Maiden and Sea. Девочка и Море. 003

Одна бабка на окраине поселка по имени Изольда, порой зазывала к себе, проходящую мимо Солли и поила её чаем с травами и рассказывала о единственном непокорном сыне, который уходил в дальние плаванья, вместо того, чтобы рыбачить у родных берегов и однажды не вернулся. Говорили будто в Средиземном море его судно захватили налётчики из южных фанатиков повстанцев и взяли экипаж в заложники. Но потом почти всех заложников удалось освободить, но кроме её сына из-за его упрямого характера, ибо он стал сразу бороться и погиб в бою с повстанцами. И вообще, все эти южане дикари со своим фанатизмом бога, для которых ничего не свято и даже жизнь человека ничего не стоит, главное добыть денег для нового оружия. Всё у них одна война на уме, какой у них там бог варвар? Так говорила бабка Изольда, исповедуя свою душу. Бабка верила что чайки кружащие у берегов посёлка и кричащие надрывно – это души всех погибших и утонувших моряков и одна из этих чаек носит душу её сына Боливара. И бабка чудачка постоянно подкармливала чаек, но ходила для того к берегу моря. Солли не вслушивалась в исповеди бабки, а думала о своём и ей вновь грезились эти южные страны и моря. Конечно, она хотела бы ходить по морям под парусами, как были древние бригантины или корветы, а не современные суда, надсадно гудящие моторами. Да и выглядели парусники романтичнее и краше. Одно древнее поверье вызывало неприязнь у Солли – это то, что женщина на борту судна дурной признак, даже как предзнаменование кораблекрушения и вообще дело дев, ждать мужей на берегу. Она хотела в своих мечтах доказать обратное, что женщина создана для моря. Хотя какая с неё женщина с её характером мальчишки – чудачка и только. Но море манило её в дали и она ничего не могла поделать со своим характером и этой тягой. Порой она уговаривала отца взять с собой на рыболовный траулер и он нехотя соглашался, велев только не путаться под ногами. Рыбаки на судне тоже были мужиками грубыми и хмурыми и порой матерились на чём свет стоит, с того, отец не хотел её брать на промысел. Ибо не всегда рейд оказывался удачным, хоть приходилось ходить за десятки миль в поисках крупных косяков рыбы, а в итоге переводили много дизельного топлива, а улов оказывался курам на потроха. Или приходилось порой рисковать и ходить в штормовой ветер, когда траулер мотало как щепку на крутых волнах. Один раз Солли попала в такой рейд, хотя поначалу море было тихим и ничто не предвещало резкой перемены погоды, зато как захватывали её дух эти мощные и яростные удары волн о борта судна. Моряки матерились на всю глотку, а она лежала на краю кормы свесив голову за борт и восхищалась этим неистовым буйством моря. Солли верила в морского царя Нептуна и считала что его можно ублажить если не поддаваться панике и вести себя достойно морячке. Тот рейд она запомнила навсегда – такое забыть было невозможно, но после того случая, отец отказался брать её в рейды снова, похоже он в неё ни верил. Солли очнулась от раздумий, оказавшись у местного клуба, где под вечер крутили драйв для современных танцулек, это и привело Солли в чувство, ибо она эту музыку из Америки терпеть не могла, вот уж кто дикари похлеще южан. Это был один из её неудачных дней для мечтаний. Солли вопреки своему характеру обожала классику, типа Моцарта или Баха, но не всю, а где было более морской тематики и особенно симфонии на тему бушующего моря. Второе, что привлекло внимание Солли – это косой, с ехидцей, взор Ганса, который стоял в стороне от фойе клуба с парой девчонок и кроликом Бонсом. Бонс тоже невинно поглядывал в сторону Солли и видимо Ганс снова кидал ехидные шуточки в её адрес. Видно у Солли и так от нерадивого настроения, но и сколько от этой заморской музыки, выразилась на лице неприязнь, что сделало её лицо ещё более неказистым. К тому в сочетании с тем как она была «по-мальчишески» одета. Солли была уверена, что Бонс не стал всем ребятам трепаться о той встрече с ней на берегу моря, он и сейчас выказывал свой нейтралитет. Но тут Солли поняла, что не узнаёт того Ганса, что был более весёлым заводилой рядом с Симоном. Неужели эти ранние романы с девицами так повлияли на его натуру? При Симоне он не стал бы казать столь дерзкие с ехидцей взоры и Солли просто захотелось сорвать своё настроение и она подошла к Гансу прямо взирая в его глаза и тот умаслился.
– «И чего ты так на меня взираешь, словно я нагадила мимо горшка? Я тебя не узнаю Ганс Фридрих? Казалось недавно был милой шавкой при Симоне и вот ходят упорные слухи что в местные корольки решил прописаться? И это правда что ты меня уже с кроликом сосватал? Ишь лев сопливый, указы тут направо-налево уже раздавать начал. Я могу быстро твои регалии урезать. Если есть свои холуи, то ими и распоряжайся. Что тебе до меня? Короче, ещё раз так посмотришь на меня – глаз вышибу, а потом и второй», - за всё исполнение сей прелюдии, Солли не моргнула и глазом и не проявила ни единой самой вшивой эмоции, так словно сама была крутым мальчишкой и говорила спокойно без повышенных тонов. Ганс воздел брови в невинной миме, о чём это она тут толкует, и выдал, -
– «Да о чём ты мне тут проповедуешь дуэнья? Больно мне твоё дерьмо тревожить надо – вонять шибко станет. Чего это ты на меня тут наезжаешь, словно я пёс какой шелудивый, не к лицу тебе пришёлся? Сама проходила бы мимо, тебе тут никто здрасьте не скажет. Детки кончились и теперь придержи язык за зубами, говорить мальчишке такие дерзости. Сама и не девчонка и не пацан, а неведомо кто. Морское чудовище. Я уже тебя забоялся»;
– «Я не слепая и не дура, чтоб не видеть как ты на меня только что ехидно косился. При Симоне такое личико никогда бы не казал. И теперь, мальчишка, ещё раз так на меня поглядишь – морду я тебе поправлю, чтоб милее была и приличнее. Кто я, не твоего собачьего ума дело. Если есть что, скажи прямо в лицо, а не в сторонке шушукайся, герой. Мне нет дел до твоих привилегий. Сам не мальчишка и шуточки у тебя дурацкие. Где мне ходить, не тебе указ», - выдала под занавес Солли и хотела уйти, но Ганс не утешился, - «А что ты мне тут указы раздаёшь на кого смотреть и как? То ей не нравится, это, мне чихать на твоё настроение. Только вот тебе моё слово – ближе чем на десять метров к ребятам не подходи, а то я тебя нравам учить стану, как с нормальными ребятами обращаться надо. Сама собакой не будь, прежде чем иных учить»;
– «Вот как мило по душам поговорили. Давно бы так, а то всё уж по углам и из-за спины. Какой меня за глаза считали – такое вам от меня и уважение. Я не кролик Бонс, что все ваши дурацкие шуточки сносит, ради того чтоб и его в шею не гнали. Ни тебе тут нормы устанавливать, этот посёлок ни меньше мой, чем твой. А если так подраться приспичило, то так и скажи. По мне, так ты сам только в пару с базаркой Рамоной и будешь. Та тоже любит вопить на весь базар о порядках и нормах, хотя сама из себя...», - Солли махнула лапкой, ибо слов не стала подбирать к описанию пресловутой на весь посёлок Рамоны. Ганс только ехидно улыбнулся, -
– «Ты на себя в зеркало погляди – выдра морская. Как можно такую за девчонку выдать? Причём тут нормы, сама пугало огородное...»;
Солли уже стояла спиной к Гансу, собираясь уходить и скорее её по нервам резанула таже ехидца в его голосе, что вспомнилась в совокупности с тем ехидным взглядом и Солли сорвало... Она не помнит как её, уже насилу, оттащили от Ганса и не могла потом понять, что это так мог задеть этот недостойный внимания придурок, что стал шутом почище Бонса. У Ганса потом глаз был синим и расквашена губа, он был ко всему готов, но такой стремительной ретивости от Солли не ожидал. Впрочем никто из мальчишек никогда с Солли и не дрался – девчонка всё-таки, чего с неё взять. Однако от такого взрыва эмоций и антипатий, Солли сама была не рада и несколько дней не могла прийти в себя. Она сутками напролёт сидела у моря и тупо смотрела на горизонт с пустотой в голове. Это было первым «кораблекрушением» её иллюзий мечтаний о морских путешествиях, ибо там она себя хотела видеть только в хорошем и добром амплуа. В реальности же всё выходило наоборот. Морская выдра, пугало огородное, как такое можно было сказать о ней? И какого лешего Ганс вообще задевал тут море? Это было для Солли как святое. Видимо он знал как надавить на её любимую мозоль, задеть за самое живое. Вот тебе и морская волчица по кролику Бонсу. Но странно что сам Бонс стал казаться Солли милее и интереснее и она часто о нём и вспоминала, т.е. о том утреннем купании. Но теперь стриптиз кролика её не волновал. Он оказался самым близким к ней мальчишкой. Её и нашла там на возвышенности берега, через пару суток после случившегося, тоже слегка неказистая и нагловатая подружка Веста и села с Солли рядом.
– «О твоём подвиге только весь посёлок и гудит. Давно такого тут не было. Даже когда мальчишки на отшибе села дрались и ходили гордо с синяками – такого не было. Чем это он тебя так задел? Жалко меня там не было поглядеть, как ты его отметелила. Я кролика сколько могла пытала, он так ничего толком и не выдал. Да и вообще он говорить не умеет – несёт какую-то околесицу», - начала балаболить Веста, а говорить она могла без конца, как и без начала, словно заводная, за это её тоже мало кто любил.