Стерва

Стерва

(рассказ)

Разговаривали мы как-то с моим племянником Алексеем Никбыро, приехавшим к матери из Хабаровска. Но первым делом, зашедшим ко мне. И, как бы оправдываясь, смущённо он пояснил мне с порога: "Не могу я терпеть её стервозного характера. Знаю, надо зайти. Мать всё же. Но пересилить себя не могу". Давно я знаю их семейную историю. И с пониманием выслушиваю оправдания племянника. А тот, как бы поощрённый моим молчанием, вдруг заявил: "А не пойду я к ней! И всё тут! Она отца моего чуть со света не сжила".
А история такова. По рассказам моего двоюродного брата Вадима, отца Алёшки. Каждый раз, когда Вадим приезжает из Хабаровска, и тоже заходит ко мне. С родной матерью Алексея, он не общается потому, как давно уже живёт с другой женщиной. с ней он и дорастил Алексея. И каждый раз начинает свой рассказ с таких слов: "Нередко я сейчас слышу от мужиков, что им нравятся этакие стервозные, горячие женщины, с ними, мол, веселее жить и интереснее. По крайней мере, не заскучаешь. Не то, что с правильными серыми мышками". И продолжает: "Эх, парни! Ничего-то вы не знаете и не понимаете!".
Впрочем, хорошо думают иногда о себе и сами стервы. И нередко слышу, как некоторые из них гордо говорят про себя: "Я стерва!". Будто совершили что-то героическое. И им за это полагается на грудь медаль. А мне вот, едва слышу это, хочется поскорее повернуться и уйти. И жалко, что в своё время, я не сделал этого, когда познакомился со своей первой женой. Было это уже после армии, когда демобилизовавшись, я вернулся домой. Где у меня ещё до армии была весёлая соседка Зинка, влюблённая в меня. Тем не менее, за время службы, успела уже выскочить замуж и к моему приходу развестись и вновь встретить меня. И едва увидевшая меня, вновь воспылала страстью ко мне. И стала частенько поджидать меня у подъезда. А на следующее утро, после дембеля, когда я вечером вернулся домой. Уже стояла, пританцовывая возле дверей нашего двухэтажного дома. Заметив меня, когда я выходил из дома, обрадовано кинулась ко мне. Обняла и расцеловала, восторженно оглядывая меня: "Вадик, какой же ты стал возмужавший и красивый! Не зря видать говорят, что армия делает мужчин настоящими воинами и защитниками!".
"Ну, так уж всех!" - усмехнулся я. Но Зинка, не дослушав меня, сообщила: "Слушай, Вадь, у меня сегодня день рождения! Я пришла тебя позвать, чтобы отметить мои двадцать два. Потому что, ты мне знаешь, и до армии ещё очень нравился". И, ещё раз поцеловав и обняв меня с радости, что я согласился прийти вечером к ней, упорхнула. Вечером оказалось, что у Зинки живёт на квартире девушка, по вербовке приехавшая в Бийск. Девушка была не очень красивой, какой-то серенькой, по-деревенски одетой и говорящей по-деревенски. Раньше бы на такую не обратил бы внимания. Но отслужив армейский срок, повзрослев, захотел иметь и обладать женщиной. Я и к Зинке то пошёл, только потому, что она была разведёнка. Я нравился ей. И был уверен, вечером легко добьюсь доступа к Зинкиному телу. Так оно и случилось. Едва с час, посидев с девушками за праздничным столом, мы, все трое, изрядно подвыпив, выключив свет, оказались в кровати. Я даже не помню, как девицы меня уложили туда, прямо в середину, между собой. Проснулся я от того, что Зинка, прильнув ко мне всем телом, стягивала с меня плавки. Смело, как жена. Взяла в руку моё мужское достоинство, с придыханием настраивая его ещё у сонного. Но эта её смелость, едва я проснулся, шокировала меня. Я лишь отодвинулся от неё, и вновь вернул на своё место плавки. Зинка шептала мне на ухо, что она хочет меня. А я, отвернувшись от неё, рукой провёл по бедру другой девушки. Та, сходу, отбросила мою руку. И вдруг встав, пошла в другую комнату.
Зинка, получив полную свободу, снова попыталась сорвать с меня плавки. Поражённый её такой смелости и наглости, я, наоборот, почувствовал отвращение к Зинке. Среди ночи встал и пошёл в соседнюю комнату к Ирине. Так звали девушку. Та, я едва попытался к ней лечь, стала пинаться и кусаться, говоря: "Я тебе не шлюха, чтобы так вот сразу пустить к себе в постель. Женись, тогда хоть ложкой хлебай". Тем и подкупила меня, что не такая доступная, как Зинка. "Значит, будет добрая жена", - подумал я. И, одевшись, ушёл домой. А на следующий день, заслал к ней сватов. И, как сейчас понимаю, совершил ошибку. Лучшей бы женой, стала любящая меня Зинка.
Ирина же оказалась, была опытной женщиной. Ей уже было двадцать семь лет. И мужчина я у ней был не первый. В первые же дни после женитьбы, я встретил пожилую женщину, которая рассказала мне, что также, как и я, купился и её сын. Ходил к ней, спал с ней. Но я упала ему в ноги: "Витя! Не губи свою жизнь. Это стерва. Она тебе искалечит всё будущее. Я посмотрела ей в глаза и поняла, что это чёрт в юбке". Женщина оказалась права. Едва Иринка перешла к нам с матерью, я получил зарплату, и по привычке, положил в комод, в шкатулку, куда свою пенсию ложила мать. Мама вечером нам с Ириной нажарила грибов, специально днём сходив за ними в лес. И пригласила к столу. Я тотчас сел за стол и взял ложку. Ирка же потупясь сидела на койке и почему-то не шла за стол.
"Ты что Ир?" - удивлённо оглянулся я на неё. Но та в ответ лишь заплакала. И дождавшись, когда мать ушла с кухни, ответила сквозь слёзы: "Ты не считаешь меня женой!". "Это из чего ты сделал такое заключение?" - удивился я. "Ты же зарплату свою матери своей отдал, со мной даже не посоветовавшись", - пробубнила она. "Ир, да по привычке", - услыхав её слова, сказала мать входя. И, взяв из комода деньги, отнесла их Ирине на кровать, говоря: "На, бери. Хозяйствуй! Я ещё буду рада, что отныне в магазин не стану ходить и тяжёлых сумок с продуктами носить".
Ирка, насупившись, и деньги не взяла, и за стол не села. И ночью на кровати отвернулась от меня, не давала даже дотронуться до себя. Лишь дёргала плечом, едва я к ней придвигался. А утром, чуть свет, прибежала соседка с криком от дверей: "Ир, там внизу у подъезда, тебя спрашивает какой-то не русский!". Ирка тотчас выглянула в окно. Радостно воскликнула: "Рафик!". И побежала на улицу. Минут через пять вернулась, и не глядя на меня, сказала: "Вадь, там Рафик за мной приехал. Мы с ним в поезде познакомились. Когда я ехала сюда".
"Так ты ж вроде уже замужем", - напомнил я. "Какой замужем" - передразнила она меня. "Вчера я от твоей матери узнала, что ты из армии вернулся больной туберкулёзом. И ничего не сказал мне. А мне, сам понимаешь, нужен здоровый мужик. Так что не обессудь!".
Схватила чемодан, комкая, собрала в него свои вещи. "Ну, что ж. Это твоё дело. Я действительно болен. Поэтому не стану удерживать тебя", - хмуро сказал я. "Спасибо", - поблагодарила меня Ирка. И схватив чемодан, ушла к своему Рафику. А через час вернулась. Упала мне в ноги. "Прости Вадь! Не могу я уехать от тебя! Ты уж стал мне родной!". "Но ты же знаешь, я больной", - напомнил ей. "Ну и что. Будем лечиться и бороться с твоей болезнью", - заявила она. Тем и подкупила вновь меня. Я ей простил её уход к Рафику. Но она тут же заявила: "Только у меня есть предложение. Уехать нам с тобой ко мне на родину в Калугу. Не нравится мне здесь на Алтае". Я с минуту поколебался и согласился уехать к ней на родину. Где, она сказала, у неё живёт мать и младшие брат с сестрой.
Дом её оказался вовсе не в Калуге. А в маленькой, глухой деревне под Калугой. Даже без медпункта и почтового отделения. Мать её жила в маленькой, подслеповатыми окнами избушке, три на четыре. Где для них не оказалось места, чтобы поставить кровать. И им свою уступила тёща. Сама перебралась на печь. "Ну и куда ты рвалась? В эту вот халупу? Что же тут лучшего, чем у нас в Бийске?" - невольно сорвалось с моих губ. Тёща, услыхавшая мои слова, сказала: "Действительно. Что сюда было рваться? А, впрочем, у неё всегда всё шиворот навыворот". "Как это?" - спросил я, когда Ирина вышла из избы. "Да очень просто", - пояснила она. "Стерва она. Ей всегда надо туда, куда не надо. Я её отсюда год назад еле выпроводила. Думала, хоть на стороне как-то изменится".
И стала рассказывать: "Муж у меня погиб в автокатастрофе. А их у меня трое осталось. Помыкалась я с ними. И была очень рада, когда тут же в деревне нашла порядочного мужика. Который, не побоялся троих детей. Полюбил меня. Добрый, красивый, работящий. И дети младшие его полюбили. А Ирка приняла его в штыки. Строила ему всякие каверзы. А потом заявила, что пристаёт к ней. Ушёл он. Остались мы одни. А она не унимается. Измывается над своим братом и сестрёнкой. Куплю им с сестрой одинаковые платья. Она носит платье сестры, своё бережёт. Куплю младшему сыну мороженое. Отберёт, сама съест. А хочу заставить хотя бы помыть посуду, ни в какую. И всё делает на вред. Я даже рада была, что она вдруг завербовалась и уехала к вам на Алтай. А тут смотрю, вновь нарисовалась".
Выслушав рассказ жены, я понял, что попался, как кур во щи. Но делать было нечего, продолжал жить. Устроился на работу. Работал, и дома бывал лишь вечерами. Приходил и видел, и слышал, мать с дочерью постоянно скандалили. Тёща, пожилая женщина, была на пенсии, но постоянно где-то подрабатывала. И ругалась на дочь: "Чего сидишь, не ищёшь работы. Что, вам в доме, разве лишняя копейка была бы?". Та лишь отмахивалась от неё, как от назойливой мухи: "У меня муж есть". И когда бы ни пришёл, всё спала. А в раковине горы немытой посуды. Когда же я иногда спрашивал, не скучно ли ей сидеть дома, не лучше ли пойти на работу? Обнимая, шептала мне в ухо: "Беременная". Так длилось три года. Все три года она уверяла меня, что беременная. И потому не искала работу. Но так и не родила. Зато скандалила всё сильней со всеми подряд. Особенно с матерью и соседями.
В то время тёща уже получила в совхозе двухкомнатную квартиру с подселением. Прихожу как-то с работы. У Ирки синяк под глазом. "В чём дело? Что с тобой?" - сразу заметил я. "Сёмин дал под глаз" - вздохнула Ирка. "За что?" - сразу завёлся я. "Я у них, на нашей общей кухне напилась из ведра. А он знает, что ты болен туберкулёзом. Закричал на меня матом. А потом как вдарит". От её слов меня всего затрясло. "Ах ты гад", - заорал я и пошёл к соседу. Тот на крик выглянул из-за двери. Не совладав с нервами, я ухватил его за грудки, затем за горло, и стал душить. На его храп сбежались соседи. В том числе и пришёл милиционер. На меня составил протокол. Соседка написала заявление в суд. Да участковый оказался на редкость сообразительным. Приглядевшись к Ирке, увидел у ней синяк под глазом рисованным. Он стал задавать вопрос за вопросом. Всем, в том числе и тёще. Из расспросов оказалось, что сосед сделал Ирке замечание, почему она не моет на кухне посуду, и от неё даже стало пахнуть. В ответ Ирка его обложила матом. Он ей ответил тем же и ушёл. Но Ирке захотелось, чтоб он больше не открывал на неё даже рот, а я чтоб поколотил его. Нарисовала под глазом себе синяк. И со слезами на глазах встретила меня с работы. После чего с тёщей у них стали ещё сильней происходить скандалы. И тёща заявила мне: "Зятёк! Ты парень хороший! А вот Ирка, хоть и дочь моя. Убери ты от меня её куда подальше. Увози её туда, откуда привёз. Богом тебя прошу - иначе я её убью". Уезжать мне не хотелось и работу, потом искать вновь. В соседней деревне я через неделю нашёл квартиру. Ира к тому времени родила. С ребёнком мы перешли на новую квартиру. У новой хозяйки был тоже ребёнок. Правда, чуть постарше нашего сына.
Почти в первый же день, Ирка, искусственно начавшая кормить нашего сына, вскипятила молоко и поставила студить на подоконник. Пятилетний сын хозяйки, подкравшись, выпил его. Увидев это, Ирка подняла такой крик, что перепугала в усмерть мальчишку. В ответ хозяйка заявила нам: "Вон отсюда! Из-за выпитого молока, вы чуть не лишили меня сына". Пришлось нам уходить с квартиры. Кинулся я к тёще, а она и слышать даже не хочет, чтоб мы вернулись к ней. Пришлось уезжать туда, откуда я привёз жену. То есть, к себе на родину. А там мать в слёзы: "Сынок, я тебе тогда ещё хотела сказать. Бывало, ты сам знаешь, Ирка твоя не работала, но и готовить не хотела и не умела. А потом, видя, как я хорошо готовлю, ревновала и злилась почему-то. Я напеку блинов, пирогов. Хочу после работы накормить, как следует тебя. Она подходила и выбрасывала всё. Шла в буфет за молоком, ливерными пирожками и колбасой". И вздохнула, жалостливо глядя мне в глаза. "Вся душа сынок изболела по тебе. Не добрую ты нашёл себе женщину. Мало того, что работать не хочет и готовить. Ещё и к внуку меня не подпускает". Я промолчал. Потому что понял давно, что это ещё цветочки. От Ирки можно ожидать было всего.
Так оно и случилось. По приезду, Ирка вдруг узнала, что Рафик, с которым она когда-то отказалась уехать, остался жить в нашем посёлке. К тому же женился. Это ей страшно не понравилось. А встретив однажды его сидящего на автомобиле с брезентовым тентом (на обслужке). Потом в выходной, на собственном автомобиле. Она страшно пожалела, что дала ему отставку. Поменяв его, на меня, больного. Вдруг воспылала новой страстью. Стала ловить его на всех перекрёстках. А придя домой, видя, как он подъезжает к своему дому на автомобиле, часами наблюдала за ним, вздыхая и срывая на мне, по любому поводу, зло. Или на соседей.
Показалось ей почему-то, что соседка напротив, специально к нам под половик возле дверей, заметала сор. С криком накинулась на соседку. На крик выскочил муж Николай. И увёл от греха подальше жену. Ирка же, встретив меня с работы, пожаловалась, что сосед ударил её. Зная, на что способна моя жена, ещё по Калуге, на этот раз я просто рассмеялся. Не доверяя своей жёнушке. К тому же, мне было не до скандалов. Уставал я на работе так, что буквально валился с ног. И всё ещё болел. Пил лекарства и стоял на учёте в тубдиспансере. Неожиданно, мне, как спасение, оттуда пришло письмо. Мне дают путёвку в санаторий "Лебяжье" Егоровского района. Сообщив об этом на работе, я поехал в санаторий. Приезжаю оттуда через три месяца. Узнаю, что моя супруга почти в открытую встречается с Рафиком, подлавливая его на всех перекрёстках. Мать, жалея меня, лишь жалостливо вздыхала. Но ничего не говорила.
Несколько раз я уходил от неё. Но она приходила на следующий день ко мне. Вставала на колени, просила прощения и возвращала меня. Я возвращался ради сына, которого любил к тому же, и он меня. Ревя в голос, когда я уходил, и бурно радовался, когда я возвращался. Тем не менее, жить мне становилось всё трудней. Видя, как жена вздыхает по Рафику, и в постели даже не подпускает к себе. Половой жизни у нас с ней давно уже не было. От жизни такой, я уже стал подумывать, а не пойти ли однажды в девятиэтажку, и не броситься с крыши, разом, таким образом, покончив со своей никчёмной жизнью. Остановило меня лишь то, что однажды я сходил, после санатория, в тубдиспансер. Где после обследования, мне сообщили, что теперь я совершенно здоров и меня снимают с учёта. А раз я здоров, сразу решил я, то пора мне начинать другую, новую здоровую жизнь. То есть, уехать, куда подальше от своей жены. Иначе она меня доконает своей стервозностью и неверностью.
В своей неверности, она уже так ненавидела меня, что готова была на всё. Однажды сказал я ей, что хочу подать на развод. Она, снимая у порога сапоги, с сапогом в руках накинулась на меня, пытаясь ударить. Я вырвал у неё сапог, хотел оттолкнуть её от себя. Нечаянно попал ей в глаз пальцем. Она подняла такой визг: "Караул! Убивают!". Специально расцарапала себе лицо, побежала к соседям, звонить в милицию. Николай, наш сосед, зная уже её, выдернул шнур из телефонной розетки. Она, не заметив этого, полчаса орала в телефон, что муж постоянно  избивает, и с ребёнком выгоняет на мороз. Умоляла приехать и забрать меня, и хотя бы посадить  на пятнадцать суток.
Поняв, что телефон не работает, побежала к другим соседям. Через полчаса приехал милицейский наряд. Ирина им показала расцарапанное ногтями лицо и на голове шишку. откуда она у неё появилась, я был в недоумении. Но когда милицейский наряд собрался меня увезти в милицию, то вышел сосед из квартиры напротив, Николай. Остановил милиционеров: "Постойте! Я случайно увидел в приоткрытую дверь, как Ирина разуваясь у двери замахнулась на мужа сапогом. Он оттолкнул её от себя и выдернул из рук один сапог. С другим сапогом она, матерясь, побежала к нам в чулках, звонить в милицию. Я выдернул вилку из розетки телефона". "Поняв, что телефон не работает, Ирка ещё сильней разозлилась. Выскочила от нас взбешенная. На ходу огрела себя вторым сапогом, каблуком с набойкой. Откинула от боли, побежала звонить на первый этаж к другим соседям", - дополнила рассказ Николая его жена Анна.
Выслушав супругов-соседей по площадке, милиционеры, посоветовавшись, решили меня не забирать в ментовку. Не сговариваясь, оба посоветовали мне: "Уйди ты от неё! Если не посадила твоя жена сейчас, посадит позже". Козырнув, ушли. Ирина, присутствовавшая при этом разговоре, зло сказала вслед им, взглянув на меня: "Обязательно посажу! И знаю за что!".
В тот же день я ушёл от неё к родственникам в город. Стал ждать развода. В суде, нам, как обычно, дали три месяца на размышление. Я, правда, всё уже решил для себя, спокойно ждал. Но вовсе не собиралась успокаиваться Ирина. Через неделю, мне на работе начальник сказал, что приезжает комиссия. И пояснил: "Твоя жена какую-то жалобу накатала в управление". В тот же день меня вызвали на комиссию. Начальник управления самолично, взяв в руки тетрадь в клетчатку, зачитал: "Вот вы считаете моего мужа хорошим человеком и работником, а он вор. Украл у вас на базе целую машину строительного бруса. И привёз домой, не уплатив ни копейки". Я сразу понял, чьё это письмо. А мой непосредственный начальник, криво усмехнулся: "Как в рассказе у Шукшина "Мой зять украл машину дров"". И добавил: "Бред сивой кобылы!". "Я тоже так думаю", - согласился с ним приезжий начальник. И повернувшись лицом к сидящей неподалеку на стуле в первом ряду, в красном уголке, Ирине, сказал: "Для вас же дамочка старался муж. Хотел на погребе построить летний домик".
И отвернувшись, договорил, оглянувшись на меня, стоящего перед комиссией: "Где же ты отыскал такое "сокровище"? Надо так ненавидеть мужа, чтобы выставить его на посмешище". И вынес за всех решение: "В общем, так, дамочка! Никакой ваш муж не вор, а мы сами ему, как хорошему работнику, выписать брус, по цене как дрова, в счёт зарплаты, учитывая ваше семейное положение. И посему, полагаю, на этом разговор закончим". "Да вы все мужики такие, стоите друг за дружку!" - вставая, зло проговорила Ирина. "Но я этого так не оставлю!". И пошла к двери.
Через три месяца нас развели. Но и там Ирина попыталась очернить меня. Совала судье какие-то бумажки. Он ответил, что у него дела только по разводам. Уголовные дела в соседнем кабинете. Словом, ничего от него не добившись, кроме развода, она в бешенстве выскочила из суда. Секретарь мне выписала свидетельство о разводе. И я с облегчением вздохнув, вышел на улицу. И был даже счастлив. Счастливее, как после того, как мне сообщили в тубдинспансере, что я совершенно здоров и могу теперь жить полноценной жизнью.
С того суда прошло уже несколько лет, а я всё не могу успокоиться. А когда слышу, как некоторые мужики говорят, что лучше и веселей жить со стервой, думаю про себя: "Товарищи, дорогие! Это вы просто не жили ещё с настоящей стервой! А я скажу. Легче войну пережить, чем жить вот с такой особой, как моя бывшая благоверная", - сказал в заключение Вадим. Я лишь посочувствовал ему. А стерва, в конце-концов, проиграла. Рафик от её услуг отказался - жил и добра наживал. Ирина осталась на всю жизнь одна. Не выдержав её стервозный характер, теперь перестал к ней приезжать и взрослый сын. Стерва получила по своим заслугам...
Жизнь она знает, как говорила моя мать: "Кто у Бога овечку спёр...".

город Бийск

2014 год