Потери и обретения. Воспоминания. Сон

Прошли годы, а я все еще не могу забыть своего испанца... Воскресный день первого месяца лета клонился к вечеру. За;тих неугомонный ветер. Солнце не то зашло, не то скрылось в легкой пелене облаков. Собирался дождь. Стояла летняя, слад;кая вечерняя тишина. Воздух пронизан ароматами белой ака;ции, пиона, ночной фиалки, шиповника…

Нахлынули воспоминания, и мне захотелось пройтись пеш;ком по улице, исхоженной за шесть лет вместе с Андрэсом. Здесь, эту дорогу, тротуар – все с закрытыми глазами он знал наизусть, и, бывало, когда ночью возвращались домой, то и дело предупреждал о порожках или других препятствиях на тротуаре.

Я шла неспеша, наслаждаясь воспоминаниями, и, казалось, что он рядом. Напротив домов на скамьях сидели люди: одни играли в лото, другие вели мирные беседы, забавляясь семеч;ками. Бегали ребятишки. Тщательно подметенные и обрызган;ные водой тротуары у домов делали улицу чопорной и свежей, а в сочетании с сочной благоухающей зеленью клумб – совсем праздничной. Обочину тротуара обрамляло кремоватое круже;во осыпавшихся мелких цветков акации, сбившихся под один край дневным ветерком.

Шла, и как будто впервые видела и полянки зелени, усыпан;ные желтыми головками одуванчиков, и ухоженные клумбы с цветами, и набирающие силу плоды ореха. В час воскресно;го вечера эту смиренную тишину не нарушало ничто: не мча;лись так часто по дороге автомобили и троллейбусы, а из окон не слышалось магнитофонной музыки. По этой дороге каждый вечер в течение шести лет почти бежал ко мне, в мой дом, как в свой, Андрэс с работы. Во дворе улиц Льва Толстого и Лени;на у всех чилийских политэмигрантов были квартиры, была и у него. Туда он шел после работы встретиться с товарищами и пообщаться. Я наслаждалась этими воспоминаниями. Отвле;клась от обычной жизни.

Уже и 2010 год. Жизнь есть жизнь. Проживают ее по-разному. Ее берегут, ее используют до последнего вздоха. Жизнь – един;ственное, что у каждого должно быть неотъемлемым. Тогда я не придала значения, не думала, с чем или с кем я останусь в старости. А подумать бы надо. И было не поздно.

Но эти годы ушли так далеко. Их было более двадцати. Я не задумывалась над тем, куда и кому я их отдавала. Время бежало впереди меня, а я не успевала его догонять…

… Однажды мне приснился сон. Только музыка и пение – чет;кое, ясное: «И как будто, позабыв тревоги, ты мне улыбаешься опять…». Потом картинка: вошел в калитку, не то сказал, не то пропел радостно: – «Я ве-е-рну-у-лся!». Романс окончился. Раз;дался стук. Проснулась. Села, опустив ноги с дивана. Была глу;бокая ночь. Включила настольную лампу и переложила свой сон на бумажные листы:

Однажды мне приснился сон.

А, может, я и не спала?

Как будто возвратился Он,

Я тридцать лет Его ждала.

Калитки скрип и стук в окно.

Шаги знакомые – Его!

Лицо с улыбкой за стеклом.

Открыла дверь - и никого.

С тоской я улеглась в постель.

Часы пробили три за полночь.

За окнами мела метель

И ветер завывал по-волчьи.

Но это был всего лишь сон.

Калиткой ветер скрежетал.

Стекло в окне с Его лицом

Мороз - шалун нарисовал.

Кто подарил мне этот сон

И преподнес, как будто явь?

Возможно, Андрэс Аткинсон,

Чтоб не забыла, заказал.

Смешалось все – и явь и сон.

В картинке этой – Я и Он.

Да еще ветер все шуршал

И сказку в правду превращал.

Я окунулась в домашнюю работу. Душу часто ела какая-то тоска. Втайне от всех думала о несправедливости, о собствен;ной судьбе. В большой семье моего младшего сына я чувствую себя одинокой, и ничто другое так не гложет душу, как одиночество.