Майор Вихрь

      Матрёна Филипповна – лицо в доме ответственное. За ней порядок, чистота, общепит и внук Гоша. Дети погружены в работу, и внимание ребёнку, как не крути, по остатку. На чьих глазах растёт человек, чьими  молитвами творится личность?.. То-то же! И притом не каждая бабушка может быть изысканным педагогом. Матрёна и пирожки напечёт, и подзатыльник за проказу выдаст. Доброта и строгость на одном противне были.
     Верующая, но не фанатично, в церковь ходила от случая к случаю. Однако дома икона была, лампада горела, и как запросит душа благословения, крестилась, бормотала молитву.
      Внук прислушивался, пытался вникнуть и наводил в уме критику. Если бабушка у Бога просит для него здоровья, то это ошибка. Сам он заказал бы ведро мороженого, а ещё лучше велик со звонком и ручным тормозом. Но жизнь учила его самодостаточности – родители не дворянских кровей. Беспокоило другое, где живёт Бог? Ответ могла дать только бабушка. Она хоть занята была пирожками, но снизошла, и как ей казалось, ответ был вразумительным: – На небе внучек.
     Внучек начал воображать дом с печкой на небе. Это не увязывалось с его ощущением мира. Самолёты же летают по небу! Чуть что и... Ответ казался невразумительным: – Баба, а где на небе?
     У Моти ответственный пирожковый момент, но всё-таки уважила:  – Там много места, внучек.
     Гошка и так, и сяк, картина не складывалась. Если на облаках, то они не каждый день, а бабуля общается с Богом всё время, как рядышком с ним. Так ничего не поняв, оставляет вопрос в силе:
     – Баба, а где там на небе?
     Матрёна выдернула из печи противень с подгоревшими пирожками:
     – Где-где! В ман-де!
     Спохватилась, развернулась к иконе, мелко окрестилась:
     – Господи, прости! Прости меня, грешную!
     Покаявшись в грехе, наградила подзатыльником внука: – Не путайся под ногами, марш гулять!
     Гошка схватил пирожок и выбежал на двор. А там пацаны на липах висят, обдирают молодые листочки и в рот. Ешь - не хочу. Но присутствовал ещё и азарт – забраться повыше. И Гошка вскарабкался так, что макушка прогнулась под ним.
     Из окна Матрёна увидала, обомлела – убьётся же, стервец!.. Выбежала во двор, метнулась к дереву и только подол не подставила, ежели что. Но хладнокровие не теряла: – Ай, молодца! Выше всех забрался! Далеко, наверное, всё видно?  А может, ты мороженку хочешь? На-ко тебе денежку на сливочное. Да тут и на пломбир наберётся. Спускайся потихоньку. Только не торопись! Крепче руками держись. Ноги на толстые сучки ставь. Только не торопись!
     Гошка сполз с дерева: – Ну чо, бабуля, давай.
     Бабуля наотмашь отвесила ему оплеуху: – Я те дам! Так дам..! Верёвкой привяжу к кровати! Дома сидеть будешь!
     Внук увернулся от тычков. – Чо дерёшься-то?!
     У Матрёны сантименты не предполагались, в голове нескончаемые заботы.  Строго наказала к деревьям не подходить, и направилась в дом вершить нескончаемые дела.
     Гоша слонялся по двору. Ску-ко-та! На улице тоже. Только пацан из соседнего двора на  велике фикстулил. Зрителей не было, поэтому Гошке сам предложил: – Хочешь, прокачу? – Какие могут быть вопросы?! Бабушка с угрозами забыта, и тандем зигзагами тронулся в уличные дали. 
      Матрёна тем временем завершила дела с печкой, и осенилась в красный угол крестом. Скинула фартук, рабочую юбку. Упарилась. Надела ситцевую ночнушку, собралась прилечь отдохнуть. Глянула в окно. Внука не видать, видать забегался малыш. Позвала на всякий случай. – Гошенька!
      В ответ тишина. Бабуля  кликнула построже: –  Го-ша! – В ответ тишина.
     Матрёна не страдала флегматизмом, и запредельно гаркнула: – Гошка, cccукин сын!!! – И опять в ответ тишина.
      Происходило нечто из ряда вон выходящее.  Матрёна рванула на двор, а дверь за ней возьми и захлопнись. В ночнушке! В общем коридоре! Соседи не поймут... Но это уже волновало где-то потом... Расстегнула булавку на груди, что носила от сглаза, закрепила рубашку между ног, и с угрозами понеслась по двору. Внука не было. Расхристанной выкатила на улицу, и ко всем встречным один только вопрос…  Увы, никто, ничего.
       В ночнушке парусом, босая, с ошалелыми глазами Матрёна всколыхнула народ. Если мужики успокаивали, то бабы фантазировали, предполагали чёрт-те что.  Матрёна стращалась ещё больше и ополоумевшая мчалась по улице дальше. За ней увязались пацаны и собаки – интересно же, чем кончится дело.
      С таким эскортом Матрёна прибыла в опорный пункт полиции. Её выслушали, по тревоге подняли дружинников, мобилизовали тех же пацанов... К вечеру всё разъяснилось.
      К дому подкатил милицейский «газик», из него выскользнул зарёванный Гошка, следом выбралась Матрёна. Всё в той же ночнушке, но внакидку был милицейский плащ с погонами майора.
      Так вот и жили в балансе – внук, пирожки, подзатыльники. А саму Матрёну с тех пор прозвали – Майор Вихрь. Фильм такой был популярен.