У нас в НИИ. Еврейские головушки

               
       Последние годы Барсуков проводил свои отпуска в маленкой деревне на берегу лесной речки. Он был не только самым старым в деревне, но, по мнению односельчан, и самым умным, поскольку он имел ученую степень кандидата технических наук.  Всем было известно, что  этот остепененный старец работает старшим научным сотрудником во ВНИИгормаше.

       Следует отметить, что в научных кругах Ленинграда данный славный институт был известен совсем под другим наименованием: в частных разговорах  его иначе как ВНИИговно не называли. Такая милая фамильярность объяснялась не тем, что научные силы института были никудышными.  Абсолютно, нет! Как раз наоборот! Силы были очень даже кудышными.

      Боря Бергман, большой приятель Барсукова, как-то обратился к нему с вопросом:

     -- Алексей Георгиевич, как вы считаете, есть в Союзе антисемитизм или нет?

    -- Я думаю, что антисемитизм в Союзе отсутствует.

    -- Это вы потому так думаете, что вы не еврей и вас этот вопрос не затрагивает.

     -- А, что разве евреев зажимают?

     -- Обязательно! Еще как!

     -- Например ?

     -- За примером далеко ходить не надо. Он перед вами.

     --  Конкретнее.

     -- Я выпустился из Политеха с красным дипломом. У меня было желание работать в науке. Я обошел двенадцать НИИ и везде меня отфутболивали,  якобы, из-за отсутстсия вакантных мест. И вот только в Гормаше зацепился.

     -- Ну, Борис Зиновьевич, это частный случай. Может быть и верно не было вакансий.

     -- Частный случай, говорите. А, вы обратили внимание на то, что наш Институт переполнен евреями. А почему? А потому что их не взяли ни в один приличный НИИ. Вот они и осели как здесь, так и в других непристижных Институтах.

    Барсуков задумался: и верно в каждой лаборатории густо сидели умные еврейские головушки.


     Таким образом, ВНИИгормаш имел неприличную кликуху не из-за никудышности его кадров. Как раз в этом отношение здесь было все очень в порядке. А кликали его ВНИИговном потому, что помимо разработки машин для уборки городских территорий, институт разрабатывал еще и машины для очистки канализационных труб и колодцев (илососы), а также  машины для удаления фекалий из выгребных ям и вывоза этих нечистот в места нейтрализации (вакуумные машины).

       Фу ты! Аж запахло! Действительно не ракеты, не корабли, не самолеты. Но даже на этой душистой основе умные еврейские головушки умудрялмсь писать и защищать диссертации. Конечно, озаглавливать диссертационные работы нужно было изобретательно.

      Например, рассматривается возможность использования многоструйных головок для очистки канализационных труб. В этом случае диссертация озаглавливалась следующим образом: «Кореляционный метод интеграции сил, действующих на насадок при его прохождении через толщу бингамовской жидкости». Или примерно так.

     Еврейские головушки были не просто умными, а прагмаимчно-умными. Когда нужно было разработать какую-либо коммунальную машину, они не напрягали извилины. А зачем напрягать, когда другие умники уже потрудились.
 
     Они шли в информационный отдел, подбирали соответствуюлщий зарубежный аналог и лепили с него конструктивную основу будущей  машины. Новая машина всегда получалась хуже зарубежной. И не потому что копия, а порому что  Гормаш – это не  Атоммаш. Заводы коммунальной отрасли снабжались по остаточному принципу.

  Такие дефицитные материалы, как бронза, легированная сталь, высококачественная резина, современные пластики, почти не поступали на их склады. Поэтому, к примеру, подборный лоток, выполненный на немецкой машине из нержавейки, у нас делался из Ст.3.
 
     И технология хромала. К примеру: если внутреняя  поверхность шведского заборника полировалась, то у нас обрабатывалась под два треугольника. Машины работали плохо, часто ломались. Но выпускалось их много, поэтому коммунальные потребности крупных городов, в основном, удовлетворялись.

     У министерских ребят было много времени для разных умствований, поэтому в Министерстве родилась идея создания универсальной тротуаро-уборочной машины, то есть машины, на шасси которой можно было бы навешивать как летнее, так и зимнее сменное оборудование. Машина дожна была подметать и подбирать в бункер  мусор, поливать тротуар, сгребать и подметать снег, пдосыпать тротуар песком.

     Институтские умные головушки сказали, что из-за противоречивости требований такую машину сделать невозможно, то есть возможно, но агрегат булет золотой. «Делать!!!», -- сказали министерские. В Коммунальной академии их поддержали.

     С трудом склепали экспериментальный образец. Машина получилась неуклюжей и тяжеловатой. Целый год её испытывали, доделывали, устраняли ндостатки. Машина ломалась, горела, взрывалась. Наконец вроде бы все наладилось. На показательный выезд пригласили министерских  и академиков.

      Заметная группка людей в импортных шмотках, в велюровых шляпах столпилась около машины, которая была вся во вмятинах, ободранная, в  потеках масла и выглядела очень усталой. Водитель влез в кабину и запустил двигатель.

     Алексей Георгиевич наблюдал пикантный сюжет из окна. Ему показалось, что машина взглянула на публику, усмехнулась и окатила визитеров тонкодисперсным масляным веером из лопнувшего шланга, полностью испортив их дорогие одежды.

      Визитеры обиделись и убыли в Москву. Создание универсальной протуаро-уборочной машины было отложено. А потом наступил российский капитализим и надлобность в машине отпала.

     Какая машина, когда таджиков некуда девать!