такие откровенные, прямо как пятнадцатилетние мальчишки.

- Нет, я не знал, просто я очень хотел, чтобы так случилось, - слышу я шепот, вынужденно притормозив: трудно справиться с этой застежкой.

Он смотрит на меня, как детишки смотрят на Санту с полным мешком подарков.
Я чувствую себя абсолютно счастливым.

И я говорю под его искрящимся взглядом:

- Сладости или жизнь? Хм, какой трудный выбор... Пожалуй, я выбираю сладости жизни. Сладости, длинною в жизнь.