Мобилизация

     Разбирая почту, Панов увидел извещение из медвытрезвителя на бригадира слесарей Конева. «И этот туда угодил!» - закипел начальник. Пётр Конев, бригадир слесарей, молодцеватый, сообразительный, исполнительный, в основном приводился в пример, как говорили, был на хорошем счету и на доске почёта.
     Пётр Иванович сник под взглядом Панова, который не замедлил с разговором.
     - Давай, только начистоту. 
     - Да тут и сочинять ничего не надо. Всё очень просто, хоть и самому не верится. Друг пригласил посидеть после работы в пятницу в ресторане. Не ради выпивки. Давно не виделись, хотелось поговорить по-человечески. Подсели две хорошенькие дамы, и всё так было культурно. Но как я оттуда вышел, припомнить не могу.
     Очнулся в кромешной темноте. Лежу раздетый на железной кровати, но при всех спальных принадлежностях. Вспомнил, был с женщиной. Но где она? Пошарил рядом – нет. Вдруг рука натыкается на такую же  кровать, там кто-то спит, посапывает. Ну, думаю, вот она! Толкаю потихоньку, чтобы подвинулась. И вдруг слышу крутой мужской мат. Я затих, а когда глаза попривыкли к темноте, разглядел зарешечённую дверь. Всё стало ясно – медвытрезвитель.
     Тут сосед разбушевался: «Эй, менты! Кто-нибудь! Дай воды!» В ответ - ни звука. Тот выдержал паузу и заорал: «Козлы поганые! Я требую принести воды!» На этот раз в дверях замаячила фигура. Плечи во весь дверной проём.
     - Кому воды?
     Вот, думаю, здорово, и я попью. Сосед сел на кровати, руки вытянул, ждёт.
     - Мне, - кричит, - мне!
     Подошёл милиционер и изо всей силы как врезал в живот!
     - Это, - говорит, - тебе за команду «дай!», а это – за «мента и козла поганого». -  И навернул пару раз дубинкой по хребтине. - Эй, кому ещё воды поднести?
     И сразу – тишина, как в морге. Забился я под одеяло и думаю, как хорошо, что не напросился. Наутро всех выпустили. Правда, кое-кого будили… ногами. Вот и всё.
     Панов не прерывал исповедь, видел, что тот не юлит. Но подытожил так:
    - Очень впечатляет, даже трогает. Значит, менты там звери, а ты паинька. А фингал под глазом? Его ж тоже выпросить надо.
     - Ой, шеф, не знаю, не помню.
     - Ладно, Пётр Иванович, иди трудись. Последствия последуют…
     - Что за это будет?
     - Точно, не почётная грамота. Всё, как положено: разбор на собрании бригады, в профкоме, депремия за месяц и понижение разряда. Может, и лишим бригадирства. С доски тебя уже сняли.
     - Уж очень круто, могли бы и помягче – с кем не бывает.
     - Со мной никогда!
     - Ой, ой! Не зарекались бы вы, Владимир Данилович! При наших ментах и не то может быть…      
     Прошло не так много времени.

     - Ну что, Владимир Данилович, доставим Вас в медвытрезвитель, - поглядев в паспорт, с вежливой издёвкой произнёс лейтенант милиции. Он снял фуражку, протёр изнутри платочком, затем большую бритую голову. – Ну и жара. До самого вечера дышать нечем. И как только водку пьёте в такую погоду? – спросил устало.   
     - Да, выпил. Грамм сто. Повод-то какой – у друга юбилей. Отпусти, товарищ лейтенант, я ведь в норме. Ни в одном глазу, как алмаз чистой воды. Вот если там не примут, как домой тогда добираться? Ехать мне с пересадкой на двух автобусах. Отпусти, голубчик, - упрашивал жалостливо Панов.
     От мысли, что на производство придёт «телега», и его как пьяницу будут разбирать на парткоме, профкоме, партбюро, Панов окончательно протрезвел. А как глядеть в глаза тем, кого он так безжалостно «прессовал» за пьянство? Взять хотя бы случай с бригадиром Коневым…
     После долгих уговоров лейтенант сдался.
     - Хорошо, сейчас проверим, насколько Вы адекватны, а потом решим. Сержант!  Пифагор ты наш, проверь-ка клиента на свой коронный тест.
     Тот положил на столешницу лист бумаги, записал задание – перемножить два четырёхзначных числа.
     - Правильный ответ, и Вы свободны, - подал слабую надежду.
Через секундное замешательство Панов написал число.
     - Ха, да за кого Вы нас держите, - развеселился лейтенант, - так и любой дурак напишет.  Нет! Вы, умник, столбиком, столбиком, по крестьянски, а мы сравним.
     «Во, попал, так попал. Теперь точно не отпустят», - упал духом Панов. И принялся перемножать – «столбиком, столбиком». Наряд в опорном пункте  в составе лейтенанта, сержанта и рядового с  интересом наблюдали. Хоть какое-то развлечение, и видно было, что не впервой.
     Когда задержанный протянул бумажку с результатом, у троицы стали вытягиваться лица – восьмизначное число  точно совпало с записанным ранее. Но более всего этим был поражён сам Панов. Первым пришёл в себя лейтенант.
     - Ну, ты и Эпштейн! – произнёс восхищённо, почти по-дружески переходя на «ты».
     - Точнее будет Эйнштейн, - подал голос сержант.
     - Слушай, Панов, а где ты работаешь и кем? – спросил лейтенант.
     - Начальником цеха на «Азоте».
     - Эх, тебе бы в театре или цирке выступать. А живёшь?
     - В Кировском.
     - Сержант, заводи свой тарантас и отвези нашего гения домой. Смотри, головой отвечаешь.
     - Слушаюсь!
     - Не надо. Я сам, сам доберусь.
     - Нет, такие мозги – достояние народа, их беречь надо! - Он снова протёр взмокшую голову. – Надо же так. Кому рассказать, ни за что не поверят. Фокусник!
     Всю дорогу Панов мучительно соображал, что это было. Как такое могло случиться? Он посчитал только разряд произведения, а записал цифры, ВНЕЗАПНО пришедшие в голову.
     Слышал, читал, что в минуты опасности человек может мобилизоваться, привести в действие все свои способности, но чтобы так! Выходит, что-то страшное ему угрожало.
     Божий промысел – в конце концов объяснил себе Панов.