Чистый лист бумаги

                ЧИСТЫЙ ЛИСТ БУМАГИ
               
   Чистый лист бумаги лежал на столе. Наступал вечер. На столе собралась славная компания. Там были еще, кроме чистого листа бумаги, две шариковых ручки - с красной и синей пастой, ручка чернильная, записная книжка, ластик, настольная лампа и орфографический словарь. Все тут были старожилами, только чистый лист бумаги положили на стол всего лишь утром. Он немножко робел и с интересом прислушивался к разговорам аборигенов. Долгое время говорили о посторонних вещах, как будто не замечая листа. Первой не выдержал ластик.
-Новенький! - сказал он.
-И какой беленький! - подхватила ручка с синей пастой, как будто только и ожидала такого поворота разговора.
-Ты откуда, приятель? - настольная лампа была настроена дружелюбно.
-Да вот, только вчера вечером из магазина принесли. Да нас там много было, целая пачка, - скромно потупился лист.
-А! Твои друзья, наверное, еще в ящике стола лежат, дожидаются. А тебя, милок, видно на что-то важное приготовили, раз одного. Как же это ты сподобился? -ехидно спросил словарь.
-Да я не хотел, - засмущался лист. - Меня случайно вытащили. Могли кого-то другого.
-Перст судьбы, перст судьбы! Случайно ничего не бывает, - словарь, кажется, даже раздулся от многозначительности.- Ластик! Проверь-ка, как там у него с качеством. Соответствует?
-Хи-хи-хи, - ластик угодливо заегозил по листу. Лист с недоумением понял, что над ним издеваются.
-Пошел вон! - надувшись, он скинул с себя ластик.
-На сердитых воду возят, на сердитых воду возят! Хи-хи! - компания не прочь была повеселиться. Ручки с красной и синей пастой затеяли шумный спор о том, кому первому писать на листе, настольная лампа нагло освещала его, не давая уползти в тень, и даже записная книжка, хоть и приходилась листу дальней родственницей, подло им поддакивала. Лист ежился и заискивающе улыбался.
Между тем стало смеркаться. Свежий воздух вливался в открытое окно, принося пряные запахи улицы, навевая умиротворение. 
   Разговор стал затихать. Притупилась новизна, внесенная появлением на столе листа. Он с облегчением почувствовал, что его оставили в покое. Лампа немного отвернула свою голову, и свет не падал больше на лист. Можно было лежать в тени и тихо наслаждаться покоем. Что ни говори, а это был его первый выход в большой свет. Лист был немного обескуражен недоброжелательностью орфографического словаря и других обитателей стола. У него было пока еще очень мало жизненного опыта, и откуда было ему знать, что его соседями двигала всего лишь скука. Давным-давно никто из них не покидал этого стола, и они смертельно надоели друг другу. Наименее желчной из них была чернильная ручка: у нее была бурная молодость, и теперь она жила воспоминаниями. Записной книжке тоже немножко удалось посмотреть на мир из кармана хозяйского пиджака, но, кажется, это только ухудшило ее характер.
-Ничего, не робей, - услышал лист добродушный шепот. Ах! Он и не заметил, что старая чернильная ручка лежит совсем рядом с ним.
-Ничего, привыкнешь. Мы тут все не так уж плохи. Творческим трудом приходится заниматься, оттого все тут у нас немножко нервные. Привыкай, дружище!
Лист привыкал. Он внимательно прислушивался к разговору и уже даже сам стал вставлять слово-другое. Правда, аборигены стола, казалось, мало прислушивались к его словам, но зато и издеваться над ним почти перестали. Лист совсем успокоился.
-Ну вот, я и вступил в жизнь, - думал он. - Я, конечно, ожидал более благоприятных условий. Ну и уроды же тут собрались! Скорее бы уж в дело. Текстик для себя выбрать поприличнее - чтоб забот с ним поменьше, а хранили чтоб подольше. И стола чтоб этого больше не видеть. Обидно, что надо лежать, ждать своей участи. Надо же мне было листом уродиться!
   Лист перекинулся парой слов с чернильной ручкой, мысленно обозвав ее такой же дурой, как и все остальные, потом ввязался в общий разговор. Разговор шел ни о чем. Так, вставлял каждый слово-другое, к месту или нет - никто особо не задумывался.
   Но вдруг что-то произошло, незаметное, лист даже не уловил, что. Вдруг все вокруг него замолчали, отстранились. Он снова почувствовал себя чужаком.
- Малыш делает успехи! - с ядовитой ласковостью прошептал орфографический словарь и стал таращиться на лист с нарочитым интересом.
Все вдруг заговорили разом, громко и возбужденно.
-Истина! Истина! - визжал ластик.
-Он сказал истину! Надо же, он сказал истину! - хором вопили шариковые ручки.
-Давненько я не слышала ничего подобного, - приговаривала настольная лампа, качая головой.
-Да что случилось, объясните! Что я такого сказал? - недоуменно спрашивал лист, поворачиваясь то к одному, то к другому. Но все будто обезумели. Они выкрикивали хором и по одному, декламировали с разными интонациями:
-Истина! Истина! Он сказал Истину!
-Записать! Записать!
-Записать на ком?
-На нем! Записать на нем! - они показывали на чистый лист, хихикали и переглядывались.
   Нет, самообладания лист не потерял. Самое неприятное было в том, что он совершенно не помнил, что он такого сказал. Ляпнул что-то, думая о своем. Кто же знал, что с этой компанией все время надо быть настороже? А теперь на нем собирались записать неизвестно что, какую-то истину, которая неизвестно как могла повернуть его судьбу.
-А может, вам послышалось? - попробовал он еще раз успокоить крикунов. - Да не говорил я ничего особенного. Если и сказал, то случайно. Так ведь никаких листов не хватит, если все записывать, что кто-нибудь ляпнул.
-Но тебе крупно повезло, дорогуша, ты случайно ляпнул истину. Для истин бумаги должно хватить, и хватит, не волнуйся! -орфографический словарь посуровел.
 - Но погодите! Если вы сейчас запишете на мне эту истину, ведь может не остаться места ни для чего другого. Как же так? Разве можно так непродуманно, непланомерно, случайно? А может, у меня совсем другие планы. Может, не хочу я именно с этой истиной свою судьбу связывать. Оставьте меня в покое! Я должен подумать, ну, выбрать, наконец, чему себя предоставить!
   Некоторое время все молчали.
-Неужели он не понимает, что уже поздно? Как же ты не понимаешь этого? Ты, который достаточно зрел, чтобы пускать в свет истины? Разве ты не знаешь, что их потом надо вынашивать, как вынашивают младенцев? Чему вас только учили, - укоризненно покачала пером чернильная ручка,
-Истина должна быть записана. Союз истины и листа бумаги освящен вечностью! Слышишь, дурачок, вечностью!
-А вот мы в него пирожок завернем! Пирожок - хочешь, красавец? - неприязненно сказал ластик. - Или, может, кляксу на него да в урну?
-Нет, это не выход, - покачал обложкой Словарь. - Что же будет с его истиной? Нет, будем записывать. Сам потом спасибо скажет. Всё, готовьтесь к операции.
   Все шумно засуетились. Лист лежал на столе, совершенно огорошенный. Он никак не ожидал такого быстрого решения своей судьбы. Он уже не пытался вспомнить, что за истину собирались на нем записать. Может, это была и вполне достойная истина, из тех, что в огне не горят и в воде не тонут. Сейчас ему было все равно. Внутри него все протестовало против этой внезапной случайности.
-Ну хоть бы случилось что-нибудь, что им помешало бы, - молил в уме лист, - хоть бы хозяева вошли в комнату!
   Его мольба была услышана. Послышался звук отпираемой двери, входная дверь отворилась, сильный сквозняк ворвался в комнату, подхватил лист и вынес его на улицу. Ещё секунду назад лист лежал на столе, а теперь он летел, и летел высоко. Далеко внизу светил огнями город, а вдали смутно угадывался темный массив леса.
-Куда это меня несет? - лист соображал медленно, слишком неожиданна была перемена. - Э-э, да вот уж и окраина города видна. В лес? А ведь там я совсем пропаду! В неизвестности!- с ужасом понял он. - Разве белка какая-нибудь в гнездо затащит или ворона. Он забарахтался лихорадочно, пытаясь найти хоть какую-то опору.
-Ну-ну, не егози! - услышал он вдруг спокойный голос.
- Первый раз летаешь? Полет суеты не терпит. Наслаждайся, пока я, ветер, тебя несу.
-Я вниз хочу, - заскулили Лист. - Ну перестаньте дуть хоть на минутку, пока город не кончился! Отпустите меня вниз!
-Ну, черт с тобой. Не везет мне сегодня - весь день какие-то бескрылые попадаются, полетать не с кем, - досадливо буркнул ветер, и лист почувствовал, что он медленно опускается. Ветер крутанул его напоследок и оставил на земле. Стояла уже глубокая ночь, и лист совершенно ничего не видел вокруг. Надо было ждать рассвета, чтоб сориентироваться и составить план дальнейших действий.
   Рассвет наступал медленно. Наконец стали проглядывать очертания домов. Лист обнаружил себя на аккуратно подстриженном зеленом газоне. Газон тоже обнаружил на себе лист,
-Фи, - брезгливо фыркнул он. - Мало у нас своего мусора, еще с неба валится.
-Извините, но вы ошибаетесь! - лист даже опешил. – Какой же я мусор? Видите – я же совсем чистый и гладкий! Я тут случайно оказался!
-Все вы в порядочные лезете. Порядочные - то листы лежат себе в столах или в папках. Их люди берегут. А на земле мусор валяется, - газон был непоколебим.
-Я не мусор! - оскорбленно закричал Лист. - У меня... У меня... У меня даже истина своя была, вот! Только записать ее на мне не успели. Что, по-вашему, у мусора может быть истина?
-Какая истина? - заинтересовался газон. Это другое дело, если истина. Я и сам несколько истин знаю. А у тебя - что за истина?
Лист судорожно попытался вспомнить, что же за истину он выпустил в свет. Но ничего у него не получилось.
-Ну! - нетерпеливо заворчал газон, - где же твоя истина? А! Я так и знал, что ты - самозванец. Мусор и есть мусор.
И он углубился в себя, потеряв к листу всякий интерес.
   Лист лежал тихо-тихо. Невеселые были у него мысли, честно говоря, он был близок к отчаянию.
-Никогда не думал, что мусором так легко стать. Что же теперь со мной будет? Ну пусть хоть бы что-нибудь на мне написано было! Как же мало надо для счастья!
   Двор спал. Наконец появилась темная фигура в замызганном халате, стала шаркать метлой по тротуару, вce ближе и ближе к листу. Первые мгновенья он еще надеялся на что-то, потом успокоился внезапно и только хотел сильнее и сильнее, чтобы все поскорее закончилось. Наконец дворничиха протянула руку, подняла лист, поднесла близко к глазам, повертела.
- Совсем пустая бумажка, - протянула разочарованно.- А мне-то показалось - документ какой-то потеряли. И дворничиха швырнула лист в ведро.
  Он был сожжен через полчаса вместе с другим мусором. Сгорая, лист успел подумать: - А интересно все-таки, какая у меня была истина? Найдется ли теперь для нее хоть какой-нибудь клочок бумаги?
  Вечная незапятнанность и пустота... пустота...