Бумажный дом

Меж позолоченных солнцем древесных стволов медленно брёл пацан, напоминающий помесь сторчавшегося рокера и фарфоровой куклы. Когда впереди блеснула вода, он тяжело привалился к дереву, вынул пластинку телефона из джинсов. Разложил её и прижал к уху. Наклонил голову, почти закрыв лицо тёмными волосами.

— Он уже здесь... в доме. Ждёт тебя. — призрачный голос из трубки слышал лишь он. Другой не расслышал бы ни слова. Может быть, в ней даже батарейки не было. Теодор молча слушал, не произнося не звука. — Всё, что тебе нужно — это быть сейчас с ним, пока ловушка не захлопнется. Оставь оружие здесь — оно тебе не понадобится.

Мальчик небрежно отбросил замолчавшую трубку, и побрёл дальше, чуть покачиваясь от введенных в его тело веществ. Он сам не знал, что это было за дерьмо. Конский возбудитель? Эликсир, увеличивающий силу? Вещество, превращающее его в бомбу?

Тео скинул тяжёлый школьный рюкзак с хрупкого плеча, и через несколько минут вышел к озеру. Брезгливо поморщился, глядя на призрачно-белое строение, на лёгкое облако вишни. Юноша выглядел абсолютно равнодушным... но он все же немного волновался — от того, что ему предстоит. Похоже... они там не чай будут пить — с этим апельсиновым неко...

Стройная фигурка скользнула в пушистый туман, медленно плывущий от озера, и Тео поднялся на веранду — даже не взглянув на дерево. Поколебался пару секунд, потом сел и скинул тяжёлые армейские ботинки. Следом полетела фетишисткая майка и брякнувшие цепочкой джинсы. Мальчишка разделся догола, и спустился с веранды. Вздрогнул, когда босая ступня коснулась холодной земли. Медленно вошёл в парящееся озеро. Не торопясь обмылся и окунулся с головой, смывая с себя запах крови...

Потом так же медленно вышел на веранду, и наклонился к одежде, стуча зубами от холода.

***

Тео быстро натянул джинсы на узкие бедра, потом дрожа, натянул майку, и она облепила его мокрый торс. Потом сел на корточки и отодвинул бумажную перегородку в сторону. Перебрался внутрь, и точно так же закрыл за собой проход. Чёрт, и зачем апельсиновому понадобилось восточное жилище?.. Тео совершенно в них не разбирался. Мальчишка встал, ёжась и обнимая себя за плечи. Его зелёные глаза медленно привыкали к слабому свету.

— Ты здесь, неко? — негромко произнёс мальчик, и едва сдержался, чтобы не чихнуть. С кончиков его волос капала холодная вода. — Ты просил бумажный дом... и мальчика. Я здесь.

Время пошло. Теперь ему просто нужно находится здесь, пока... Пока что? Теодору не сказали, каким образом будут ловить апельсинового. Он знал только то, что тот был неуловим... и очень ценен — как единственный представитель своего вида.

***

Чуть хрипловатое "уррк" проникло в грудную клетку — будто вонзившийся нож, нарушило дыхание... стиснуло мышцы живота. Пробежало мурашками по гладкому белому телу. Тео прикрыл глаза, прерывисто втянул воздух. Лишь каким-то чудом не вылетел он сейчас сквозь бумажную стену, не бросился в клубящееся молоко... Один! Без оружия, без защитного костюма. Беззащитный, будто младенец!..

Совсем рядом, в нескольких шагах от него сидел крупный молодой кошак — расслабленный, спокойный... самоуверенный.

Нет!

Оранжевый не настолько глуп, чтобы поддаться на такую уловку. Его не поймали. Это меня... отдали ему. Не смогли поймать — и решили подружиться. Обычная практика Корпорации. Одного рядового охотника не жаль. Мы лишь куклы... сползающие с конвейера. Бездушные, бесстрашные. Бе... бесчувственные. Мальчик ещё раз прерывисто вздохнул. Опустил узкие руки вдоль хрупкого, подрагивающего тела. Всё в порядке. Сейчас они придут... и схватят его. Вокруг домика уже стягивается кольцо.

Между тяжелыми прядями приоткрылся темно-зеленый камушек. Недоверчиво посмотрел на "чудовище". В полумраке с тихим треском появлялся подрагивающий силуэт охотника. Огонь словно бы распространялся из чащи жаровни, втягиваясь в поджарую мускулистую фигурку, наполняя её формой, плотностью мышц, насыщенным оранжевым цветом. Мелкие искорки вспыхнули на кончиках гривы — подчеркивая белизну почти девчоночьего лица. Тело нека, плавно наливающееся плотью и теплом, мягко выгнулось назад, и на пол соскользнула шуршащая тонкая ткань. Последние капли цвета разошлись по его выпуклой грудной клетке... чуть сгустились в темных сосках. Через колышущийся бликами носик пролегла темная подрагивающая полоса. Немигающий камушек глаза чуть вздрогнул и слегка расширился. Похоже, нек собирался раздеться догола. Тихо звякнула пряжка ремня. Стройные ноги плавно выскользнули из плотной ткани, и сделали несколько мягких шагов.

Тео едва не закричал — горячая, как утюг, ладошка прижала влажную ткань к его и без того втянутому от страха животу, и он подобрался, едав не встав на цыпочки. Судорожно вздохнул. Сильные пальцы хозяйски скользнули по прессу, по ребристой пульсирующей груди. Горьковатый запах щекотал нос, вспыхивал искорками в груди. Тео ощутил прикосновение когтей. Волна страха и возбуждения плавно скользили вдоль его тела, будто сотни щекочущих частичек — вырывающиеся плотным потоком из под ног... обдувающие тело потрескивающим теплым воздухом
— Охотник.. — подрагивающий взгляд скользнул по плавным обводам оранжевых бёдер, по темнеющему под тканью фаллосу, по мягкому, пластичному телу — изменчивому, будто расплавленный металл. Столкнулся с взглядом болотно-зеленых глазищ. — Раздевайся, будем пить чай. Вы же не забыли?

Насмехается. Чувствует себя хозяином положения. Тео стиснул зубы. До боли захотелось... врезать коленкой по темнеющему под белым органу, бросить нека на поблескивающий пол — и пинать... пинать сильными, тренированными ногами. Пинать, превращая его в красную хрипящую куклу... выбивая наглость и силу. Избавляясь от своего страха. От постыдного возбуждения.

Пошёл ты, чёртов извращенец! — чуть было не выкрикнул мальчишка... и облегченно выдохнул. Нек отнял от него раскаленную ладонь, и плавно скользнул к закипающему чайнику — будто переменчивый язык живого огня. Плавно опустился на корточки, вынул две чашки из изящного футляра, и бесшумно опустил рядом с собой. И снова посмотрел на него.

Тео едва не покраснел, дрожа от закипающей злости. Спокойно, спокойно. Это просто... испытание. Да! Очередное испытание. Чёрт, чёрт, чёрт! Ему даже не сказали, сколько ему придется тут пробыть. Тем более... раздевшись догола!.. Парень попытался сделать обычное невозмутимое выражение лица, превратить его в подобие фарфоровой маски, Медленно, спокойно стянул с себя влажную ткань, бросил её на курточку нека. Взгляд проклятого кошака стал почти вещественным... обжигал и царапал, скользил по его узком телу, будто когтистая ладонь. Тонкие сильные пальцы, чуть подрагивая, расправились с массивной пряжкой ремня. Темная ткань соскользнула с узких, гладких, как мрамор бёдер. Оранжевый свет скользнул по выскользнувшему, наполовину напрягшемуся пенису. Бледное личико чуть порозовело от стыда. Нужно...

Нужно схватить этот чайник, выплеснуть ему в лицо... и бежать, бежать отсюда, сломя голову. К чёрту такие задания, к чёрту грёбаную Корпорацию... к дьяволу всех... чёртовых извращенцев!.. Опозорен, обесчещен, растоптан...

Он попытался сохранить самообладание, и сел напротив нека. Он не мог понять... Откуда исходит... это, жаркое, бесстыдно ласкающее тепло? От горящей жаровни? От апельсинового нека? Или?.. От его собственного бледного тела — раздираемого страхом, яростью... и возбуждением.

***

Уютный халат лёг на гладкие белые коленки, но обнажённая фигурка, сидящая напротив странного существа, даже не шевельнулась. Будто и вправду была статуей. Тёмно-зеленые глаза скользнули по треугольному оранжевому личику. Опустились к циновкам, и тёмные волосы почти закрыли белоснежное лицо. Несколько секунд охотник молча смотрел, как чаинки плавают в его чашке, превращая воду в жидкий горячий янтарь. Теплый чуть потрескивающий воздух наполнился тонким ароматом. Похоже, неко закупается не в обычном магазине.

Мальчик глубоко вздохнул несколько раз, успокаиваясь, но надевать халат не спешил, потому что его чуть изогнутый пенис поднялся, и сейчас чуть подрагивал под мягкой тканью. То, что ему пришлось раздеться на глазах у жертвы, возбудило его даже сильнее, чем его прикосновение. Но сам себе он в это никогда бы не признался, и для себя считал свою эрекцию влиянием холода или ещё чего-нибудь. Мало ли какие реакции могут быть в организме!..

Наконец мальчик всё таки накинул халат, но попытался сделать это побыстрее, чтобы его торчащий пенис не слишком долго находился напротив болотных глазищ. Укутавшись, пацан ближе придвинулся к полыхающей оранжевым жаровне, и почувствовал себя гораздо комфортное, даже слегка повеселел, хотя внешне никак этого не выдал, сохраняя бесстрастное выражение лица. Пар от чашек медленно поднимался между сидящими подростками.
Оба они были одинаково необычны. Один всю свою сознательную жизнь занимался тем, что убивал и похищал разумных существ, а другой... другой был неком, почти уникальной апельсиновой разновидностью. Ну, по крайней мере, второго такого Тео никогда не видел. И в Корпорации не видели. И именно поэтому хотели прибрать его к рукам... Может, чтобы клонировать. Может быть, им было интересно, что у него внутри.

— Спасибо. — тихо произнес мальчишка. Сейчас, сидя в халате, он ешё больше напоминал девчонку... но только мысли у него были не женские. Он размышлял, не скрутить ли ему нека сейчас, не дожидаясь, пока в дом ворвутся спецназовцы. Насколько Тео было известно, Корпорация уже пытались его захапать, но апельсинчику каким-то образом удавалось ускользнуть. Тогда ему предложили переговоры. В ответ на это неко ответил, что хочет бумажный дом в лесу и смелого мальчика для компании — чтобы выпить с ним чаю. Просьбу удовлетворили... Но Теодор начал подозревать, что домик этот — не ловушка, а его самого попросту подарили неку, как сексуальную игрушку. Чтобы задобрить...

— Как давно ты... в этих местах? — Тео посмотрел в странные, нечеловеческие глаза. Его голос был едва слышен. — Откуда ты пришел сюда?..

***

Неко не удостоил его ответом, а жаль. Ценная была бы информация. Если бы удалось выведать откуда он, на родину апельсиновых ушастов можно было бы отправить поисковую экспедицию. И если бы ей повезло, ей встретились бы апельсинчики детского возраста... которых наверное проще поймать чем взрослую особь.

Одна из этих самых особей вспорхнула со своего места, ловко подцепила маленькую скамеечку, и забралась на неё, повернувшись к нему хвостом. Мальчишка взял свою чашку, вдохнул ароматный пар и сделал небольшой глоток, чувствуя непривычное тепло — укутывающее его, погружающегося в него вместе с обжигающим глотком. Его белое тело всегда было холодным, и Тео привык к холоду, привык к тому, что всегда мёрзнет. Скорей всего, причиной такой физиологической особенности были те эксперименты, что на нём ставили.

До Теодора доходили какие-то слухи, что Корпорация, до того, как сделать его охотником, использовала его как подопытное животное (кажется, для чего-то, связанного с высшей нервной деятельностью), а потом стерла ему память. Что же... вполне может быть. Корпорация способна и не на такое... И это хорошо... Это правильно.
Лениво размышляя об этом, мальчишка следил за действиями нека. И тут же разозлился на себя, обнаружив, что любуется его задницей. Тео с каким-то болезненным любопытством смотрел на основание его хвоста — покачивающегося над маленькой округлой попой, и думал о том, каково это, чувствовать, что из тебя торчит такая штука. И от этих мыслей...

— Подай пожалуйста уголек. Зажгем...

Тео решил сначала проигнорировать его, в отместку за его молчание. Но потом всё же встал, пошарил в жаровне холодными пальцами, встал со своего места, и протянул неку покрытый серым пеплом уголёк.
— Держи.

***

— Викса Титли... — медленно, едва слышно повторил юноша, отвернувшись в сторону — чтобы не смотреть на его текучее тело... крутящее голыми бёдрами чуть ли не у самого его носа. Неко всё время крутился, его фигурка беспрестанно двигалось, будто оранжевое пламя... Чёртов кошак все больше возбуждал его, и он уже не о чём не мог думать, кроме...

Тёмные глаза резко расширились.

В тумане двигалась знакомая фигурка. Рыжеволосый малыш с маленькими крылышками медленно брёл по берегу. Потом остановился и резко посмотрел на него. Его губы чуть шевельнулись... Что они с тобой сделали, братик? И привычный страх сжал сердце.

Флёр...

Охотник закрыл глаза. Глюки, всего лишь глюки... побочное действие веществ. Веществ... каких веществ? Что они вкачали ему? Зачем отгрохали домик для этого нека, зачем притащили его сюда?! Неко не убийца, не кровожадный зверь — это уже понятно. Да он вообще не выглядит опасным! Непонятно, как ему удавалось так долго скрываться от Корпорации... Стоп! Скрываться?!...

Тео медленно поднял голову, зелёные глаза сверкнули между взъерошенным прядями. В горле заклокотало. Красиво вырезанные ноздри раздувались от гнева... Тонкое тело напряглось под мягким халатом, сжалось стальной пружиной, и спустя мгновение охотник набросился на жертву!..

На прыжок понадобились доли секунды.

Мальчик стоял напротив нека — сжавшийся, напружинившийся — как готовая к укусу змея, и одной рукой держал его за горло, чуть царапая его ногтями, а другой упирался в выпуклую упругую грудь — прямо напротив сердца. Прохладные пальцы почти не сжимали пульсирующую горячую гортань, но были готовы вырвать её — в любой момент. Мальчик тяжело дышал, и со смесью ненависти и желания смотрел в огромные болотные глаза. Его эрекция стала такой сильной, что почти причиняла боль.

— Только шевельнись, и я вырву тебе горло. Я это не в первый раз делаю, поверь мне. Не делай глупостей.
Он пытался говорить холодно, но его голос чуть дрожал от волнения, и он почти скользил пальцами по нежной коже его голого горла, ощущая огненный толчки под своей холодной ладошкой...

— Говори, ты работаешь на Корпорацию?! Только не ври мне — я почувствую ложь.

***

Узкое, неожиданно тяжелое тело — плавно опускается на нека. Острые когти соскальзывают с оранжевой шеи, не поранив её. Впервые он не довел приём до конца...

Эти пальцы — тонкие и длинные. Созданы для прикосновений. Хрупких, порхающих ночных бабочек. Острых гладких белых костей...

Длинный вздох, он тянется и тянется. Воздух полыни втягивается вспышками в мои глаза. Обрисовывает твои мягкие изгибы. Размывает оранжевыми бликами фонаря — в бархатистой колышущейся тьме. Тянется вздох...

Пальцы колеблются на пульсирующей шелковистой плоти. Нечеловеческий, странный пульс. Нет. Нет, нет, нет... я не могу. Не могу убить тебя!.. Не могу оторвать пальцев, не могу закричать!.. Остановись, не надо...

Я хочу тебя...

Ладонь с тихим всплеском погружаются в оранжевую шейку. Другая — входит в твою голую горячую грудь. Я... проваливаюсь в тебя. Погружаюсь. Почему мне было так страшно? Это... совсем не больно. Это и называется секс?

Оранжевая ласковая печь поглощает меня с с головой, и я беззвучно кричу. Моё тонкое тело плавно выгибается и опускается — будто гибкая волна, скользит по влаге холодного пота. Я чувствую. Чувствую...

Выдох.

Глаза мальчика прояснились, и он посмотрел на незнакомое, странное лицо. Прекрасное, но в тоже время пугающее. Хрупкое треугольное личико, глубокие, засасывающие темные глаза. Зеленые. Узкие зрачки... Не сразу, постепенно ощутил своё тело — одетое в теплый халат. Он лежит на полу, и нек баюкает его голову на мягких коленях. Гладит растрепанную темную гриву.

И он вспомнил всё.

Нападения не будет. Вокруг домика — нет никакого кольца. Апельсиновый... непобедим. Я лишь прикоснулся к нему — и потерял сознание. Он опасен. Опаснее, чем я представлял... Неудивительно, что меня прислали сюда. ИМ... интересно. Они хотели узнать — что он сделает со мной. Должно быть, накачали "маркерами" — чтобы извлечь их из трупа, и посмотреть... как они изменились. Или, может быть, испытывают новое средство, противоядие от его чар.
Белые губы чуть приоткрылись. Изящная белая рука потянулась... коснулась кончиками пальцев оранжевой щеки. Защити меня... Закрой в себе. Защити от НИХ!.. Я верен им, как собака. Как ручная подопытная мышь...

Убей меня.

Гладкое белое личико чуть порозовело, и мальчик облизнул пересохшие губы.

— Поцелуй меня. Пожалуйста... — тихо попросил он.

***

Первый поцелуй мальчишки оказался не таким, как он себе его представлял. Странное, невозможное существо, ставшее вдруг его любовником — молниеносно подхватило его узкое тело — так, будто он ничего не весил. Сильные горячие пальцы сжали его плечи, развернули их и через мгновение чужие губы впились в его рот. Тео был потрясен. Зачем?..

Зачем? Ведь я же... я же попросил убить себя. Разве нет?..

Со мной, пусть и начинающим, но одним из лучших охотников ведут себя, как с девчонкой. Со своей девчонкой... Похоже, неку наплевать, сколько людей... или нелюдей я убил. Сколько способов убийства знаю... Ему всё равно. Для Загги убийца — лишь игрушка...

Его мальчик.

Я пытался ответить — на порывистый, почти яростный поцелуй — насколько хватало умения... и моих сил. Чуть задыхаясь с непривычки, ощущал странный привкус его слюны. Чувствовал прикосновение его клыков. Неко... он... он так накинулся на меня, едва услышав... мою отчаянную просьбу. Единственную высказанную вслух. Он мог сделать со мной... Мог сделать со мной всё. Воспользоваться... моей беззащитностью. Но неко почему-то ждал. Ждал, когда я его попрошу. Лишь смотрел. И ждал. Ждал...

Зачем?..

Откуда он мог знать, что попросит охотник? И почему губы мои попросили о поцелуе. Ведь хотел попросить его о смерти...

Он так и не спросил его — зачем. Его вынесли на руках, и он чувствовал себя... чувствовал себя отчаянно беззащитным. Он ощущал себя так необычно — будто научился ходить по воздуху. Мысли бестолково носились вокруг — сталкивались, вспыхивали. Падали огненными пчелами. Он чувствовал, что сходит с ума. Неко вынес его в ночь, и положил рядом с собой.

Кажется, охотник плакал, но не был уверен в этом. Не приходилось плакать самому...

Что со мной происходит?!

Спрашивал что-то у меня. Какую-то чепуху. Я почему-то отвечал. И мы смеялись, хотя мне хотелось бежать. Бежать сквозь ночь и кричать. Я чувствовал ходящий рядом страх. Мои губы, привыкшие лишь фальшивить и изображать — неуверенно улыбались. И мы все смелее касались друг друга...

Я попросил его.

***

Тео не стал спрашивать, что это это такое. Он уже догадался, что Загги хочет ввести это в него. Он лёг поудобнее, и его сильные узкие бёдра плавно скользнули по груде мягких косматых шкур. Гладкое тело выделялось чётким пятном на фоне тёмных шкур, будто слоновая кость. Поблескивало, отражая луну. Теодор поднял лицо к тёмному небу, плавно открывая себя — и улыбнулся... по-настоящему, с толикой прежней жесткости и желания, облизнул пухлый рот тёмным язычком. Волны тумана мягко плыли вокруг, и уносили с собой обрывки мыслей маленького охотника. Очищали похоть от мусора...

***

Металлический прутик блеснул в его узкой ладони, и Тедди приготовился принять его. Он... совсем небольшой, и должен легко... проникнуть в него. Неко завозился между его ног, удобно устроился между раскинутых бёдер — напоминая при этом донельзя довольного кошака — дорвавшегося наконец до сметаны... Тео едва не вскрикнул.

Чужое, горячее тело...

Так близко.

Когтистые пальцы плавно прикоснулись к его животу — и мурашки охватили все его тело. Загги не торопясь оглаживал его тёплый животик, и Тео плавно втягивал и расслаблял его — едва ли не мурлыкая от удовольствия... и ритмично сжимал медвежью шерсть в горстях.

— Белый, мой белый Олле...

Тео слегка улыбнулся, и... его темные глаза резко расширились.

— Что... ты...

Неко прикоснулся пенисом к его "колечку", и только сейчас до Тео дошло, неко собирается сделать с ним. Но... для чего тогда этот металлический предмет в его пальцах?.. Мальчишка не успел ещё впасть в панику, не успел ещё осознать, что в него собираются... когда это уже произошло!... Неко не собирался его предупреждать. Он всё решил сам... за него, за свою игрушку...

И плавно вошел в него.

— Нет!..

Алая вспышка!.. яростный вскрик!!.. Тео оглох от своего визга. Пенис, показавшийся ему невероятно огромным, скользнул внутри его шелковистой плоти — по направлению к пупку... пульсируя в глубине тела. Тео потужился, пытаясь выдавить его из себя. Свести бёдра вместе....

Не вышло!..

Апельсиновый демонёнок полностью владел его телом — не давая ему никакой инициативы. Мальчишка скрипнул зубами, отчаянно извиваясь на его пенисе, но не сумел сдвинутся ни на миллиметр. Загги оказался сильнее, чем он предполагал. Нужно... нужно расслабиться... дышать глубже...

Что-то холодное прикоснулось к головке его пениса — напрягшегося, будто натянутая струна. Загги деловито прижал к нему наконечник того самого прутика. Глаза мальчишки расширились, будто два блюдца... Неко собирается... вставить это в него? В его член?!.. Загги отпустил прутик, и тот по собственной тяжестью скользнул в нежную щёлку — раскрывшуюся, будто рыбий рот. Тео задохнулся от нахлынувших на него ощущений!.. Острых!.. Ни на что не похожих... Парящая над озером тишина рассыпалась на невесомые клочки. Металлический предмет плавно скользнул вверх — почти выйдя наружу... и снова упал вниз — вырывая стон из его тела. Горячее и твердое плавно двигалось в его попке — в такт общему плавному скольжению. Гладкая, мокрая спина плавно двигалась по медвежьим шкурам, и Олле со свистом втягивал воздух — в такт ударам по его простате. Удовольствие, смешанное с болью — становилось всё ярче. Острее...

***

Пытка продолжалась и продолжалась, апельсинчик и не думал останавливаться. Ненасытный неко положил его белоснежное бедро на своё — будто просвеченное оранжевым и горячим насквозь, и оно задвигалось под ним — скользя по сладковатому поту, помогая апельсинчику втискиваться... в сладко сокращающийся — истекающий белым соком бутон. Грубые, неприличные звуки разносились плотными волнами над хрупкой красотой — сотнями иголочек пронизывали бумажный дом. Мурашками скользили по озеру. Дрожью поднимались по тонким ветвям... — но не разрушали её, а наполняли... вливаясь... — белой сладостью в хрупкий бокал. В шелковистой глубине белокожего тела — отчаянно запульсировало!.. забилось, будто птица в силках, и Тео хрипло стонал, с трудом успевая вдохнуть. С пухлого ротика срывались облачка горячего воздуха. Перед глазами — оранжевый скользкий огонь, не на что не похожий аромат. Быстро вздувалась и опадала широкая апельсиновая грудь. Плавно изгибается мягкое пламя живота — и мальчику чудилось... будто он чувствует — всю его пульсацию... дрожь. Как будто Загги входил в него не частью себя... а целиком, полностью. Заполнял... тяжестью плоти.... Пронзал звенящей.... сладкой болью....

Дррррожжжжь.... Сокращающаяся простата увеличилась, надавив на пронзающий его орган, и хрипящий, извивающийся мальчик — выгнулся!.. трепещущей белой аркой. Блестящее тело приобрело твердость стали — и облачко вишни вздрогнуло — от звонкого мальчишеского вопля. Металлический предмет выскользнул из пульсирующего фаллоса, и мальчишка сжался, будто от острейшей боли — тонкие пальцы едва не проткнули шкуры насквозь. Горячее брызнуло на вздувшиеся мышцы матового живота и ребристую грудь... Олле откинулся на спину, на едва ли парящие медвежьи шкуры, разбросал по ним мокрые пряди тёмных волос — хрипящий, почти бездыханный. Провел тонкими сильными пальцами по своему дрожащему телу — чувствуя хлопья густого сока. Волны счастья и удовольствия расходились от него почти ощутимыми волнами — дрожью, сводящими с ума запахами... сладким, трепещущим жаром.....
Загрохотали невидимые барабаны, отбивая по сердцу ритм. И Олле пытался двигаться в такт, плавно работая всем телом, вминаясь в горячие влажные шкуры — будто танцующий на сцене стриптизёр — извивающийся в финальных движениях... когда не осталось даже клочка ткани на бёдрах.

Олле прикусил пухлую губу, и фарфоровая статуэтка, размягченная чужим теплом — плавно двигается в такт твоим движениям, старалась раскрыться... ещё шире!.. напрягать свое колечко в такт, выталкивая тебя с напряжением. Расслабляется, когда ты погружаешься. Боль почти прошла, и лишь страх... плавно скользил поблизости. Обвивал наше ложе, будто гигантский змей. Обжигает меня падающими снежинками. Обретает плоть и кровь. Требует имя!..
Я на самом краю пропасти и рядом мой страх, крылатый, безумно улыбающийся юноша — лежу на гладкой, скользкой как стекло поверхности, и каждое движение тренированного, змеящегося тела грозит мне сорваться вниз. Он сорвётся... сорвётся вниз, и страх воспарит над бездной. Взмахнёт мягкими каштановыми крыльями. Страх обострит чувства. Заменит ему любовь...

Я!.. Боюсь!!!....

И не только Флёра. Мальчик панически боялся, что... сладкая пытка — прервётся. Прервутся движения странного, нечеловеческого тела. Остановится скольжение кисточки твоего хвоста — по тонкой, чувствительной коже моих ног...

***

Фарфоровая маска дрогнула, с тихим треском приоткрылись полные губы. Под оголённой спиной скользило тёмное зеркало озера, отражало острые иголочки звёзд. Тео словно парил над ним, всё дальше и дальше ускользая от слабо светящегося дома. Становилось всё темнее, и свежая прохлада скользила по гладкому телу — охватывала тёплой, чуть колючей волной. Хотелось крикнуть, позвать Загги на помощь, но Тео лишь слабо застонал — не в силах остановить скольжение. Кричащие запахами шкуры, мягкое тепло нека окружали едва ощутимым коконом... но прикосновение когтя было реальным! Невыносимо... острым... По телу охотника пробежала дрожь. Он шевельнулся, слегка выгибаясь — под пушистой дразнящей ладошкой. Неко мог видеть каждое движение его мышц, отчётливо заметных под тонкой кожей.

Резкая трель мобильника вырвала из темноты!

Обнажившие малахитовые камешки остро, цепко смотрят на край верандового плота. Тело Олле, только что бывшее податливым и уютным, как скользящий по горлу молочный глоток, будто бы и вправду превратилось в прохладно-теплый фарфор. Несколько минут Олле смотрел на безобидно поющую пластиковую пластинку — прижимаясь к неку гладким будто мёртвым телом, опираясь локтём об их дикое, грубое ложе...

Я отдался тебе здесь...

Красиво очерченные губы мягко сложились в злобную усмешку. Разрывающуюся трубку слышит и видит лишь Теодор, она лишь в его голове. Маска повернулась к неко, и тело мальчика плавно двигается, будто к Загги прикасается ползущая ядовитая змея. Телефон исчез, но охотник уже забыл про него, впервые не ответив, не прижав страшную трубку к уху...

Попался!

Он не опасен сейчас. И не ожидает нападения. Успеет обездвижить его? Как там, в бумажном доме. Прежде чем тонкие пальцы пронзят тёплую шею — как белые острые шипы...

Нет!

Будто кто-то крикнул внутри!.. разрывая горло. Тео судорожно вздохнул. Воздух вокруг дрожал от беззвучного яростного крика, вырвавшегося из сердца. Не смей причинять ему вред! Разорви весь мир в кровавые трепещущие лоскуты, но этого неко... Не смей даже думать о том, чтобы причинить ему вред.

П-почему?..

Он же изнасиловал меня.

— Что ты... сделал со мной...

Мальчик, непрерывно и медленно двигаясь, будто текущая в кружку белоснежная густая сгущёнка, — оказался над тобой, тихо трещат отрывающиеся волокна шерсти, сплетаются ноги, поблескивающие камешки глаз скользят по твоему поджарому, горячему... восхитительно живому телу. Чуть щекочущая бабочка хрупко двигается вниз — по огненной изменчивой плоти живота, чуть царапает ногтями. Тонкие пальцы преодолевают последние сантиметры... и обхватывают тебя, чуть сжимают — неумело, но бережно лаская. Олле смежил веки, и смертоносные пальцы соскальзывают с твоей шейки, ласкают мускулистое плечо. Мои пухлые чуть искусанные губы раскрываются, выпуская жадно дрожащий язычок. Я вылизываю твои губы, обвожу их тёмным кончиком жала, глажу странное, нечеловеческое лицо — прядями тёмных спутанных волос. Зависаю над тобой, всё грубее оглаживал твою плоть хрупкими пальцами. Чувствую, как она растёт в моей руке...

Твои губы разбухают под моими поцелуями, жадно вылизываю их, и моя ладонь соскальзывает с твоего плеча, упираясь в шкуры рядом с твоей головой. Ещё несколько раз провожу пальцами по твоему пенису, будто успокаивая его, облизываю пальцы тёмным язычком, дрожа от возбуждения, и медленно скольжу ими вокруг, массирую основание хвоста. И наконец — ввожу пальчики в твой подрагивающий бутон...

Вновь жадно неумело целую тебя, и всё быстрее вхожу в тебя пальцами, чувствуя, как всё более эластичной и мягкой становится твоя горячая дырочка...

Проходит ещё несколько секунд, и Олле, почти обезумев от лежащего под ним существа, подозрительно напоминающего божество, вынимает из него пальцы, и уже грубо и нетерпеливо вонзает в Загги свой немного изогнутый клинок. Быстро, глубоко двигается в нём — произнося совсем не романтичные слова, а грязные ругательства!.. Вырывающиеся из самого сердца. Скрипит зубками, и едва сдерживается чтобы не заорать во всё горло. Как горячо! Будто огонь горит внутри его живота. Дракон...

Олле всё быстрее входил в него, и наверное был слишком груб, но сейчас не замечал этого. Фарфоровая статуэтка быстро двигалась на оранжевом, подвижном и ярком — будто нарисованном неке, яростно вбивая его в шкуры, пронзая собой. Яростными хриплыми криками...

***

Быстрое, горячее пламя желанного тела ускользнуло, вывернувшись каким-то невообразимым образом. Из раздувшегося горла белокожего вырвался короткий вскрик ярости, и обезумевший Тео ринулся следом, попытался поймать ловкого кошака — за сильную красивую ножку или тяжелый хвостик... Но апельсинчик и не думал убегать. Грациозно изогнувшись, прильнул к тёмным доскам веранды — изгибаясь, оттопыривая круглый упругий зад. Дразняще изгибая хвост... Сейчас Загги, его великолепный Загги ещё меньше напоминал человека, чем обычно. Скорее — дикого грациозного львёнка — пышущего, искрящегося силой и молодостью, переливающегося лентами красивых мышц — под поблескивающей, лоснящейся оранжевой кожей — крепкий, как молодое деревце, мягкий и нежный — будто вода. Горло саднило от судорожных вздохов... Тео, задыхаясь от желания, провёл узкими сильными ладошками по его бёдрам, сжал округлые сильные ягодицы — такие мягкие и податливые сейчас, жадно лаская их, скользнул гладкими пальцами по подрагивающему хвосту, глубоко вдыхая странный, необычный аромат желания — дрожащего в воздухе, как тысячи бархатных бабочек. Скользящих по коже мурашками...

Тео плавно лёг на него, плавно скользя мокрым от пота телом, втиснул руку между их телами и провёл пальцами по своей плоти, направляя её. Головка чуть изогнутой "игрушки" надавила на нежную "розу", плавно продавливая её, раздвигая.... Резкий, сильный толчок! — и Тео вошёл полностью, громко скрипнув зубами. В него словно стрельнула молния!.. Темные волосы легли на исказившееся лицо... горячо... горячо... Оранжевое тело изгибалось волной, и словно несло вперёд — в обжигающем, болезненно плотном пламенном потоке... Как... хорошо... За... загги. Как сладко.... мягко.... будто в ножнах из нежнейшего шёлка. По белоснежному телу пробежала колючая волна, и Олле застонал — изливаясь в горячую попку.. Прикусил бледную губу, и на сладкое тело Загги упала алая капля. Руки плотнее легли на поясницу хвостатого, и белокожий задвигался — проникая в рыжика медленными, долгими ударами. Плавно наращивая темп. Доски скрипели под ними в такт движениям. Пальцы ещё сильнее впились в ягодицы, в поясницу, и охотник всё резче, глубже входил в кольцо плоти, и из горла рвались хриплые стоны... Темп и натиск всё нарастал, и яростно хрипящий Олле почти втирал оранжевое тело в доски веранды. Ему хотелось пронзить его собой... насквозь... Колючее тепло вновь наполняло низ плоского, напрягшегося живота...

***

Ветер тихо шелестел по серебристой шёрстке на уродливом теле, по тонким широким крыльям, и мелкие чешуйки, отслаивались, опадали искорками на холодные травы. Огромная бабочка освещала странных, невообразимых существ, рассевшихся среди пней и корней; в глубоких дуплах. Корявые вытянутые морды — "украшенные" тонкими шевелящимися щупальцами, гладкие красивые лица, звери с человеческим взглядом, похожие на людей существа — без проблески разума в черных поблескивающих жучиных глазах. Мерзкие монстры и феи, все духи лесные — охочие до романтических танцев, горячей человеческой плоти; появляются в слабом свете бесшумной бабочки, огромной — с человеческую голову, красивой, жуткой до дрожи, — и исчезают в темноте, позади. Мрак расступается, лес становится реже.

Отчетливо видны собравшиеся на запах страсти, жизни, острого кайфа, боли. Полумрак окрашивается серебром. Легкие невесомые взмахи, уродливое тельце скользит вверх-вниз, очень длинные усики закручиваясь качаются, роняют искорки длинным опадающим шлейфом — на крыльях, из жуткой головы. Гость из леса взлетает — порхает тёмным на фоне огромной, улыбающейся луны. И будто тончайшие, звонкие колокольчики несутся из темноты — оттуда, где шевелятся. Вязко, грузно. Легко, невесомо. Зло и добро, грязные монстры и чистые духи, все здесь — потому что охотник пришел к неку. Злодей и убийца, пропитанный кровью. Потому что... он влюбился. Влюбился по уши в свою добычу... Бабочка опускается, касаясь тяжелого зеркала воды, чуть скользит длинными усиками, торчащими из нижних пар причудливых крыльев, и всё ближе к серебряному, пропитавшемся луной бумажному дому. К темной веранде, где двое мальчишек, где белый тонкий, но сильный сверкает сладкой влагою кожи. Быстро и плавно двигаясь, вонзается в мускулистого, огненного. Откидывает голову, сбрасывая волосы с глаз, и брызги пота взлетают в горячий воздух. С криками боли или удовольствия? — вонзается, вонзается, как когтистые пальцы, взрезающие дерево. Стройное тело — как струя льющейся сметаны. Ритмично выдвигаются из плоти косточки позвоночника, тонких ключиц — кажется, будто вот-вот прорвут тонкую, кожу. Бабочка жадно разворачивает хоботок.

Летит вокруг, медленно поворачивается легкий воздушный домик, чуть шепчущее облако вишни. И видно сбоку, как скользит в липком соке длинный изогнутый фаллос — вспахивающий быстрыми, беспорядочными ударами оттопыренный округлый зад.

Кричащий, стонущий Олле, бессвязно кричащий что-то, до боли стиснул твои бёдра, оставляя царапины от острых когтей, и бабочка — плавно опускается на узкую спину. Белая, нереально огромная, сливающаяся с белым, вонзает хоботок в позвоночник. Мальчик взвизгнул, вбиваясь яростно и беспорядочно — прямо в простату неко, и они кончили! — почти одновременно. Загги — без семени, сладкой болью и судорогой, а из оленёнка выплеснулось — остро, невыносимо остро, и Олле показалось, что он кончил кровью. Без сил распластался на горячем теле — почти не чувствуя рельефных оранжевых мышц... его жаркое, невыносимо сладкое тепло; обдавал его раскаленным дыханием. Луна скрылась за чёрными лоскутами, прячет окружившую их толпу. Бабочка пропала... будто и не было её. Слилась с Олле? Не оставив ни следа на коже. Улетела незаметно? Стала невидимой? Неизвестно...

***

Так хорошо. Не бывает так хорошо. Тео полюбовался ещё раз на оранжевые обводы любимого тела — дрожащие в мелкой воде, осторожно поглаживая грудь узкой кистью ладошки. И твоё тело... казалось... таким же зыбким, хрупким — каким виделось сейчас сквозь воду и пар. Сделаешь одно неверное движение — и оно рассыпется бликами, и я никогда его больше не увижу...

Может быть, лучше всё таки... убить его? Убить его сейчас?! Это решило бы кучу моих проблем. Вернуло бы мою жизнь — в обычное, привычное русло. Я должен убить тебя, неко. Должен... убить...
Пальцы напряглись на мгновение.

Один рывок, и они внутри твоей груди — как в том моём сне. Но здесь не будет мягкого всплеска, твоего нежного огня. Будет лишь боль... и неизвестно — кому из нас будет больнее. Тео расслабил ладонь... смежил веки, наслаждаясь пронизывающим теплом. Приятно ныло внизу живота, в голове порхали бабочки... Впервые в своей жизни, казавшейся такой невыносимо долгой! — охотник чувствует себя счастливым. Олле получил любовника, друга и... питомца. Тёплого, красивого зверька, требующего ласки. Мягкая голова лежит на узком, твёрдом, измочаленном тренировками теле, лаская его волосами — напоминающими длинный густой мех, лаская его живот тёплом, вибрацией уютного мурлыканья, и от этого... невыносимое щемящее — поднималось в груди. Хотелось плакать.

Бежать отсюда прочь! Раздирая обнаженное тело об холодные ветви...

Весь этот уют и счастливое тепло — не для него!.. Это... всего лишь морок. Сон. Скорей всего — Тео спит сейчас под стеклянным колпаком, на жесткой ледяной лежанке, утыканный проводами и трубками — вживленными в бледную плоть. Спит, и счастливо улыбается во сне.

Для чего же меня направили сюда... Это какой-то эксперимент. Им интересно, что произойдет. Дикари, революционеры и прочие обреченные — считают, будто есть какая-то мифическая Лаборатория, где и творятся то самое Зло. И стоит уничтожить её, как всё прекратится. Наивные. Не удивлюсь, если весь мир вокруг нас — эта и есть она, лаборатория. Бороться бессмысленно. Единственный выход — пойти Корпорации на уступки — как этот апельсиновый неко. Загги... мой Загги, мой солнечный котёнок — согласившийся жить в этой клетке...

Загги шевельнулся под его рукой, выпячивая живот. Будто представляя себя беременным. Чёрт, до чего же ты милый. Нет, к счастью мальчики не беременеют... У меня и без того хватает проблем...

Тео хихикнул, но уже через несколько секунд расслабленное, блаженное лицо парня отвердело, став привычной бесстрастной маской — белой, гладкой и неподвижной, будто обкатанный пустыней череп. Я буду убивать вас! Я буду убивать вас одного за другим — до тех пор, пока вы не почувствуете... мою любовь. Любовь Охотника...
Любовь к моему Загги.

— Я люблю тебя.

Жестокое, злобное выражение медленно, неохотно сходит с гладкого личика. Охотник плавно приподнимается из воды, и его белое, узкое тело чуть парится в ледяное бездонное небо. Он садится, нагибаясь к твоему лицу, закрывает его темными прядями, осторожно касается горячего рта — мягкими чуть дрожащими губами. Прикрывает глаза, вдыхая твоё дыхание. Раскрывает губы, сливаясь с тобой, скользит языком по твоему кошачьему язычку...

***

Прикрыл глаза, чувствуя, как тело... смешивается с ласкающим паром, становится легче, расплывается чуть гудящим пульсирующим облаком. Я схожу... с ума... Тео прерывисто вздохнул. Горячие пальцы скользнули по попке, впиваясь в чувствительную кожу, и Олле стиснул зубы. От тепла молочная кожа стала мягче, тоньше, и каждое прикосновение оставляло на ней отпечатки пальцев. Из груди вырвался лёгкий стон, коснулся твоего странного, нечеловеческого лица. Горячая плоть с некоторым затруднением втиснулась в узкий бутон, и Тео едва не закричал — пока она прокладывал себе путь... и не вошла полностью. Мальчик судорожно сжал её, и глубоко дышал — уткнувшись носиком в мягкое лицо. Улыбнулся, чуть поморщившись и снова целовал нека, касаясь пухлыми чуть искусанными губами приплюснутого носика, мягких необычных губ, пушистых ресниц, раскосых болотно-зелёных глазищ...

Неко чувствовал лёгкий привкус крови, смешивающийся со вкусом моей слюны.

Губы вновь вернулись к горячему рту, и выскользнувший язычок заскользил, обводя кончиком жала губки. Касался хищных зубов. Их острота возбуждала ещё сильней... Пальцы охотника медленно, с силой погрузились в густую рыжую гриву, скользнула на загривок. Мальчишка прогнул спину в поясе, и пенис плотнее прижался к какой-то точке внутри. Мурррашки... Кружилась голова, и Тео казалось что он провалится, упадёт в тёмную бездну — повисшую над растрёпанными головами... если Загги отпустит его. Перестанет ласкать чуть светящуюся кожу...
На плече охотника проступала тонкая, едва заметная вязь — татуировка в виде белой бабочки.

***

Обнаружив горячие когтистые пальцы на животе — Тео отстранился от его губ и выпятил живот, подставляя его ласкам, наслаждаясь чужим пульсом в глубине тела, непередаваемым чуством... заполненности. Тёмно-зелёные глаза расширились от удивления, и личико охотника приняло... какое-то детское выражение. Удивление, испуг... Он и представить не мог, что с телом можно выделывать такие странные штуки. Такое могло придти в голову только... полному психу. Тяжёло дышащее существо, пульсирующее обжигающей плотью внутри него, лежащее под ним — кто оно? Что... это для него? Привычное развлечение? Игра? Обычный ритуал для глупых мальчиков? Может быть, он насмехается над ним?..

Тео выгнулся, скрипя зубками, и готов был уже отвернуть к чертям его лохматую рыжую голову, когда странные бредовые манипуляции прекратились, и его притиснули к горячей груди — часто-часто вздымающейся, покрытой капельками сладкого пота... и Тео — плавно закрыл глаза, сжал зубы. Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт... Расплакался как девчонка... Охотник... Корпорации... Почему я полюбил его? И... полюбил ли?.. Почувствовал... что-то похоже на себя?.. Может быть, это не настоящая любовь, а... действие... каких-то веществ? Может быть... это...
Мальчишка порывисто прижался к неку, обхватил его узкими белыми руками — дрожа, всхлипывая — будто обычный мальчишка. И забыл про всё... Ему плевать... кто ты. Ему нужен был твой огонь — даже если он... всего лишь выдумал его.

Мне... было...

Короткий свист, резкий тупой удар и хруст!.. Тео бросило на огненнокожего. Несколько долгих мгновений мальчик потрясённо смотрел в глаза любовника, а потом из фарфорового носика и приоткрытых губ вырвался поток крови.

...так холодно.

Тео прижался к апельсиновому неку, и молча плакал, глядя ему в глаза — не в силах сказать не слова... царапая оранжевый мускулистый торс металлическим остриём — высунувшимся из белой груди. Из узкой спины торчало древко метательного копья. Наконечник прошёл совсем рядом с сердцем — почти зацепив его, пронзив ребристое тело насквозь. Олле открывал губы, будто бы говорил что-то, но грохочущую тишину не нарушал не единый звук.

Юный гепард, метнувший копьё, спрыгнул вниз — с трудом сохраняя невозмутимое выражение морды. Подобрал тяжёлое копьё с палой листвы, повесил на плечо чехол с запасными метательными копьецами, и не спеша направился вглубь леса. Хотелось скорее бежать в деревню — подпрыгивая на ходу, весело размахивая хвостом — чтобы сообщить радостную весть... но так делают котята, а не взрослые могучие воины. Да, отныне он воин!.. а не жалкий добытчик. Храбрый убийца охотников Корпорации.

***

Тяжелое, горячее дыхание.

Брызги еще не опали в парящую воду, когда выскочивший из источника охотник перекатился через плечо и вскочил на четвереньки — будто Маугли. Такой же растрепанный, тощий. Зверовато оглянулся через плечо.

Туда, где он был мгновение назад — врезалось метательное копьё, в каменное дно. Между ног странного существа. С виду оно напоминало начинающего спортсмена лет пятнадцати-шестнадцати — с отливающей оранжевым кожей и рыжей шевелюрой — настолько пышной, что она напоминала гриву. Из неё, к слову, торчали краешки здоровенных мохнатых ух. Не человек...

Существо окатило брызгами, совсем рядом с ним врезалось копье, а оно даже не шевельнулось. Странное лицо с чуть звериным, приплюснутым носом и раскосыми глазами смотрело с полнейшим равнодушием. Когтистая ладонь извлекла из воды метательный снаряд, и неко (похоже, это существо называлось именно так), прошептало что-то на неизвестном Теодору языке — указывая острием в сторону леса — едва различимой громады, окружившей поблескивающее озеро. Droch-am do phaisti a imirt. Его голос оказался чуть хрипловатым, и напоминал кошачье мурлыканье. Крупные раскосые глаз бесстыдно разглядывали тело мальчика, и Тео чуть порозовел от стыда и злости.

— Wild Hunt tagtha.

— Кто ты?!

Коготь указал на пах Тео. Уголки странных губ приподнялись.

— Sil.

Теодор поспешно огляделся в поисках своей одежды. Джинсы валялась тут же, неподалеку — у подножия странного строения, возвышающегося над горячим источником. Мальчик облегченно вздохнул, когда его прелести скрылись от странных немигающих глаз.

— Ты говоришь на торге?

Косматая голова чуть наклонилась в облаке пара.

— Где я нахожусь?

— Место... силы.

— Силы? Какой силы? — Охотник огляделся в поисках своего рюкзака. Оружие сейчас не помешало бы. В лесу, да ещё и ночью — когда особенно сильны духи, и шастают ночные хищники и разбойники. Тем более — в компании странного существа и невидимок, мечущих копья из темноты.

— В таких местах мы можем вселяться в тела.

Оранжевый внезапно и быстро оскалился, и охотник вздрогнул. Ему будто кошка улыбнулась.

— Я должен был быть в тебе.

Мальчик отступал всё дальше от неко, разглядывая темное строение. Зрение плавно привыкало к полумраку...
Это был огромный, исполинский трон — полуразрушенный от времени, увитый темным плющом. Древний камень покрывала глубокая резьба, прихотливый орнамент. Смутно угадываются растительные мотивы...

— Да ну? И почему же ты не во мне? — Тедди приготовился бежать. Похоже, ушастый не в себе. Не в себе... и очень опасен.

— Я... здесь. — Неко чуть выпятил мускулистый живот, погладил по нему когтистой ладошкой. — Загги забрал меня из тебя.

— Загги?.. — Охотник остановился, его била дрожь. Он сел на землю, дрожа от слабости и холода. — Загги...

— Твоя последняя цель. Задание — быть рядом с ним, и ничего не предпринимать...

Неко выловил рыбку из чуть парящейся воды — быстрым, почти неуловимым движением , и проглотил живой, не разжевывая.

— Что... со мной происходит?

— Это программа. Память возвращается... Твои хозяева вложили в тебя конвертики. Они раскрываются, и звенит телефон... Да, Тео?

— Ха... хах...

Тяжёлое дыхание. Тяжёлое, горячее дыхание...

Мальчик дрожал всё сильнее, прижимаясь к земле. В горле пересохло, в груди разгоралась пламя... и будто бы шевелились чьи-то пальцы.

— Флёра ты упустил. Грифон стал Охотником, тебе он теперь не по зубам. Ты отлежался пару часов в лесу, вкалывая в себя лошадиные дозы. Потом сработала следующая ступень. Корпорация направила тебя сюда — к Трону. Над ним выстроили этот нелепый дом. Ты... ты слушаешь меня?..

— Ха... жа... жа-арко... хах...

— Апельсиновый неко — очень умно придумано. Нужно особое, необычное соитие, чтобы слабая плоть могла принять дух... Но что-то пошло не так, и он вытянул меня из твоего бледного тельца... Итак, кто у нас следующий?
Когтистая рука приподняла трезвонящий мобильник, лежащий рядом с белокожим.

— Кто следующий? Кто в конвертике?..

"Загги" приложил трубку к уху охотника, и тёмно-зелёные глаза широко распахнулись. Из темноты вышел высокий, крепко сложенный темноволосый парень. Выглядел он как человек, но двигался слишком легко и плавно для человеческого племени. Парень посмотрел на него тяжелым взглядом мутноватых глаз...

Кусочек льда коснулся чуть потрескавшихся губ, и Тео глубоко прерывисто вздохнул, выходя из полусна-полубреда. Заложенная в голове программа раскрылась, открывая новую цель.

— Революционер Данте. — прохрипел охотник, не открывая глаз. — Териантроп.

Белая ладошка скользнула на горячие пальцы — лежащие на узком бедре. Накрыла их. На бледной, матовой коже поблескивали капельки горячего пота. Олле открыл глаза, увидел склонившегося над ним... и слабо улыбнулся.

— Загги... — прошептал мальчик. — Загги. Мой неко.

***

Нагота Загги, как и в первый раз!..

Медленное сердце забилось быстрей. Темные зелёные камешки глаз скользят — почти ощутимым взглядом — по великолепному телу, собирают образ из множества соблазнительных деталей. Ямочки повсюду, на щеках и над округлой попой, соблазнительные изгибы икр и талии, апельсиновая кожа всех возможных оттенков — на скулах, коленях, пятках и между ног. Охотник тихо вздохнул, прикрыл глаза. Теплый, напоенный непривычными ароматами воздух течёт, как медленная река — вдоль хрупких бумажных берегов, стекает с прочных кедровых ветвей. Этот дом, он слишком реальный, чтобы быть иллюзией. Гладкая, обжигающе горячая кожа коснулась белого, быстро остывающего тела. Олле смешно сморщил тонкий нос, когда по лицу прошелся шершавый язычок.

— Не надо... — Тихий хрипловатый смешок. — Перестань.

Сон про Загги и трон под домом — уже не помнился. Вместо этого наружу выдавливался кошмар. Высовывался, как металлическое острие — из белой ребристой груди, раскрывал тонкую кожу цветком. Это лишь сон. После таких ран не выживают. Чудесный мальчик-кот прижался к тугому плечу, забирал мысли и страх — будто питающийся ими демон. Тео наслаждался горьковатым потрескивающим ароматом твоего огня — приятно обжигавшим холодное тело. Что с ним произошло? Я заболел? Неко... добавил что-то запретное в тот чай? Какой-то наркотик, привычный для оранжевого тела...

Охотник вздрогнул — воздух коснулся кожи, и слабо улыбнулся, когда его принялись обнюхивать — горячим, чуть шевелящимся носиком. Хотелось приласкать котёнка, но сил хватило лишь на то, чтобы зарыть пальцы в тёплую гриву.

— Расскажи мне что нибудь, Олененок.

О чём? О моей охоте? Об неудачном поединке с Флёром?.. Может быть, попросить у тебя помощи? Натравить тебя на грифона? Ты не откажешь, знаю. И мы вместе... убьем его. Его... и милую Сати — за то, что увидела мой страх.

И... и...

Данте.

— Хочешь, расскажу тебе про наш мир? Мне рассказала об этом старая лисица из леса. Ведьма была очень умной — едва не сбежала от меня...

Помолчал, перебирая тонкими пальцами в густом водопаде твоих волос, аккуратно почесывая за большим подвижным ухом.

— Бог-создатель покинул нас — оставив нам свои мысли. Они... как множество лучей, опоясывающих Мир. Как сеть.
Тяжелая сфера медленно проплывает на их головами, и белый пальчик касается пушистого слоя облаков. Темные глаза становятся ярче, приобретают голубовато-зеленый оттенок. По гладкому личику скользят пестрые блики. Тедди восторженно улыбается своей фантазии.

— Любой может уйти к краю мира, и выйти в Сеть. Попасть в поток. Стать создателем... — Над поверхностью планеты взлетает крошечная фигурка, исчезает в светящемся сплетении. — Но не каждому улыбается удача. Многие создают пустые, никому не нужные мирки.

И вот, однажды, одна девушка решила создать этот мир — простой, примитивный, созданный для любовных утех. Девушка сделала город и лес, и два народа, живущих в них. Племя и горожан — живущих рядом с друг другом. Позже появились и другие города, но началось всё с Гринворта.

Такой мир не мог существовать, народы быстро перемешались бы, и получился бы обычный, скучный мирок... но этого не захотели духи. Злым нравилось, что дикари поклоняются им, а добрым — то, что они живут в единении с природой...

И ещё — это очень понравилось горожанам, и они основали Корпорацию, захватившую власть в Гринворте. Дикари стали идеальным сырьем... Органы для трансплантации, подопытные для опытов... и многое, многое другое. Говорят, что некоторые духи поддерживают Корпорацию, и сотрудничают с ней, чтобы поддерживать баланс — между миром и войной. Потому что иначе... им становится скучно.

Теодор помолчал, будто задумавшись, и через несколько минут — тихо, уютно засопел, пригревшись у бока оранжевого кошака. Уснул с легкой улыбкой — на безжалостной белой маске. На мордашке уставшего, но счастливого мальчишки.

***

Неко лёг к мальчику, но там не ждала мягкая податливая тушка, нет. Объятья гладкой мраморной статуи. Тео обхватил нека узкими сильными руками и длинным ногами. Его лицо ничего не выражало, по пухлым губах скользила лёгкая улыбка.

Он не дышал.

Несколько секунд Теодорос молчал, всё сильнее сжимая свою добычу, приподнимая над собой — почти до боли, впиваясь холодными пальчиками в оранжевую плоть. Какое-то мгновение казалось, что Тео сейчас сожмёт объятья, ломая кости неко, но он расслабился.... и тихо вздохнул, будто бы вспомнив того, кто посмел лечь к нему в постель. Прикоснуться к нему, как к своей игрушке.

— Охотники рассказывали мне про любовь. — едва слышно прошептал Тео, касаясь губами пушистого уха, оплетая гладкими ногами твоё горячее тело, раскрываясь... прижимаясь пахом к твоей возбужденной плоти. — Настоящая любовь всегда оканчивается смертью — так они говорили...

В глубине леса будто бы вспыхнул свет, но охотник не заметил этого, продолжая рассказ. Хрипловатый шёпот пытался проникнуть в сознание неко. Охотник пытался увлечь любовника за собой, ввести его в транс — так, как учили его в Корпорации. Повторял одни и те же слова в нужной последовательности, и смотрел, смотрел в странные раскосые глаза, прижавшись скрытым тёмными прядями лбом...

Вскочил с матраса, выскользнув из горячих объятий, и через мгновение был уже на крыльце. Обнажённый, напрягшийся — как туго натянутая тетива. Несколько секунд молча смотрел в глубину леса — тяжело дыша, испуганный, переполненный чувствами... Безумный.

Потом он побежал.

Белоснежное тело олененка мелькало между тёмными деревьями, отражая лунный свет. Узкие сильные ноги почти не касались предательски торчащих корней, поваленных, поросших мхом стволов, холодной палой листвы... Упал на колени, вдыхая запах крови. Тут убили кого-то, убили несколько часов назад. Жутко, безжалостно — щедро забрызгав уже высохшей кровью молчаливо стоящих свидетелей. Кто? Когда? Пока я был без сознания?..
ЗАГГИ.

Тео быстро нашёл свой школьный рюкзак, присел над ним — напрягшийся белоснежный комочек мышц. Вынул крупнокалиберный револьвер, быстро осмотрел его и проверил, есть ли в нём патроны. Вынул из рюкзака смену одежды — свитер и джинсы, и быстро натянул их, поглядывая в сторону светящегося дома, казавшегося отсюда — хрупкой новогодней игрушкой. Уже на ходу закрепил ножны армейского ножа на узком бедре, натянул дурацкие пилотные очки с цветными стёклами. Улыбнулся...

И медленно пошёл обратно к озеру.

Теперь это был не неуклюжий оленёнок, бегущий в ночь, а безжалостный охотник, влюблённый в свою жертву. Теодорос двигался плавной, танцующей походкой. Неко не было видно, но Тео не рассчитывал, что тот всё ещё в доме. Кошак не похож на дурака... Мальчишка сплюнул в чуть парящее я озеро, и пошёл вдоль берега, легко удерживая оружие в вытянутой руке. На всякий случай белокожий ожидал, что жертва выпрыгнет из воды, но это было сомнительно — кошки ненавидят воду. До веранды оставалось всего несколько шагов, и Тео проверил, как закреплен нож на бедре. Осторожно, и почти бесшумно приближался, целясь сквозь бумажную стену — туда, где лежал неко, когда Олле выскочил из дома. Маловероятно, что Загги всё ещё там, но мальчик был готов выстрелить на звук, едва послышится шорох.

***

Всё встало на свои места. Нет никакого Загги. Нет никакой любви, про которую талдычили, насмехаясь, старшие охотники. Есть добыча. "Апельсиновый неко". Достать живым не получилось, значит, приволоку тушку за хвост. А потом грохну Данте. И Сати...

Тедди кинул в рот пластинку жвачки, и довольно улыбнулся. Он больше не будет ныть, как девчонка. Не будет чувствовать себя слабым полом, теплой игрушкой в когтистых руках...

В нос ударил запах благовоний, чуть закружилась голова. Умный ход. Подстраховался на тот случай, если у охотника модифицированное чутьё. Под узкой босой ступнём тихо скрипнул настил. Бумажный дом, казавшийся таким уютном несколькими часами ранее, сейчас навевал жуть. Казался полупрозрачным призраком настоящего дома, светился неярким светом.

Как действует его природное оружие? Лишь прикосновением или он может воздействовать на расстоянии? Рискованно, до чего же рискованно. Здесь нужна как минимум снайперская винтовка. Но объект может уйти, пока смотаешься за ней в арсенал...

Вошёл в дом, чуть пригнувшись, вытянув монструозный револьвер в обеих руках. Босые ноги плавно скользили по гладким доскам. Взгляд из под пестрых стекол метнулся в стороны, по привычке. Нет, неко здесь один — хотя происходящее отчётливо напоминает ловушку. Светящиеся кружки очков повернулись к неко. Загги сидел неподвижно, словно изображая какое-то кошачье божество. Да, он был красив, привлекателен сейчас, но это больше не интересовало мальчишку. Теперь Загги лишь кусок мяса...

Потянулся к ножу, не отрывая взгляда бликующих оранжевых стекляшек от треугольного личика "божества" — за гудящим полупрозрачным облачком призрачных насекомых. Медленно вытянул его.

— Ты не вооружен. Нечестно. — охотник выдул пузырь из жвачки и громко лопнул им. В медленном голосе не было насмешки. Ничего не было. — Вот. Держи мой нож.

Медленно поднял армейский нож в левой руке, продолжая целиться в кота, в выпуклую грудную клетку — изрисованную легкими тенями от крыльев. Бросил его, и тяжелый клинок полетел, чтобы вонзится в пахучие доски рядом с львиным хвостом. Одновременно палец потянул спусковой крючок. Тео целился в его сердце...

Старый прием. Отвлечь внимание. Лезвие вонзится в пол, и одновременно раздастся оглушительный выстрел. Что будет потом, Теодор не знал. Может быть, он застрелится... может быть, вернется в казарму, как ни в чём не бывало. Оленёнок не знал...

Глаза расширились за стеклами нелепых очков, и мир взорвался.

***

Холодная податливая кукла в горячих руках, охотник в руках жертвы. Вновь золотые пальцы бесстыдно обнажают, согревают расслабившегося (наконец-то), ласкают жгуты и ленты мышц, скользят по хрупким выпуклостям костей и маленьким сосочкам, по ребристой груди — там, где подрагивает, пульсирует неестественно белая кожа. Чуть улыбаются пухлые неподвижные губы. Олле в глубокой отключке. Тео в полной жопе... Ведь ОНИ слышат и видят — всё. Чудо-доктора не нашли стальных насекомых в белой плоти, и ОНИ спешат, спешат сюда. Над темным лесом скользят тяжелые тени. Корпорация зря пожертвовала апельсинчиком, Загги погиб ни за что. Дух не смог влиться в Олле, не смог сделать его Одержимым. Дикая древняя Охота, охота заигравшихся демонов — не началась...
Но оказалась успешной охота маленького охотника.

Олле и Загги не было в этом мире, жизнь ушла вперед. Остался лишь мёртвый, великолепный неко и его игрушка — безжизненная красивая кукла в ласковых лапках. Проходят фальшивые минуты, и время выталкивает их в реальный мир. Туда, где странный ветер не даёт приблизиться металлическим стрекозам, не дает сесть возле домика — туда, где валяется оранжевый труп. Туда, где горячий живой неко в странном бумажном доме — со своей любимой игрушкой, и закованные в броню фигурки врезаются тяжелыми телами в ветви, вбивают палую листву между деревьями. Вертолеты не могут приблизиться, и десант падает в лес. Слаженно бежит к озеру — будто части одного большого организма. Как огромная хищная многоножка — тяжело катятся солдаты к слабо светящему домику.

Тео открыл глаза, и посмотрел над парящейся гладью озера...

Из леса выбежал человек в броне и шлеме со стеклянным забралом. Оружие было в закованной в броню руке, но человек не целился из него, и словно забыл про него вовсе. Следом выбежали ещё трое. Солдаты крепко обнимали друг друга, словно любовники. Всё новые и новые воины выбегали к берегу озера, прижимаясь друг к другу — по двое, по трое или поодиночке. Некоторые несли товарищей на плечах, кто-то тащил товарища на руках, кого-то волокли за ноги. Странные объятья смыкались, и фигурки солдат соединялись с друг другом в самых причудливых позах. Всё новые и новые участники абсурда присоединись к общему слиянию. Куча шевелящихся тел растет, хрустят ломающиеся кости. Звучат короткие вскрики боли, ломаются стеклянные забрала...

Конструкция из тел, плавно возвышающая над озером — постепенно приобретала форму, и вот последний солдат влился в общие объятья, и огромное чудовище из живых и мертвых тел, похожее на змею, плавно поползло обратно в лес, хрустя костями, чавкая плотью, оставляя за собой обломки брони, экипировку и оружие. Сливавшиеся в одну массу солдаты скрылись в лесу. Висящие над лесом вертолеты опускались в тёмные кроны, сплетаемые ветвями, облепленные листьями, ковром шевелящихся насекомых. Последний стон втянулся в лес, растворился в тишине.
Но охотник уже не видел этого.

Мальчик смотрел на своего оранжевого Загги, любовался игрой теней на барельефе мышц, наслаждался теплом коготок на своём теле. - Я же убил тебя? — тихо прохрипел Тео — сорванным от воплей голосом. — Что ты здесь делаешь?..

***

Теодор почти возмутился. Когда охотник стрелял в кого-то (в упор, блин!), этот кто-то откидывал копыта (ноги, лапы, коньки, костыли), осечек никогда не случалось! А этот хвостатый чертяка вот так вот легкомысленно... Фух! Рыжик бесцеремонно оседлал его, и все заготовленные слова вылетели вместе с выдохом. Тяжесть упругого тела на бедрах... Руки Тео сами собой скользнули по золотистым бедрам.

Ушастый мальчишка продолжал беззаботно болтать что-то, и казался сейчас сущим ребенком... несущим веселую чепуху. Именно так мрачный мальчик Олле и представлял себе болтливых вредных детей. Коготок полоснул по голому животу, и Тео возмущенно дернулся. По тонкой коже будто молния стрельнула! Проняло аж до самой...

— День нерождения? — тупо повторил последнее, что услышал Тео, — и вновь расслабившись, продолжил ласкать мягкие бёдра... чувствуя, как плывёт крыша. Похоже, рыжая сволочь снова использовал какие-то штучки... с химией или как он там это делает. Тепло его тела наполняло мальчишку, будто переливаясь из него, как из одной ёмкости в другую. И одна из этих ёмкостей быстро увеличивалась в размерах...

— Пряников хочется...

— Пряников?

Тео заморгал. Похоже, нек пытался отомстить ему, высушив ту половину мозгов, что не успели сожрали в Корпорации — с лучком и зеленым горошком. Дряб! Олле дёрнулся, спасая носик от острых кошачьих зубов. Олле уже мало что интересовало, кроме горячей задницы, усевшейся прямо на его... тело, но нос... нос ещё был нужен... Твою кошачью мать... У Тео стояло так сильно, что это почти пугало.

— Cxодим в город за пряниками, умррр?

— В гоород? Но... но меня там могут узнать.

Но неугомонный рыжик уже позабыл про пряники, вцепился в гладкое белое личико и так глянул, что Тео захотелось врезать по яйцам и сматывать. Всё время забываешь, какая он зверюга... особенно, когда по тебе елозит задница. Тепло, распространяющееся от неко, перешло в сладкий жар, и охотник просто таки плавился под ним... Уже мало что соображая...

— Не пугай меня больше.

— Не буду. — покорно согласился белокожий, глядя на него влюбленными глазами. ТЫК! Когтистый палец ткнулся под ребро.

— Ой!

Охотник немного пришёл в себя от боли, но сильные руки уже тянули на себя... Только этого Тео и ждал — когда окончится этот трёп. Олле судорожно стаскивал с себя джинсы, клацая пряжкой ремнём и цепью о настил — одуряюще пахнущий свежим деревом, прижимая Загги к полу всем телом. От Загги исходил тот же самый, ни на что не похожий аромат, появляющийся, когда неко возбуждался... Несколько судорожных движений, и из-под джинсовой ткани показалась упругая белая попка, джинсы соскользнули с ног. Твёрдое тело охотника плавно изгибалось, текло как белое молоко, застывало, как тёплый мрамор, когда напрягался. Ему отчаянно хотелось попробовать оранжевого на вкус, и Тео прильнул лицом к вздымающейся, вибрирующей груди — щекоча обнажённую кожу космами, стиснул ладонями полоски мышц на его рёбрышках, и жадно лизнул оранжевую грудину, между пластинами мышц. Неумело, но жадно вылизывал и целовал своего кошака, слизывал влагу, выступающую из любимого тела. Изучал губами и языком строение дрожащих мышц, ласкал и ласкал извивающееся тело.... скользнул кончиком языка в пупок. Сильные, тонкие пальцы судорожно скользили по раскалённым оранжевым бокам и бёдрам. Попробовав вкус оранжево-золотистого живота, Тео обезумел и поднялся, встав на колени, навалился на хвостатого пацана, и крепко держа его, впиваясь ногтями в бедро, направил себя, нашёл истекающей соком головкой вход... и вклинился с яростным воплем — будто вонзив лезвие во врага. Задохнулся от охватившего его жара... Сегодня Загги был ещё горячее внутри... чем в прошлый раз. Это было почти нестерпимо... и сладко.... Тео задвигался, вбивая неко в пол, и казалось, что тело апельсинового неко светится в полумраке — оранжевым жаром горящего в нём огня.

***

Первый же удар — в сухой, неподготовленный "бутон" — пронзил его на всю длину "клинка", и Тео оглох от душераздирающего вопля. Но отчаянный вопль не вызвал в нём никакой жалости, и мальчишка задвигался с такой скоростью, будто ему отдали его злейшего врага — всего на пару минут... разрешив лишь изнасиловать его. Каждый удар сдвигал гладкое безволосое тело по полу бумажного домика — сжавшееся под его ударами в подобие скульптуры из живого металла. Загги впился выпущенными когтями в соломенное татами, и Тео сильнее сомкнул пальцы, вонзил ногти в истекающие влагой бёдра. Изогнутый белоснежный орган всё быстрее вклинивается под бьющийся хвост. Трудно описать, что творилось в этот момент в голове Олле.

Апельсиновый неко был лишь игрушкой для него. Был... Любимой игрушкой, которую не хотелось ломать (и он всё же сломал её, глупый безумный ребёнок). Кошак... был для него странным, пугающим, нереалистичным существом — привратником у входа в новый, безумный мир... населённый мальчиками, ищущими нежность в мужском. Загги. ЗАГГИ...

Яркий, болезненно притягательный, с какими-то безумными ушами и хвостом. Яркая, броская шизоватая картинка... Стала реальностью. Двигаются тугие мышцы — под горячей, чуть ли не парящейся кожей — отливающей всеми оттенками оранжевого и золотого.

Вопли и стоны срываются на звериные крики и кошачье урчание. Разрываются распахнутые губы, и я вижу острые зубы, "кабаньи" клыки, шершавый язычок, стекающую струйкой слюну... Твое тело настоящее, и даже хвост кажется вполне естественным продолжением круглой попы. Твое тело прогибается подо мной, вздымается грудь. Ребра растягивают плоть, и я вижу все складки великолепной кожи, чувствую двигающуюся под ней кровь, и это сводит с ума!.. Я вижу, как натягиваются и сокращаются великолепные мышцы, изменяется форма глубокого тёмно-оранжевого пупка. Ты реален и ощутим, мой оранжевый кот! Ты не плод моей больной фантазии...

Ты реален, как моя собственная кожа, как моя белая плоть — трущаяся гладким мрамором об ТЕБЯ. Вбивающая в ТЕБЯ — всей моей тяжестью. Наполняющая ТЕБЯ мной!! полностью, без остатка... Почувствуй! Почувствуй меня... Я буду трахать тебя. Трахать тебя так, чтобы ты запомнил меня. Я не хочу быть очередным мальчиком, которого ты забудешь... когда разлюбишь. Я хочу... Я хочу чтобы ты запомнил меня!!!!!

Раскалённые когти словно бы распороли грудь, вонзились в твёрдую мраморную попку, неутомимо и мощно двигающуюся — меж широко раскинутых огненных ног, и тяжело хрипящий Тео совершенно, полностью обезумел — как белый оленёнок — в которого вонзил когти лев. Лохматую голову покинули все остатки человеческого и разумного. Ногти глубоко вонзились в оранжевые бёдра, раздирая в кровь источающую дурман кожу. В нос ударил запах крови... крови Тео — набухшей неправдоподобно яркими каплями на матово-белой груди. И через мгновение её залил горячей поток чужого семени... Бездна, как же её много!... и она... на мне...

Удар! Удар!! Удар!!!..

Бешено колотится сердце, бьется горячая кровь под нежной кожей, вбиваются бедра в ягодицы, часто-часто сокращается простата — в шелковистой, невыносимо горячей и сладкой глубине, и давит, давит! на мою безжалостно вклинивающуюся плоть. Лицо Тео, облепленное мокрыми от пота — хоть выжимай — прядями, исказилось и он задвигался... судорожно, беспорядочно, и на словно накатывает уже неостановимая тёплая волна, наполненная тысячами иголочек... это уже не прервать, даже если захочешь! И он продолжал вклиниваться, вонзаться! Чувствуя, что неко вновь подходит к пику... и... Словно бы ударила молния! Расколов на части! Пронзив насквозь!..

Тео выгнулся, распластался на хвостатой добыче — стиснув её чуть ли не до хруста, и моя дергающаяся, пульсирующая плоть извергалась в жаркой глубине тела — там, где зарождается пленивший меня огонь... Поделись им, Загги. Поделись им со мной. Согрей... меня... Тео почти потерял сознание, распластавшись на горячем, липком от терпко пахнущего семени, пачкая своей кровью. Прижался щекой к груди, обжигая мехами лёгких. Укрыл огненную кожу мягкими спутанными прядями. Дрожащий, будто только что из зимней реки. Задыхающийся... безумный (теперь уже окончательно.. хоть санитаров вызывай) счастливый. Олле хотел кричать, шептать, повторять миллион раз, что любит, но не было сил произнести хоть слово... Олле отдал тебе всего себя, без остатка. До последней капли...

Чуть позже, кое-как отдышавшись, немного придя в себя прохрипел едва слышно. Мы отметим его, этот твой День. И сходим за пряниками... Бездна! Я перебью весь город, если понадобится!.. но ты их получишь. Ты получишь всё, что я смогу тебе дать..

***

Сладко ныло в опустошённом прижавшемся к горячему мешочке, гудело кровью в расслабляющихся мышцах, и Теодор постепенно успокаивался. Ярость уходила. Пухлые губы приоткрылись, тихо произнесли что-то... и слова заглушил прокатившийся над домиком гром. Тео глубоко вдыхал необычные, непривычные, приятные ароматы — смешивающийся с наэлектризованным, чуть потрескивающим воздухом. Как он раньше жил без этого? Наверное, нет во всем мире ничего более приятного, чем вот так вот лежать на своем мальчике... Но при условии, чтобы он не такой же костлявый и твёрдый... как ты сам. Он должен быть, как Загги! Упругий, мягкий, уютный. И ещё у него должен быть хвост. Да-да, твою мать, у него должен быть хвост. С кисточкой... Тео потерся щекой об влажную, убийственно приятную кожу, и даже не вздрогнул, не напрягся, когда неко прикоснулся к нему. Олле привыкал к нему, привыкал...

— Не надо никого рвать, мы просто пойдем и я напеку пряничков, аха?

Тео состроил удивлённую мордашку. Как это не рвать? Но тут же позабыл про это...

— Ты умеешь печь пряники? А я вообще не умею готовить! Только яичницу. Но зато всякую разную — яичницу из одного яйца, яичницу из двух яиц, яичницу из трёх яиц... — весело перечислял мальчишка...

— Ты... любишь когда тебя украшают? Я тебя украшу, если потерпишь.

Тео чуть нахмурился. Да я тебя сейчас сам так разукрашу — мама не узнает... Тео собрался уже надуться и встать с него, но тёплые губы заставили передумать. Зажмурился, и через секунду обнаружил, что его подняли и рассматривают. Посмотрел букой. Врезать тебе, что ли, по смазливой, веснушчатой... Но его вернули назад, на мягкое, уютное, и мальчик решил сменить гнев на милость. Нет, не буду пока бить. Может быть, чуть позже — врежу тебе пару раз. Исключительно по любви.

— Пойдем мыться?

Тео полежал еще немного, не желая вставать с него. Хотелось прицепиться к Загги, как коала к мамаше, и висеть на нём, всё время. Олле плавно изогнулся, будто в танце, и сел на него верхом, упираясь ладошками в грудь.

-Мыться? — Мальчишка лукаво улыбнулся, облизнул тонкие пальцы.

— А я думал... кошки умываются языком.

Гладкая фарфоровая маска плавно опустилось к груди неко — выпуская острый язычок, и Тео медленно провел им по кровоточащим царапинам — на соблазнительных оранжевых мышцах... Тихо рассмеялся. Вспорхнул с неко, выскользнул на веранду, молнией долетел до озера — вновь парящегося в холодном воздухе, и вонзился в холодную воду. Тёмное небо раскололось ослепительной трещиной. Вынырнул — оглушительно, радостно крича, и хлынул ливень. Наплескавшись вволю, безумный, ледяной, белый, как снег мальчишка нырнул обратно в домик, и затряс своими космами — отряхиваясь, как дикий зверёныш.

***

Звонкий радостный смех тонул в стене дождя, и чем больше шелестящая завеса разделяла их, тем тише он становился. Крупные, немного навыкате зелёные глаза неотрывно, не моргая следили за красивыми, пластичными движениями ног, жадно смотрели на меняющуюся форму ягодиц, на покачивающийся, истончающийся к кисточке хвост. Тео вновь почувствовал возбуждение и... возвращающийся страх. Почему неко с ним? Не нашёл никого лучше? Неужели этот мир настолько пуст... что не нашлось никого лучше глупого охотника? Не способного связать нормально даже даже пару слов...

Рыжий побежал, и женственное личико исказилось. Вспыхнувшая молния отразилась в расширившихся глазах. Мальчик дёрнулся, каким-то чудом не рванув следом. Неко не знал, что творилось в голове психованного тина... Охота не завершилась. Никто не отдавал приказа на завершение. Охотник судорожно выдохнул, приказал себе расслабиться. Ещё раз посмотрел на отмывающегося рыжего чистюлю. Округлые плечики, окружённые ореолом разбивающихся капель — трогательно приподняты над кипящей холодной водой.

Обнажённый мальчишка выставил узкие руки в стороны, и прошёл по комнате, шагая по квадратам татами — будто по канату. Одно лёгкое движение, и Тео встал на руки — легко и непринуждённо, как кукла на веревочках. Несколько раз приподнялся, отжимаясь, встал на ноги — на ту же линию "каната". Босая ступня опустилась рядом с тяжёлым лезвием, и лёгкая улыбка соскользнула с пухлых губ. Быстрый взгляд на школьный рюкзак.

Тео спрятал в него клинок и револьвер, вынул футляр с инъектором, и успел сделать себе укол и спрятать всё, прежде чем неко зашёл в дом. Что это было? Стимулятор? Эссенция, усиливающая регенерацию? Никто не говорил этого, повторяя лишь, что Теодор умрёт, если откажется от инъекций. Мальчик улыбнулся, блеснул острыми зубками, потирая плечо. Застегнул рюкзак, и встал.

- Всё врут про кошек. Языком не умываются, воды не боятся... Ап! Апчхчи!

Тео любовался неко, смотрел как капельки воды стекают по соблазнительному свежему телу, пока его вытирали — как маленького. С наслаждением вдыхал его запах... Никто никогда не делал так. Это было так необычно... и трогательно...

Одежда валялась у стены, и тин лишний раз порадовался, что носил немнущуюся одежду. Охотник быстро, по-военному оделся, двигаясь чётко и ровно, как хорошо отлаженная механическая кукла — белая, гладкая игрушка для убийства... и любви.

- А зачем нам идти в город? Ты же сказал, что умеешь печь пряники сам. Я запутался.

Тео умолк, оказавшись в объятьях. Немного растерянно улыбнулся, и крепко обнял его в ответ. Помолчал несколько минут, поглаживая кота по пышной гриве, и... что-то стучало в груди.

***

Олле, смеясь, вытер умытое по-кошачьи лицо, и...

— ЧТО? Беременный?..

Охотник встал на месте, как вкопанный. Растёпанные волосы чуть зашевелились, приподнимаясь. Несколько секунд Тео смотрел круглыми глазами на веснушчатое личико любовника и... рассмеялся.

— А, ясно... Конечно, Загги, конечно. Можешь на меня рассчитывать.

Тьфу, какая глупая игра. Как девчонка.

— Пошли, — кивнул Тео радостно, и шагнул за порог, всей грудью вдыхая пронзительно чистый, свежий лесной воздух.

— Наш принц.

Тео почти не изменился в лице, лишь чуть сильнее сжав узкую горячую ладошку. Что это?! Побочное действие укола? Великан склоняется в низком поклоне. Чудовище напоминало мощного человека без кожи, мышцы и жилы заменяло живое дерево и сплетение зелёных веточек. Рядом с домиком стояла целая толпа таких же лесных чудовищ. Выстроившись ровными рядами, они пропускали взявшихся за руку мальчишек. Склонялись в низких, почтительных поклонах. Чуть дрожащий Тео сжимал когтистую руку друга. Громадные улитки; уродливые гномы; жабы в человеческий рост; тонкие, хрупкие как богомолы существа с какими-то полупрозрачными шарами в руках — похожими на увеличенные капли воды. От многих разило кровью; на когтях, когтях и на шипах брони виднелись фрагменты тел, в них узнавались остатки формы солдат Корпорации... Загги ничего не видел и шёл, как ни в чём не бывало.

— Наш принц.

— Благодарю...

— Не оставляйте нас.

— Спасибо за угощение, ваше величество.

— Возвращайтесь скорее.

Да провалитесь вы в бездну!..

Тео улыбнулся своему кошику, и расслабился. Плевать на глюки. Две гибких фигурки, оранжевая и белая, скрылись в колдовском лесу.